Королевский тюльпан. Дилогия (СИ) - Лебедева Ива

Наших в оцеплении на пустоши не осталось. По деньгам их обидели — оказалось, они были должны убивать лепесточников и показывать их тела. Поэтому вчера во всех кварталах наши ребята ворчали на Ухо и других капитанов, втянувших их в дурную игру без оплаты. Кто постарше говорил: «На лепесточников охотиться — не к добру, радуйтесь, что пустым карманом отделались».

Под вечер стало известно, что люди Уха напали на меня в салоне Испытания добродетели, но я убил напавших и ушел. Братство разделилось: одни обвинили меня, что я поссорился с властью и этим навлек беду на всех, поэтому меня надо изгнать не только из маршалов, но и из Братства. Другие, наоборот, утверждали, что надо выбрать опять. Вспоминают, что Ухо тоже участвовал в выборах и, хотя проиграл, теперь должен стать временным маршалом. Самого Уха не видно — он засел в своем квартале и чуть ли не открыто обещал тысячу золотых за мою голову.

— Всего-то, — усмехнулся я, покачав своей драгоценной головой. — А он, когда обещал, говорил «кроме»? Например, «кроме стриженой головы»?

Терсан секунду недоуменно смотрел на меня, потом тихо расхохотался.

— Нет, — подавив смех, ответил он, — не говорил, но ему и без «кроме» не верят. Зато все видят, как Ухо боится. Уже посылали гонцов, звали в башню, но он не хочет идти, говорит, что приболел.

Я понимающе усмехнулся. Вот чего особо не хочет сейчас Ухо, так это оказаться в одном зале со мной на глазах Братства. Неважно, кто кого будет обвинять, зато понятно, чем закончится наш очный спор: «вынь клинок, если ты не крыса». Останусь я маршалом или нет, но через минуту Ухо будет нашинкован на двадцать крысиных ошметков.

Вот только мне не нужна его мертвая туша. Или нужна, но потом. Сейчас — Алина. А эта тварь — единственный мостик.

— Брат маршал, — несмело продолжил Терсан, — вам лучше сходить в башню и все объяснить. Причем всем, а не капитанам. Ребята попроще говорят: хоть он и чудак, лучшего нам не найти.

— В башне появлюсь. Если буду жив, — уточнил я. — А пока мне надо поговорить с Ухом. Убивать его не стану, если сам на меня не кинется. Терсан, ты признаешь меня маршалом?

Повисла тишина, как и положено в ночь, перевалившую на вторую половину. Мне стало жаль мальчишку, который оказался перед нелегким выбором. Впрочем, мне самому легко, что ли?

— Да, брат мар, — наконец тихо сказал Терсан, — я с тобой. Если ты не собираешься нанести вред Братству.

Бывают секунды, когда врать не то что не хочется — невозможно. Я взглянул в глаза Терсану:

— Мне нужно спасти любимую женщину. Для меня сейчас это главное. Ради нее я готов отказаться даже от мести. Ты понял?

— Да, — вздохнул мальчишка.

— Тогда за работу. Если бы я знал Ухо чуть хуже, то назвал бы тебя счастливчиком на тысячу монет. Но эта крыса способна только обещать.

Терсан вздохнул и мы отправились на Огородный рынок. Пару раз замирали, пропуская патруль. Перед входом остановились и почти сразу встретили того, кого надо, — земледельца из предместья, выехавшего глухой ночью, чтобы доставить свой немудреный товар перекупщикам и уехать из Города до того, как взойдет солнце и каждую повозку оштрафует стража.

— Дядюшка, вы согласитесь поработать извозчиком за две монеты? — вежливо спросил я.

Узнав, что монеты золотые, огородник обрадовался так, что лицо чуть не засветилось в ночном мраке. Чтобы поберечь лошадку, я прибавил мелочи, мы выкинули половину товара, на радость еще спящим рыночным нищим, и двинулись в путь. Терсан указывал дорогу, я лежал среди овощей и зелени, похрустывал свежей морковкой и чувствовал, как приятно ноют ноги, натруженные за день и ночь. Парочка еще не до конца увядших бутонов обещала мне несколько часов надежной дыхалки.

Спать не хотелось совершенно. Или все удастся, или я погублю себя, — не в счет, — мальчишку и смиренного растителя редиски.

И главное, некому будет спасать Алину.

Сквозь щель между кривыми досками я видел приближающийся трактир. Видел, как задремавшая стража пробудилась и шагнула к возку, не понимая, что здесь нужно овощеводу. Я видел, что привстал даже «пьяница».

— Позовите капитана, — бодро сказал Терсан. — Подарок за тысячу монет.

— Откуда он у тебя? — спросил страж.

Лейтенант отвечал, что дважды объяснять не будет, скажет лишь хозяину.

Судя по шарканью, появился сам Ухо. Подошел к возку.

— Не тысяча, а тысяча пятьдесят, — пояснил Терсан. — Наш бывший маршал поссорился со стражей, уложил двоих, но сам наткнулся на клинок. Я выкупил тело и сразу направился к вам.

А мальчишка-то актер!

— Фонарь! — распорядился Ухо. — Э, я же говорил про голову, а он у тебя при голове. Лады, пятьдесят тебе возмещу… Э…

Я заранее подготовил пару шуток, но решил поберечь силы. Поэтому «ожил» безмолвно — спрыгнул с повозки с двумя клинками в руках.

«Пьяница», замыкающий страж, видимо самый опасный, получил для общего вразумления по горлу, причем левой рукой. Еще один подручный Уха, с фонарем, отделался длинным, но неглубоким порезом, надолго выводящим из строя.

Теперь мне была нужна левая рука. Ее я освободил, метнув клинок в стражника с левой стороны, — даже если выживет, теперь ему точно не до меня.

Свободной рукой я схватил за шиворот Ухо и провел большим клинком по щеке, после чего упер острие в горло, еле-еле сдерживая желание нажать сильнее.

— Моя голова без рук пока не обходится, — заметил я. — Попроси своих не дергаться.

Замечание было нелишним. Еще один, не задетый, подручный выхватил свинцовник, но Терсан вонзил ему в плечо клинок.

— Стойте, парни, — прохрипел Ухо. — Если он меня убьет, кто вам заплатит?

Парни окаменели. Терсан с интересом глядел на меня — что дальше?

— Если эта свинья сдохнет не заплатив, я расплачусь по ее долгам, — с усмешкой сказал я. — Отойдите на пять шагов, у меня разговор с капитаном.

Люди Уха, растерянно переговариваясь, отошли. Раненые поспешили в дом.

— Ухо, — с улыбкой заметил я, не отнимая нож от вспотевшей шеи, — теперь я предложу тебе то, что ты точно не ожидаешь.

— Что? — спросил он плаксивым тоном.

— Стать маршалом Братства, — беспечно сказал я.

АЛИНА

— Интересно, интересно, — усмехнулся Лош. — Я не спрашиваю, сколько жизней вам нужно, я спрашиваю — чьих?

— Во-первых, — сказала я со спокойной улыбкой, — жизни всех лепесточников. Не мешайте этому народу и дальше собирать почки и соцветия.

— Всех лепесточников или всех обитателей пустоши? — уточнил Лош.

Его усмешка стала плутоватой, как у пожилого ловеласа, которому неопытная продавщица предлагает увядшую розу в большом букете, но со мной такие штуки не проходят.

— Всех лепесточников, — повторила я.

— И даже усыновленных мальчишек-самозванцев? — поинтересовался блюститель Добродетели самым нейтральным тоном.

— Я же сказала — всех. Все семьи лепесточников, — отчеканила я.

Лош замер. Казалось, он сейчас взорвется диким криком, но он промолчал — взял себя в руки. Может, думал, что мне неведома судьба маленького принца. Может, просто не хотел упоминать его вслух.

Наконец он заговорил с прежним презрительным ехидством:

— Лепесточники — во-первых. Чьи жизни вам нужны еще?

— Маршала Ночного Братства — Лирэна.

— Маршала в отставке? — спросил Лош еще ехидней, сделав вид, будто правда вспоминал. — Да-да, есть такой дурачок. Как он на время оказался главным атаманом городских жуликов — загадка. Тут я ничего обещать не могу, его ищут свои и, скорее всего, зарежут до утра. Так что с этой жизнью — не ко мне. Еще?

— Я правильно поняла, что со стороны властей к нему претензий нет? — спросила я и, увидев презрительный кивок, продолжила: — Также вы должны помиловать Этьена.

Лош всплеснул руками и вздохнул, как будто ему заплатили фальшивыми деньгами за долгий труд:

— Помиловать злостного изменника? Мадам, я считал вас умнее. Весь вчерашний день «Листок свободы» и сотня правительственных глашатаев рассказывали Городу о том, что народ голодает и задыхается исключительно из-за его интриг. О том, как аристократ, пробравшийся в народную власть, сбросил овечью шкуру. Уже состоялся заочный суд, уже идет подготовка к казни, уже строят эшафот.