Пути России. Народничество и популизм. Том XXVI - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Исследователь сельских подворий П. П. Великий подчеркивает, что для их хозяев наиболее «важными являются такие признаки, как материальная составляющая хозяйства и потенциал использования имеющихся ресурсов»[393]. Автором была проведена серия интервью, в ходе которых давались ответы о наличии предметов хозяйственного назначения, оценки возможности их приобретения, использования ресурсов местных сельскохозяйственных организаций, товарности. «Список состоял из 43 реально возможных благ, необходимых для успешного хозяйствования. Респондент попадал в ту или иную группу в зависимости от наличия благ, свидетельств о своей деятельности и намерениях, от наличия хозяйственных построек и технических средств, объемов приобретения ресурсов у местных крупхозов, видов и величины продаж выращенной продукции, возможности расширить семейное хозяйство и др. Наиболее информативными оказались данные о ресурсах подворья, которые обладают самовоспроизводством – домашние животные, культурные растения, плодородные участки земли»[394].
На основе полученной информации Великим предложена весьма содержательная таблица, характеризующая весь объем производственных ресурсов (начиная от земельных площадей, количества плодовых деревьев и кончая поголовьем кроликов), находящихся в распоряжении хозяев[395]. Она впечатляет. Автором найден и применен тонкий аналитический инструментарий, позволяющий подробно наблюдать актуальное пространство признаков и отслеживать его движения – падение, рост, усложнение, деградацию. В сущности, перед нами разворачивается та материально-вещественная картина, которую допустимо обозначить как ресурсный мир сельского подворья. Изменение параметров последнего дает возможность предугадать будущность сельских подворий и всего деревенского социума.
Однако все ли мы можем узнать о целостной жизни поселян, рассматривая ее в данной все-таки суженной проекции? Сам автор понимает некоторую ограниченность подобного угла зрения и заключает статью следующей фразой: «Изучение специфики жизнедеятельности и хозяйствования подворий потребует выявления не только материальных предпосылок жизнедеятельности, но и комплекса смысложизненных ценностей и духовных потребностей»[396].
Как это осуществить? Если представления об успешности подворий сосредоточиваются преимущественно на уровне их оснащенности ресурсами, то это та проекция, на которой затруднительно разглядеть искомую «смысложизненную» проекцию человеческого труда на земле. В данном случае необходим переход на новый уровень понимания, где формы материально-технической оснащенности семейных дворов и подворий рассматриваются уже не в качестве некой самоценности и завершенности, а лишь как частный аспект иной проблематики. Проблематики, связанной с существованием человека как творящей целостности. Проблематики, в рамках которой идет поиск условий, обеспечивающих подлинную универсальность человеческого присутствия.
Что обеспечивает основу общественного деяния, рассчитанного на историческую перспективу? Забота о будущности русской деревни, конечно, входит в список таких дел. Далекий по времени, но самый сильный ответ мы находим у A.C. Пушкина в «Борисе Годунове». Гаврила Пушкин, обращаясь к Басманову и склоняя его к переходу на сторону Лжедимитрия, говорит: «Но знаешь ли чем сильны мы, Басманов? / Не войском, нет, не польскою помогой, / А мнением; да! мнением народным»[397]. Инструментарий военной оснащенности отодвинут здесь в сторонку «мнением». Что это такое? Как установил лингвист и семиотик Ю.С. Степанов, концепт «мнение» (а также «общественное мнение») в русском языке необходимо включен в следующий семантический ряд: 1) мнение, 2) общество, 3) мечта, 4) настроение, общественное настроение, 5) коллективный разум[398]. Именно «мнение» как атмосфера общественного осознания смысла любого действования создает некое «настроение», которое служит источником, накрывает и пускает в ход всю ту массу занятий, разворачивающихся в рамках конкретных производственных действий новых поселян. Машинерия, разумеется, поддерживает эти практики, но всесильно здесь именно настроение. В «Войне и мире» Л.Н. Толстой не без иронии сравнивает «правильную позу фехтовальщика» Наполеона, его умение «по всем правилам стать в позицию, сделать искусное выпадение» и национальное настроение русских, превратившееся в «дубину народной войны», которая «поднялась со всею своею грозною и величественною силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупою простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие»[399]. «Глупая простота» новых поселян, нередко заметная в их хозяйственных действиях, а порой и чудачествах (что видно по их жилищам, цветникам, беседкам и аллеям), оказывается важнее рациональной вещной оснащенности. Она создает особенное, долгосрочное, упрямое настроение, пронизывающее состав совокупного деревенского бытия.
И в этом месте мы в последний раз обращаемся к заголовку статьи, чтобы объяснить теоретически и продемонстрировать на примерах, что мы имеем в виду, когда употребляем понятие «мир», «мир поселян». Что означает само понятие «мир», если всмотреться в него как в некое единство, заданное не в последнюю очередь уникальностью именно русского языка?
«Единство мира таинственно, оно существует не по способу суммы и не по способу пространства и множества. Все-таки на самом деле когда люди говорят, что мир – это все, совокупность всего, они говорят не всерьез»[400]. «Не всерьез» в данном случае говорят не столько люди. Здесь хитроумно шутит сам русский язык. Он устроен так, что «мир» – это и «все вместе», и «покой, тишина, согласие». Поэтому-то так непросто подступиться к подлинному пониманию этого феномена. Мир – это не только «все». Миру отнюдь не предписана всеохватывающая, элементарно-накопительская, сгребающая разнообразные вещи в один вселенский курган энергетика. Природа мира иная, и если говорить о мире «всерьез», то его позитивная дефиниция такова: это – основной тон бытия. Именно так дословно переводится употребляемый М. Хайдеггером термин «Grundweise des Seins». В существующем переводе «Основных понятий метафизики: мир, конечность, одиночество» «die Grundweise» переводится как «настроение», как «основострой» человеческого существования. «Настроение – это некий строй, ‹…› строй в смысле мелодии, которая не парит над так называемым наличным бытием человека, но задает тон этому бытию, т. е. настраивает и обустраивает „что“ и „как“ его бытия. Настроения – это основострои (die Grundweise), в которых мы так-то и так-то находимся. Настроения – это то как, в соответствии с которым человеку так-то и так-то»[401]. Подробнее о содержании данной исследовательской проекции можно узнать из публикаций авторов данной статьи[402].
Суммированные «так-то и так-то» человеческой жизни покрывают и исчерпывают мир существования человека, задают тон его повседневного бытия. И если, как настаивал В. В. Бибихин, «радость – ключ к живому и его истории»[403], то как именно выглядят параметры и кондиции радости, оживления, свободного размаха жизненных намерений, не скованных изначально соображениями непременной прибыльности и выгоды, зафиксированные нами в нарративах новых сельских поселян?
Кейс первый. Небольшой (200 жителей) хутор на севере Кубани. Хозяева усадьбы – бывшие москвичи. Муж работал в ИТ, жена – эндокринологом в частной клинике. Возраст – немногим больше сорока лет. Дети доучиваются в столице и хотят приехать к родителям. Дом и земля куплены четыре года назад. Далее – цитаты из расшифровок бесед.
О направлениях хозяйствования:
У нас есть небольшой огород, но здесь же климат жаркий и для растений не очень пригодный,