Чёрный фимиам (СИ) - Леха

Сингур озадаченно отставил стакан с лимонной водой, но подчинился.

За дверью стояла Эша. В том самом платье, в котором она ходила все эти дни, с заплетенными в косу тёмными волосами. Его Эша. И она впервые за долгие годы смотрела на брата без опаски, без угрюмой враждебности.

– Эша… – Сингур не успел добавить ничего ещё, так как она торопливо переступила порог и стиснула его в объятиях.

– Эша… – даже дышать ему стало легче. – Эша…

Он гладил сестру по волосам, а она льнула к нему, зарываясь носом в грудь, в непривычно дорогую и ещё не пахнущую им одежду.

– Всё хорошо, – Сингур взял её лицо в ладони. – Всё хорошо. Я жив, я не бросил тебя. Мы что-нибудь придумаем. Здесь хорошие лекари. Очень хорошие. Почему ты плачешь?

По её щекам текли и текли слезы:

– Прости, Сингур…

Она сжала его в объятиях ещё сильнее:

– Прости меня.

Сингуру казалось, что его уже ничем не удивить после случившегося в последние дни, но отчего-то к тому, что Эша обретёт голос, он казался совершенно не готов.

– Эша, ты говоришь?

– Прости меня, – повторила она, и вдруг с тёмных волос покатились на пол сверкающие, словно капли росы, искры. – Прости меня, Сингур.

Искры осыпались, и в объятиях Сингура осталась стоять незнакомая рыжеволосая девушка, смотрящая на него с любовью и жалостью. А он всё ещё сжимал её в руках, не в силах поверить случившемуся.

– Прости, Сингур, – в который уже раз повторила незнакомка. – Эша умерла много лет назад. Меня зовут Ири. Я – многоликая Храма Джерта. Прости, что не смогла тебя любить так, как она.

Комната закачалась вокруг Сингура. Он словно потерял опору под ногами и теперь уже не обнимал, а держался за незнакомую девушку, которую по-прежнему не выпускал из рук.

– Когда? – хрипло спросил он, как будто ответ имел какое-то значение.

Ири осторожно взяла его за локти, подвела к креслу и усадила, словно тяжелобольного, а сама опустилась рядом на низенькую скамеечку.

– Почти сразу, как вы оказались в Миаджане, – ответила она. – Её задушила грудная жаба. Думаю, это случилось ночью, потому что рядом не оказалось никого, кто смог бы помочь или позвать жрецов.

Ну да, ночью. В Миаджане царила удушливая влажность, Сингур боялся, что Эше станет хуже, дышать там было тяжело даже ему – здоровому, а что уж говорить о ней… Но она держалась. Только стала дичиться его. А теперь понятно, почему. Нет. Не может быть! Возможно изменить облик колдовством, но невозможно превратить одного человека в другого! Это ложь.

– Помнишь, ты пришел однажды и сказал, что в подземелья ушли двое и не вернулись? И ещё добавил, что, если с тобой что-то случится, меня, скорее всего, убьют? – рыжеволосая девушка, почувствовав смятение собеседника, взяла его за руку.

Он медленно кивнул.

– А помнишь, когда тебя принесли без памяти, я мазала тебе спину мазью? Долго. Много дней. А потом ты начал слышать камни, – она стиснула его ладонь. – Это была я, Сингур. Не Эша. Я вышла с тобой из подземелий Миаджана, я шла по старому тракту, пока мы не встретили повозку балаганщиков. Я просила тебя не выходить на круг, когда мы приехали в Миль-Канас.

Сирнгур смотрел на неё остановившимся взглядом, пытаясь осмыслить и принять случившееся.

– Но ты… зачем…

– Тебе ли не знать чёрную магию Миаджана? – грустно улыбнулась девушка. – Я не притворялась твоей сестрой. Я была ею. И, наверное, оставалась бы до скончания дней, если бы не вернулась в Миль-Канас, сюда, в Храм. Если бы снова не встретила человека, которого всегда любила. Я не обманывала тебя. Не нарочно.

В светлых глазах стояли слёзы.

– Мне очень, очень жаль, что всё так вышло. Ты не заслужил этой потери. Но я в ней не виновата… – Ири смотрела на собеседника с мольбой, и он словно очнулся.

– Покажи, – тихо попросил Сингур. – Покажи, ты можешь. Я знаю. Я хочу увидеть.

Девушка вздохнула, взяла его за другую руку:

– Смотри.

Золотые искры пронеслись перед глазами Сингура. Он увидел. За долю мгновения увидел всё, о чем она говорила. И понял главное: она не врала. И она действительно не виновата.

– Хватит, – он разорвал прикосновение и встал. – Я понял.

Ири грустно улыбнулась:

– Позволь кое-что сказать?

– Говори, мне всё равно, – ответил он.

– Эша очень любила тебя. Она тебя не боялась. Тебя боялась я. Я тебя не понимала. Ведь мы были чужими. Совсем чужими друг другу. Пока не стали самыми близкими. Сингур, у тебя есть сестра. По-прежнему есть. Может быть, она не совсем та, кем была, но она жива, она рядом, она тебя любит, и она тебе очень благодарна. Не гони меня. Не надо…

В её голосе звучала неприкрытая тоска, а когда Сингур посмотрел на многоликую, то не увидел ни лукавства, ни даже малой тени недобрых помыслов. С удивлением он рассматривал прелестное незнакомое лицо, в котором не было ничего от Эши. Его маленькой пугливой Эши, которую он обязался защищать и оберегать. Доверчивой девочки, чью жизнь исковеркал один-единственный глупый поступок старшего брата.

Сингур сжал кулаки, смиряясь с потерей.

Ири с грустью наблюдала его мучительную тоску.

– Послушай, – сказала она, снова беря собеседника за руку. – Я хотела тебе кое-что подарить. Я знаю: эта вещь тебе дорога и ты будешь по ней тосковать. Аурика – моя сестра – рассказала мне плетение. Вот.

Многоликая осторожно вытянула из рукава изящную шёлковую плетёнку.

– Я знаю: если бы та, что её смастерила, была жива и могла бы сплести новую, она бы сделала её именно такой. Дай руку.

Будто во сне Сингур протянул запястье. И тонкий шёлковый браслет оплёл его в несколько витков.

– Ну вот, – Ири улыбнулась. – Вот теперь всё так, как должно быть.

– А где старая?

– Сгорела вместе с тобой там… где ты поверг Хозяина.

– Спасибо, – только и смог ответить Сингур.

Рыжеволосая девушка поднялась со своей скамеечки, крепко обняла его и поцеловала в щёку.

– А еще далер и Безликий возвращают тебе это, – она передала тяжёлый золотой перстень, украшенный камнем, в глубине которого горела солнечная искра. – И помни: ты самый лучший брат во всех возможных из миров.

– А из тебя сестра не очень получилась, – ответил собеседник, принимая перстень.

Многоликая грустно улыбнулась и кивнула:

– Не очень. Но, думаю, это можно исправить.

– Не знаю.

Она снова обняла его, и он обнял её в ответ.

А потом Ири ушла. В комнате повисла тишина. Тёплый ветер колыхал тонкие занавеси на окне, заставлял вздрагивать полог над кроватью, Сингур же по-прежнему стоял у двери и смотрел в пустоту. Наверное, он стоял так довольно долго, потому что вздрогнул, когда тишину нарушил беззаботный голос Нелани:

– Она обещала мне вышить красный мак на покрывало. Как ты думать, она сдержать слово или я осталась с нос?

Мужчина повернулся к шианке:

– Я останусь с носом, – поправил он.

– Как же! – усмехнулась Нелани. – Тебе только что подарили красивый браслет и золотой перстень. Ты уж точно не останусь с носом.

– Не остался с носом, – опять поправил он.

– Ну да, я так и говорю! – возмутилась собеседница.

– Тихая Вода, – с улыбкой сказал Сингур. – Ты самое лучше, что могло со мной случиться в жизни. Самое. Если тебе так нужен красный мак на покрывале, я попрошу её, чтобы она его вышила.

* * *

Дурой Кирга никогда не была. А потому, едва Повелитель вышел, торопливо привела себя в порядок – умылась, причесалась, оделась – и на цыпочках подошла к двери. Прислушалась. Осторожно выпустила тоненькие нити мерцания, будто не в Храме была, а темной ночью в чужой дом пробралась. Тихо.

Убедившись, что рядом нет никого, кто мог бы увидеть её бегство, воровка выскользнула из покоев в коридор. С собой ничего не взяла, кроме броши многоликой. Драгоценный подарок разбойница спрятала в вырезе платья. Повелитель даст ей за верную службу всё, что она захочет: и блага, и удовольствия. Потому Кирга, хоть и не без сожалений, но ушла налегке. Только съела напоследок кусочек сыра, запила вином… Вкусно! Интересно: какими яствами повелитель потчевать будет? Уж точно не хуже здешних. Утешив себя этой мыслью, разбойница отправилась прочь.