Земля Забытых Имен - Игорь Мерцалов

— Дальше, дальше идите! — крикнул Нехлад спутникам, обрушивая на противника град ударов. — Там Незабудка и второй мадуфит!

Упоминание о племяннице отрезвило Буевита, и он оставил Яромира с хитроумным суртаком. Тинар задержался, расправив кнут, но мадуфит тотчас исхитрился отгородиться от него Нехладом.

— Да скорее же, девушку спасай! — крикнул Яромир.

В глазах суртака, уже готового пожертвовать собой ради выполнения приказа, мелькнула безумная надежда выжить. Как только спутники Нехлада скрылись из виду, он перешел в наступление, отбил меч сурочца и, развернувшись на пятке, выбросил вперед левую руку с ножом.

Но Нехлад не поддался на уловку. Еще яростней зазвенела сталь, клинки тускло посверкивали в полумраке. Несколько взаимных выпадов подряд убедили поединщиков, что они стоят друг друга.

— Как ты догадался, что мой товарищ там? — спросил вдруг суртак на довольно чистом славирском.

Нехлад усмехнулся и даже открыл рот, но отвечать не стал. Да мадуфит и не для того спросил, чтобы ответ услышать — в тот же миг он, упав на колено, вытянулся, как струна, и нанес колющий удар в пах. Но Яромир, чего-то такого и ждавший, довольно легко увернулся и полоснул ливейца по шее.

Суртак упал без звука. Нехлад, подобрав факел, устремился в ту сторону, где слышались голоса.

Его догадка оказалась верна: в западной стене нижнего яруса имелся ход, ведущий, конечно, в подземелье древнего храма. Когда-то арку перегораживала железная дверь — теперь от нее остались только ржавые лохмотья. Шагах в сорока за порогом, в дальнем конце перехода, два факела освещали пятерых человек.

Голоса искажались, отраженные полукруглыми сводами, Нехлад на бегу разобрал только слова Буевита: «…живым не уйдешь!»

— Прочь! — кричал мадуфит. Он отступал, пятясь, прижимая к себе Незабудку, а другой рукой держа нож у ее горла. — Прочь, убью ее!

Факелы валялись под ногами.

Буевит, выкрикивая угрозы, продолжал наступать, а за его спиной, не высовываясь, шагал Тинар с кнутом, свернутым тремя кольцами.

Нехлад подбежал и схватил Буевита за локоть.

— Стой! Подожди, не надо его пугать. Эй, ты! — крикнул он мадуфиту. Оставь девушку в покое. Твой суртак хорошо придумал, как уйти, но вы проиграли бой. Ты все равно не сможешь доставить девушку Мадуфу.

— Тогда я ее убью! — взвизгнул ливеец.

— Да я тебя! — Буевит рванулся, как цепной пес, но сам себя сдержал.

— Если отпустишь ее, мы оставим тебя в живых.

Нехлад старался говорить спокойно и уверенно. И — старался не смотреть в лицо Незабудки, чтобы сохранить хоть каплю действительного спокойствия.

К счастью, девушка никак не показывала, что узнала его, она вообще не смотрела на спасителей.

— Ты ведь понимаешь, что все равно не можешь выполнить приказ, — продолжал Яромир, все так же держа Буевита за руку и приближаясь к неприятелю едва заметными полушажками. — И ведь Мадуф не велел причинять девушке вред. Помнишь? Он строго запретил прикасаться к ней! Это суртак приказал тебе в крайнем случае изобразить угрозу, но нас не обманешь. Ты проиграл — просто признай это. Зачем идти против воли Мадуфа?

На лице ливейца отразились удивление и внутренняя борьба, но в тот миг, когда он сосредоточился на услышанном, Тинар беззвучной тенью выглянул из-за спины стабучанина и взмахнул рукой. Серая молния кнута с тихим шелестом метнулась по воздуху, распушенный конец ее захлестнулся вокруг руки мадуфита — и последовавший рывок выдернул нож у него из пальцев.

Так вот о какой «штуке» Торопча говорил! Ничего не скажешь, прием ошеломляющий. Незабудка только вскрикнула, но кнут не коснулся ее кожи. Мадуфит замер в растерянности.

Не медля ни мгновения, стабучский боярин ринулся вперед. Он схватил противника за руку и резко крутанул, заставляя того, скорчившись от боли, отступить от девушки. Буевит тотчас загородил собой племянницу и взмахнул мечом.

— Не надо! — успела воскликнуть Незабудка. Но меч уже рассек шею ливейца.

Тинар, явно красуясь, небрежным движением скатал кнут в Три кольца. Буевит схватил Незабудку за плечи, заглянул в глаза. На лице его отразилась нежность, настолько чуждая его жестким чертам, что не казалась настоящей. Хотя именно такой и была.

— Навка, ты цела? Они ничего с тобой не сделали?

— Я жива и здорова, — ответила она и посмотрела на мертвого мадуфита. — Вы же обещали отпустить его…

— Я — не обещал, — сказал, как отрезал, Буевит. Незабудка судорожно вздохнула, вздрогнула всем телом, точно за один миг желая сбросить долго копившееся напряжение, и обняла боярина.

— Спасибо, что пришел за мной, дядя. И вам спасибо… Нехлад, Торопча, Тинар!

Лих, улыбаясь, подошел к ней, о чем-то спросил. А Нехлад не шевельнулся. Просто не позволил себе. И когда взгляд его встретился со взором девушки, понял, что ему нужно немедленно уйти… Однако этого он тоже не смог. Стоило ей еще раз назвать его имя — ноги сами понесли. Подошел, сглотнул и произнес:

— Здравствуй, Незабудка.

— Здравствуй, Нехлад. Вот и встретились.

Ну зачем она говорит такие слова? Что может значить эта встреча? Ах, право, лучше бы — нет, проще — не видеть ее вновь! Зачем так смотреть в глаза, к чему этот голос и это волшебное слово, пронзающее сердце, словно отточенный кинжал?..

Да полно, одернул он себя. Для самой Незабудки, целительницы, нет ничего странного в том, чтобы ласково смотреть на людей. Обычный это для нее голос и обычные слова. Ведь сам же признавал себе, что только в мечтах наделяешь ее своими собственными чувствами!

Так что — перетерпи, как необходимую боль при лечении, и иди дальше своей дорогой.

Это был голос разума. А сердцу Нехлад приказал замолчать. Благо уроки Древлеведа не пропали даром…

— Уйдем отсюда, — сказал он, подавляя желание протянуть руку Незабудке.

Однако она сама взяла его за руку. А Буевит — что за диво! — не только смолчал, даже не шевельнулся. Правда, взгляд его Яромир всей спиной ощущал, пока они поднимались наверх.

— Какое грустное место, — произнесла девушка.

— Просто могильник. Таков конец любой жизни, — ответил Нехлад.

Ему было спокойнее, пока она смотрела по сторонам, и в то же время он отчего-то досадовал, что не видит ее глаз.

— Наверное, и нас когда-то забудут. Кто-то найдет наши могилы — и не будет знать, какие имена мы носили, каких богов просили о хлебе…

Как странно спокоен и тих ее голос! Как странно, что может она рассуждать о постороннем после суток в плену, бешеной скачки по Согре, ночного боя и страха смерти…