Достать василиска! (СИ) - Ева Никольская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я говорил, что кольцо проявится, если мы и правда решим пожениться, невес — с-стушка, — в голосе гостя появились самодовольные нотки, что мне сильно не понравилось. Чему это он радуется? А? Непорядок! — А у нас пока по твоей же инициативе, кс — с-стати, конфетно — букетный период. Свидание вот… второе. Или уже третье? — он почесал кончиком хвоста морду, размышляя. — Многие девуш — ш-шки на третьем свидании уже в горизонтальную плос — с-скость переходят. А ты…
— А я — не многие, — сказала ему и отобрала полотенце, под которое эта наглая морда снова хотела спрятаться.
— Хочешь, чтоб магическая вязь засияла, давай спать вмес — с-сте, — пронаблюдав за тем, как я складываю отвоеванную вещь, предложил василиск.
— Я на постели, а ты на коврике? — уточнила, не оборачиваясь.
— Да хоть бы и так.
Комкая в руках только что сложенное полотно, я снова подошла к чешуйчатому собеседнику, присела рядом с ним и, внимательно рассматривая голубоглазую морду, настороженно спросила:
— Что‑то случилось, да? Меня опять наемники ищут, поэтому ты решил заделаться охранником? А как же бабушка?! — разволновалась я.
— Тиш — ш-ше, тише, — поморщился змей, демонстрируя вполне человеческую мимику. — Никто тебя больше не ищ — щ-щет, а тем, кто ис — с-скал, я доходчиво объяснил, что они не правы. Просто… — и замолчал, вздохнув.
— Соскучился, — резюмировала я, глядя на эту печальную змеюку, свернувшуюся кольцами посреди моей комнаты.
— Можно останусь? Я тут тихо полежу, а когда уснешь, уйду. А? — и снова посмотрел на меня, как побитый щенок, что аж сердце сжалось от жалости. Протянув руку, я погладила Змейса по голове, а он довольно смежил веки, наслаждаясь лаской. И на какой‑то миг мне показалось, что между нами возникло что‑то большее, чем просто общение. Какая‑то незримая связь, взаимная забота и… нежность? А потом это урчащее от удовольствия чудовище, не открывая глаз, заявило: — Вот так, невестуш — ш-шка, еще… Можешь, когда хочешь, доставить удовольствие уставшему за день жениху.
В лоб он получил сразу же. И никакая герпетофобия меня не остановила. Даже то, что эта мокрая ящерица, ехидно хихикая, спеленала мое тело, повалив на влажный ковер, не спасло его от расправы. А меня — от его извращенных поползновений, так как халатик из‑за активного ерзанья раскрылся, и взору полоза, который на самом деле василиск, предстало все то, что пряталось под шелковой тканью.
— Обалдеть! — присвистнул гад ползучий и наклонился ниже, чтобы провести по коже раздвоенным языком. Приятно было, немного щекотно и жутко неловко. В голове тут же завели спор противоречивые мысли. С одной стороны, он же вроде‑как жених мне, значит, ему можно позволить то, что не позволено другим. С другой — я не извращенка и к зоофилии не склонна! Пока я краснела от смущения, не зная: послать его по матери или расслабиться и получить удовольствие, этот поганец продолжал чертить влажные дорожки на моей груди, а потом поднял голову, посмотрел в глаза и проникновенно так поинтересовался: — Кто ж тебя за грудь‑то покус — с-сал, невес — с-ста?
— А то ты не знаешь?! — взвилась я.
— Откуда? — невинно моргнул чешуйчатый врун.
Захотелось снова его убить, причем самым жестоким способом. Начав дергаться и извиваться не хуже змеи, я высвободила одну руку и залепила паразиту по физиономии.
— Опять в глаз, — страдальчески вздохнул он, но сочувствия во мне все равно не вызвал. — Причем в тот же!
Запахнув полы халата, я потребовала меня немедленно отпустить. Василиск подумал… потом еще немного подумал… почесал лоб хвостом и уверенно выдал:
— Не — а. Я тебя отпущу, а ты меня снова поколотишь и, как побитую собаку, на сырую улицу выгонишь.
— Там сухо! — не согласилась я, продолжая ерзать.
— Все равно не хочу уходить.
— А я не хочу лежать на ковре, по которому ты последние минут двадцать воду размазывал! — снова дернулась я, но мои попытки вырваться быстро пресекли.
— Нечего было эту воду на меня выливать, Эллис, — мстительно ухмыльнулся Змейс.
— Мало тебе, гаду! — воскликнула я, с горем пополам высвободив и вторую руку. Рядом валялось полотенце, свалившееся с моего плеча, когда василиск меня скрутил. Его‑то я и схватила… чтобы использовать в правильных целях, конечно же!
Попытка придушить змеюку банной принадлежностью, увы, не удалась. Мало того, что эта голубоглазая ехидна ржала и подначивала, приговаривая, что теперь я действительно хорошая невеста, так как не только вытираю его, но и полирую наконец чешую. Когда же я, пыхтя от усердия, принялась затягивать петлю чуть ниже пасти так и норовящей обслюнявить мне ухо, Змейс коварно пощекотал мне пятку кончиком хвоста. В результате случилось четыре вещи: разбилась бабушкина ваза, упав с тумбочки; жених обзавелся очередным фингалом, получив локтем и во второй глаз тоже; халат треснул, лишившись рукава; а сверху раздраженно застучали потревоженные моим визгом соседи.
— Пусти, чудовищ — щ-ще! — шепотом потребовала я.
— Пообещаешь не выгонять… — начал торговаться он, но я перебила:
— Чего ты добиваешься? — спросила с раздражением. — Хочешь, чтобы я заболела?
— А что? Вариант! У меня появится повод за тобой поухаживать… в постели, — жених вернулся к тому, с чего начали, и мне это начало надоедать.
— Гад ты, — сказала я, надувшись. Ковер был мокры, змей — тяжелым, хоть он и старался не сильно давить своим весом, а настроение — поганым.
— Не обижайся, Эль, — вновь лизнул меня в ухо василиск.
— Отстань, извращенец! — я гордо отвернулась. — Зоофилия — не по моей части.
— Да неуж — ш-ш — ш-ели? — отпустив меня окончательно, прошипел гость. — Замуж — ш-ш за змея, с драконами на ночную охоту, с котом на вечеринку… я всех упомянул, нет?
— Не поняла, — сев, я стянула с собеседника полотенце, болтавшееся на нем, как галстук, и накинула на свои плечи, — ты ревнуешь, что ли?
— А не должен? Я, между прочим, беспокоюс — с-сь за тебя.
— За себя беспокойся, — посоветовала ему. — Драконы — мои одногрупники, как и кот. А с кем еще шалить и бегать по вечеринкам, если не с теми, кого знаешь? — визитер промолчал, а я продолжила: — Все, дорогой, пообщались и будет. Мне после нашей возни горячий душ и теплая постель нужны, а тебе — лед на морду, чтобы глаза не заплыли. Ну, или чем ты там обычно от ушибов лечишься?
— Все‑таки выгоняеш — ш-шь, — со свистом выдохнул Змейс.
— Прости, но мне утром рано вставать, а в твоем присутствии выспаться не получится, — развела руками я, с грустью посмотрев на разорванный рукав. Хороший был халат, шелковый. Такой выбрасывать жаль, так что придется раздобыть швейный набор и заштопать. Но… завтра! А сегодня отдыхать. — И да, — остановила я понурого змея, медленно ползущего к порталу, очертания которого проступили в углу комнаты, — в следующий раз не вламывайся в комнату без стука. Я серьезно. Вода — это только начало, над магической защитой я еще планирую как следует поработать. И, поверь, фантазия у меня хорошая.
— Коварная ты…
— Коварная бы на твоей шкуре охранные заклинания тестировала, а я заботливая.
— Ну, если с этой точки зрения подходить, то да, — кивнул василиск, усердно косящий под полоза. — Сладких снов, невес — с-ста.
— И тебе ночи доброй.
Он скрылся в портале, а я еще какое‑то время постояла в задумчивости посреди комнаты, после чего попробовал хоть немного просушить ковер, пользуясь нелюбимой магией воздуха, и повторно отправилась в душевую, на этот раз удачно. Спустя полчаса я чистая, душистая и довольная жизнью легла в постель, где меня тут же окутала приятная дрема, которая неуловимо что‑то напоминала, но я никак не могла вспомнить, что именно. Однако чем больше увязала в паутине сна, тем отчетливей становилось ощущение дежавю. Красивая комната, море свечей, низкий столик с наполненными багряным вином бокалами и огромная кровать с бордовым балдахином… Етишкин кот! Да это же моя собственная инсталляция! Но какого лешего я здесь делаю?!
— Вина? — от голоса с низким бархатным тембром по телу моему побежали мурашки. И как‑то сразу вспомнилось, что на мне ничего нет, кроме белья и тоненькой ночнушки с розовыми зайчиками на груди. А еще в очередной раз пришло понимание, что это просто сон, но вырваться из его плена и проснуться почему‑то не получалось. — Не стесняйся, солнышко, у нас впереди целая ночь, — сказал сильф, поднимаясь с кресла, стоявшего в темном углу. Именно это он должен был говорить Ехтиндре в соответствии со сценарием, разве что называть ее не солнышком, а змейкой, и смотреть полными страсти глазами.
Вглядевшись в лицо вышедшего на свет куратор, я отметила хищную усмешку и холодный прищур, за страсть могли сойти разве что язычки пламени, отражавшиеся в его черных очах. Черт! Либо мое воображение сыграло со мной злую шутку, воскресив во сне все то, что мы так старательно создавали с Катариной накануне, либо…