Завтра наступит вечность - Александр Громов

Достаточно.

Прикосновение.

Море. Просто море. Без намека на берег.

Прикосновение.

Очень похоже на нашу саванну, только позеленее. Большие животные пасутся, пожирая трепещущие мясистые кустарники (или это грибы такие?). Слышно, как они чавкают, а одно вдруг шумно испражняется. Покончив с этим делом, оно смотрит на нас, разевает пасть и издает рев.

Пасть как пасть. Зато глаза у зверюги почему-то фасеточные. Нет, это опять не Земля…

Прикосновение.

Машины.

Огромные, похожие на исполинских жуков, явно неземные механизмы, отчаянно пыля, ползут по безобразной – такую и в России не вдруг встретишь – немощеной дороге, состоящей исключительно из ям и бугров. Из земных машин они больше всего напоминают карьерные самосвалы, во всяком случае, их медленно вращающиеся колеса таковы, что любой дорожный ухаб для них – не стоящий внимания пустяк. Кабин не видно. Исполинские кузова прикрыты сверху чем-то упругим, вроде мембран, и видно, как то, что находится под ними, шевелится, колыхается, точно студень. На какой планете, в каком карьере добывают шевелящиеся ископаемые?

Прикосновение.

Снег. Сугробы и, кажется, даже торосы. Рой снежинок, влетев во Врата, мгновенно тает. Там – холод. Но даже в этой северной глуши торчит что-то похожее на дерево, а высоко в небе машет крыльями не то птица, не то рукокрылое.

Всюду жизнь.

Прикосновение.

Горы. Острейшие скальные пики невероятной высоты и бездонные пропасти. Сверкают ледники, и кажется, будто они нагло скалятся. И опять жизнь! В трещине скалы укоренилось какое-то мелкое растение, эдельвейс местный…

Прикосновение.

Степь с перелесками. Видно, что не саванна, а именно степь. Ходит волнами ковыль. Вдали стая каких-то тварей гоняет голенастое подобие страуса – птица чешет во всю прыть и, кажется, жалеет, что разучилась летать.

Прикосновение.

Прикосновение.

Прикосновение…

Глава 5

Примерно на сороковой попытке я устал держать колобок на вытянутой руке и категорически заявил, что пора закругляться. Возражать мне не стали – впечатлений и так было выше крыши.

– Тот же Лаз, только большой, – сказал Стерляжий, от волнения забыв даже заикаться. – Свят, это то, что надо!

– Вот видишь! – сразу же завопил Песков. – И ты тоже! Ты тоже думаешь, как они!..

Есть такие люди – никогда не устанут оправдываться.

– Это не Лаз, – покачал я головой. – Ничего похожего на Лаз. А знаешь почему? Скажи-ка, что общего между всеми этими мирами?

– Ну…

– Они все кислородные. Спорю на что угодно, в любом из этих миров может жить человек. Кое-где и живет. У Лаза свои пути – у этой штуки свои. Она создана кем-то специально для человека. С ее помощью на Клондайк не попасть.

– А на Землю?

– Есть шанс. Вот только на какую Землю – современную или плиоценовую? Или, может, триасовую? Или вообще в сто тридцатый век от Рождества Христова?

Стерляжий витиевато выругался.

– Полегче с лексикой, – предупредил я, взглянув на Надю.

– Извини. Я д-думал, что…

– Что с его помощью можно в два счета вернуться обратно? – Я понимающе покивал и не удержался от вздоха. – Очень жаль, но никак не выйдет.

– А не в два счета?

– Можно, конечно, искать до посинения, – сказал я. – Тут, наверное, случайный выбор места и времени. Мы даже не можем точно утверждать, что вышли на какую-то новую планету, а не ту, что уже видели сто раз. Бразилия не очень-то похожа на Антарктиду, и на других планетах, наверное, то же самое. Дисперсия ландшафтов и природных зон. Разве что местное солнце там какое-нибудь необычное или луны… Ну хорошо, допустим, мы опознали Землю. Как мы поймем, что вывалились в нужное нам время с допуском хотя бы в пять лет? Как?

– Строения, – сказал Аскольд. – И люди.

Я презрительно фыркнул.

– Большую ли площадь занимают строения? Люди, между прочим, тоже слоняются не везде – возьми пустыни, ледники, океан. Кроме того, любой нормальный человек при виде тебя во Вратах либо убежит с воплем, либо запустит в тебя чем-нибудь тяжелым. А то и пристрелит с испугу, если окажется вооружен…

– Если он действительно нормальный, то пристрелит не меня, а тебя, – огрызнулся Аскольд.

– Спорный вопрос. И не по делу. Хотите я подсчитаю вероятность того, что мы окажемся на Земле, в ее обитаемой зоне и в промежутке времени от крестовых походов до наших дней? Хотите?

– Хотим.

– Я вам без всяких подсчетов скажу: исчезающе малая величина.

Не люблю, когда на меня смотрят враждебно, но ничего не поделаешь, от напрасных иллюзий надо избавляться. И помогать избавляться другим.

– У тебя есть к-конкретные п-предложения?

– Есть, – сказал я. – Вот вам предложение: ничего не делать. Сидеть и ждать, просто жить здесь. Охотиться на зверье и не давать ему охотиться на нас. Возможно, мы еще не успеем состариться, прежде чем Валера откроет Лаз…

Хорошо, что Стерляжий не умел воспламенять взглядом – я бы у него в два счета превратился в уголек.

– За такие шуточки… – угрожающе начал Аскольд.

– Предложи свой вариант, – перебил я, – а я послушаю. Я буду очень внимателен, ты только предложи…

Ничего он не предложил, конечно.

Давно наступил рассвет, а дождь изнемог, и на охоту вылетели тучи гнуса. Босс погнал нас за дровами и зелеными ветками для дымного костра. За работой время шло быстрее. Я и опомниться не успел, как наступило время готовить обед. А после него – опять собирательство… Атавистический признак палеолита.

Я почти не сомневался, что Лаз когда-нибудь откроется. Но мохом мы тут обрастем, это точно. Ни мыла, ни зубной щетки, не говоря уже о книгах и многих других достижениях цивилизации. Растет дикая бородища, а подстричь нечем.

Зверски размахивая мачете, я рубил сучья, а Надя прикрывала меня со спины автоматом. За три дня, проведенных нами в котловине, крупные хищники не появлялись, но это, разумеется, ничего не значило. Хрустеть на чьих-то зубах – очень неприятное занятие, доложу я вам. И терять бдительность было себе дороже.

Нарубил. Принес. Свалил. Постоял в дыму, отдыхая от укусов гнуса. Ну и, понятно, услышал от босса, что бездельничаю, что мало принес и что надо идти еще. Ну и пожалуйста.

Теперь за топливом приходилось ходить дальше – вблизи все повырубили. Через месяц придется тащиться за ручей, а через полгода – на самые сопки.

Хотя если вдвоем с Надей, то…

– Я, наверное, кошмарно выгляжу, – сказала Надя, поймав мой взгляд.

– Угу, – согласился я, яростно расчесывая распухшее от укусов ухо. – Как мокрая ворона.

– От тебя дождешься сочувствия… Мог бы соврать, что я и сейчас ничего. Окаянный ты.

– Конечно. А кроме того, я люблю ворон. Особенно мокрых.

– Почему это?

– Их можно обогреть, обсушить. Вот так примерно…

Она не отстранилась. Понятия не имею, сколько времени мы стояли обнявшись. К счастью, хищники нами не интересовались. Убежден: если бы в эти минуты открылся Лаз, мы, конечно, побежали бы к нему, но побежали с известным сожалением.

Хорошая вещь этот колобок! Жаль только, что совершенно бесполезная, если не считать ее использования в качестве лучшего в мире телевизора с потрясающим изображением и бесконечным количеством каналов. Он даже запахи мог передавать.

А толку?

Мусор полагается вымести. Холодильник – набить едой. Это самое в проруби – выловить и выбросить, чтобы не поганило водоем. Человека, лишенного социума, – вернуть в него, если обе стороны не против. Пуля-дура, и та должна иногда попадать в цель, потому что если бы не попадала, то никто бы их, дур, не производил. Короче говоря, всякая вещь должна найти свое место. Я, например.

Вот и ищи.

Вот и ищу.

Пройти Вратами в один из открывшихся миров было столь же нетрудно, как перейти из одной комнаты в другую. Стерляжий на свой страх и риск проделал этот эксперимент, когда Врата открылись в пустынную и с виду безопасную местность, – вошел, потоптался, повернулся, наклонился и тронул колобок. Тут уж я завопил дурным голосом. Если бы наш начальник ненароком сунул палец в выемку, он бы остался в той пустыне навсегда. Вместе с колобком.

Кстати, его надо было как-то назвать. Вот только как? Пространственно-временной переместитель? Длинно. Темпоратор? Не нравится. Временщик? Нет, временщик – это не из той оперы, бироновщина какая-то получается…

Оставить все-таки Колобком? Хм… Не хочу, чтобы он ушел от бабушки, дедушки и меня.

Хронник?

Ага. Прием таблеток по часам и постельный режим в периоды обострения. С одиночным и сдвоенным «н» путается половина взрослого населения и все без исключения школьники.

Супер-Лаз?

Привратник – вот как я его назвал.

Стерляжего, Надю, Пескова и Аскольда Привратник иногда не слушался, то ни в какую не желая открывать Врата, то открывая их лишь на несколько секунд. Мне он повиновался всегда, и у меня не возникало даже мысли о том, что может быть иначе. Ведь я его чувствую! Я для него не бесполезное существо о двух ногах, я чем-то ему сродни!