Теория бесконечных обезьян - Екатерина Звонцова

– Что же в этом плохого? Варь, ты что, боишься зазвездиться?

Она усмехнулась и открыла второй глаз.

– Слава Богу… я не первая, ни в чем. Я говорю в общем. Когда ты первый, рано или поздно начинаешь бояться. Что кто-то подойдет к тебе слишком близко, будет наступать на пятки и дышать в шею. Ведь быть первым всегда невозможно, если, конечно, ты не Бог… хотя даже у него растет Сын.

Как парадоксально. Я невольно усмехнулся. И все же я не был согласен.

– Не обязательно думать об этом. Всему свое время. Пальма первенства – гибкая штука… один слез, другой забрался.

Варя опять затянулась и нежно засмеялась.

– Но не всем хочется слезать, Паш…

Она впервые так меня назвала. Впервые – и ее нимб, пахнущий лаком, шевельнулся: она перевернулась, положила острый подбородок мне на ключицы.

– Даже если раньше ты и не думал, – продолжила она, – что вообще полезешь на эту, как ты выразился, пальму. Вот ты главред… но среди твоих младших наверняка есть кто-то способный и рьяный. Не один. Сыплют проектами, облизываются, считают, что ты беззубый бронтозавр, потерявший нюх. Уступишь им кресло?

«Беззубый бронтозавр…» – сильно. Я отвел глаза. Слишком далеко она загадывала.

– Знаешь, пока никто особо не претендует. Руление книжным бизнесом – это же… только звучит культурно и выглядит красиво, а на деле геенна огненная. Все пинают тебя, чего-то требуют, а потом еще недовольны. Все хотят делать «большое литературное дело», но киснут, стоит попросить о маленьком: сдать текст пораньше, сэкономить на бумаге, поучаствовать в выставке… Это кофемолка для твоих нервов, Варь. И девицы у меня молодые, но всё понимают. – Я передохнул после пространно-философского, слегка бессвязного монолога, а потом подмигнул: – Зато, кажется, на тонны грязи, обрушиваемые творческой стезей, претендентов куда больше. Судя по количеству рукописей. Хотя это и стезей-то не назовешь, скорее большой такой междусобойчик в психушке…

Она фыркнула и бросила сигарету в пепельницу. Сравнение ей явно понравилось, но, скрывая это, она принялась ворчливо заступаться:

– Неправда, у нас много хорошего, просто… суетно. И некоторым нравится не быть как солнце, а брызгаться грязью. На грязи проще вырасти, ну или сохранить молодость кожи, кому что. Отсюда и лезут всякие скандалы… – Варя сморщила нос. – А вот я не люблю, порой оторопь берет. Но ты все же не утрируй, Паш, не так их – скандалистов – много. Солнышек вроде Жени больше. Я завидую таким, как не знаю что. Они такие… интересные. А я только притворяться могу. – Она свесила руку к полу, выловила кусочек пармезана из сырных руин, закинула в рот и, уже жуя, поставила себе диагноз: – Мышь белая.

Мы помолчали. Я примерно понимал, о чем она, но не знал, согласен ли.

Я видел много авторов – и разноплановостью некоторых, не творческой, а житейской, восхищался. Современная писательская тусовка – отдельный коралловый риф в издательском аквариуме. Здесь есть авторы-наставники, авторы-критики, авторы-идолы, авторы-мемы, авторы-мамы, авторы-секс, авторы-пошли-со-мной-на-митинг. Авторы-феи, живущие в лесах. Авторы-ленивцы вроде все той же Вари. Авторы-тролли вроде Джуда (и как в Вариной картине мира он угодил в солнышки?). Иногда сложно понять, кто относится к своим некнижным делам и образам серьезно, а кто просто ищет дополнительные способы напомнить о себе, но это и неважно. Это снова – о шуме. Возможно, я, не верящий во всякие там бренды, в корне неправ. Возможно, сейчас написать книгу и правда недостаточно, просто потому, что книг слишком много. Но всему ведь есть предел. Некоторые авторы предпочитают что-то помощнее мягкой медийности. Обвиняют друг друга в плагиате. Меряются тиражами и уровнем актуальности. Высмеивают чужие, более успешные книги. Берут чернушные темы и раздувают до абсурда: прочел новости – и всегда знаешь, кто чем сегодня будет пахнуть ну или вонять. Каждый негативный отзыв тащат читателям, чтобы рассказать, какой идиот его написал. Привыкли к негативу внутри и вокруг, щедро делятся им и не видят в том ничего зазорного. И ведь в работе эти люди могут быть очень даже адекватными, полезными и продуктивными – главное, не совать в рот палец. Я к ним привык. А вот тихоне-Варьке, подписанной на многих коллег по перу просто из вежливости, было некомфортно. Она часто об этом говорила. Жаловалась и теперь:

– Так забавно… многие новички не понимают, лезут в тусовку, а там реальность – хрясь по сопатке! Никакого «Не продается вдохновенье» и «Прекрасен наш союз», а «глаголом жгут» только клеймо на боку того, кто удачливее. Все бегут в мешках наперегонки: мой бестселлер, моя премия, моя серия, мой литред, нет, мое, мое, мое!

Она произнесла последнее таким дурашливым визгливым голосом, что я расхохотался: артистка! А она, скроив печальное лицо, закончила:

– Это ведь заразно, Паш. И вот, раз, ты уже тужишься, пытаясь использовать то, чем жил и заряжался, как хайп или способ заколотить бабки. А когда не получается, еще думаешь: а не завязать ли? Ну, вообще с писаниной? А любовь, азарт, альтруизм? Куда делись, они же были! Ой… гадость, короче. Хорошо, что ты мало за кем следишь.

С этими словами она села и принялась оправлять свое помятое, сползшее с плеч платье. Сняла с шеи синюю гроздь мишуры. Внимательно осмотрела и выбросила в тарелку с сыром.

– А что же ты хочешь обсудить? – спросил я. – Вернее, какую донести мысль?

Она пригладила волосы.

– А простую. Лучшая позиция в любом деле – крепкий незамороченный середняк. Те, кто не впереди планеты и не на дне, а просто делают дело. Пишут книги, например, ну или выпускают. Без криков. И молодых таким, кстати, обычно нравится именно учить, делиться опытом, а не с пикой в руке отгонять от твоей этой па-альмы.

– Па-альма не моя. – Я тоже сел, обнял ее и уткнулся лицом в волосы. В лак. В блестки. В нимб. – Я как раз крепкий середняк, не надо меня никуда сажать.

Она засмеялась. И вскоре мы уехали ко мне домой.

В чем-то она была права, и касалось это не только здоровой и нездоровой конкуренции. Середняку хорошо. В литературе на середняк обычно не пишут разгромных отзывов. В политике – не рисуют обидных карикатур. В жизни середняк не подвергают публичным казням на гильотине… Идеально для человека, который хочет покоя. Но вот Варьку что-то упрямо толкало вперед. Дальше. В мир за миром, в душу за душой. А потом и в смерть.

Два.

Один.

* * *

9:40. Нет опечатывающих лент. Давно засохла мартовская