Мир человека в слове Древней Руси - Владимир Колесов

Поэтому и белый свет нашей сказки — не случайное соединение двух слов; потаенный смысл сочетания в том и заключается, что исходная временная характеристика (рассвет после тьмы) развертывается в пространственную (путь героя). Значит, по своему происхождению сочетание белый свет моложе слова поле, но могло появиться одновременно с сочетанием чистое поле.

Интересно, что к слову свѣтъ присоединилось именно прилагательное бѣлый. С одной стороны, перед нами такое же поэтическое повторение, как и чисто поле (буквально: "чистое чисто"): бѣлый свѣтъ по своему исконному или во всяком случае древнему (XII в.) значению либо "белое бело", либо "светел свет" (скорее, второе); эти сочетания напоминают распространенные в народной поэзии тавтологические сложения типа путь-дорога, скорбь-тоска и др., поэтому они могли возникнуть только в произведениях народного творчества, т. е. долго не были ни книжными, ни разговорными.

Однако имеется одна особенность этого сочетания как цельного образования. Бѣлый — это "светлый", светящийся по-прозрачному, в отличие от синего — слова, которое тоже было связано с обозначением сияния (свечения), но только темного, мрачного, непрозрачного. Отсюда возникло представление о бесцветном цвете — в противопоставлении красным тонам (багровому, червоному и др.); следовательно, это и чистый в его противопоставлении к грязному (небелому), т. е. в конечном счете (как и в случае с чистым полем) белый — "неизвестный, открытый". Слово свѣтъ дополнилось, по-видимому, тавтологическим определением бѣлый только тогда, когда в последовательном развитии мысли понадобилось рассечь древнее представление о совмещенности времени и пространства. Параллелизм между «белым» и «светлым» существовал все время, всегда определяясь зрением как средством и способом их познания, и потому в любом поэтическом тексте возможна была подобная игра слов. С течением времени сочетание белый свет наложилось на старое эпическое представление о «чистом поле»: ведь и «белый свет» хотят поглядеть, посмотреть, увидеть, по «белу свету» пройтись. В белорусских сказках встречаем даже контаминацию этих сочетаний: дальнейшее наложение образа «белый свет» на образ «чистое поле» породило также «белое поле» в том значении, какое свойственно сочетаниям белый свет и чисто поле. Наложение «белого света» на «чистое поле» могло произойти достаточно рано, но значения "чистый, без примеси" или "открытый" у слова белый отмечаются только с XVI в. Так, белое место или белая земля — это свободное от налогов владение; белое железо — свободное от примесей, чистое железо. Ясно, что и выражение белый свет могло возникнуть не раньше этого времени, развивая значения, заложенные в слове свѣтъ, и вместе с тем продолжая старую модель сочетаний вроде бѣлый день.

Когда все эти процессы завершились, сочетание белый свет стало обозначать неизведанный мир, окружающий героя. Как «чистое поле» противоположно «темному лесу», так и «белый свет» в эпической традиции противопоставлен подземному царству тьмы; в некоторых сказках герой оказывается в подземном царстве и ищет дорогу на белый свет. Горизонтальное размещение «поле» — «дом» (или «лес») противопоставлено вертикальному (т. е. связанному с символами сакрального плана): «свет» — «тьма». Сочетание белый свет обозначает земные пределы, которые в принципе можно познать и, следовательно, подчинить. «Чисто поле» всегда враждебно, «белый свет» можно обернуть себе на пользу.

В знаменитом народном стихе о «Голубиной книге» (глубинной, заветной книге), сложенной, по мнению ученых, не ранее XVI в., говорится о том, что

Стоит рыба-кит не сворохнется;

Когда же кит-рыба поворотится,

Тогда мать сыра земля восколеблется,

Тогда белый свет наш покончится.

Пожалуй, это самое древнее употребление нашего сочетания в пространственном значении, здесь говорится о «строении мира» — белого света — примерно так, как описано это в сказке П. Ершова «Конек-Горбунок»: стоит земля на чудо-юдо-рыбе-кит.

Однако и в сказке представление о белом свете до определенного времени постоянно развивалось, отражая соответствующие изменения в семантике самих сочетаний.

Сначала это только дневной свет; день белый и красно солнце — тоже взаимозаменяемые в русской сказке сочетания, иногда они могут распространяться пояснением: «день белый, светлый встал». Иван-царевич спускается в подземное царство: «Не видать света белого: все равно как темная ночь... ходил, ходил несколько годов и все свету не видел». Белый день и белый свет пока еще слиты, это и время действия, и пространство, на котором действие происходит. Чем древнее сюжет (буквальность подземного мира), тем старше и семантика сочетания белый свет.

Пространственное наполнение «белого света» всегда строго ограничено. Первоначально белый свет — только Русь, место, где происходит действие сказки. Тридевятое царство, иное царство, подземный мир — это все не белый свет, а, как удачно сказано в одной сказке, нижний свет: «А яга-баба под белую плиту и на нижной свет ушла!». Белой плитой белый свет завершается. В. И. Даль в своем Словаре привел старое образование: «свѣторусье — русский мир, земля; белый, вольный свет на Руси; говорят и святорусье» (т. IV, с. 159). Действительно, Иван, купецкий сын, как настало время, «вышел на Русь белый свет, и пошел он в столичный город, где жил самый государь». Позже представление о белом свете расширилось в связи с развитием контактов, но сказка фиксирует тот момент исторической жизни, когда Русь была относительно изолированным государством. Слово светорусье по составу морфем — народное образование, а похожее по произношению святорусье явно вторично; это выдает и суффикс: церковнославянская форма была бы святорусие. Азовские казаки XVII в. знают только «светорусских богатырей» (Пов. Азов., с. 100, 104 и мн. др.), и даже святых, покровителей казачества, именуют они «свѣтъ» («на вас мы, свѣтовъ, надѣмся» — с. 152 и др.); в поздних редакциях текста «светлые» становятся «святыми» («святорусские богатыри», с. 178), а «пресвѣтлой здешней свѣтъ» (с. 140) оборачивается отныне навсегда «святой Русью» (с. 153). Обозначение популярного народного представления было заимствовано и в книжную речь, появился церковный эквивалент белого света — божий свет. Случилось это только после окончательного развития русского сочетания, в древнейших рукописях нет божьего света, но издавна известно божье царство, т. е. рай. В этом опять-таки заметно древнерусское противопоставление белого света загробному миру. Возникшие довольно поздно идиомы современного литературного языка используют указанные дубликаты как равноправные элементы: света белого не взвидел — света божьего не взвидел. В новых книжных идиомах используется только последнее сочетание: вывел на свет божий, вышел на свет божий. Одновременно возникает сложное пересечение с другим сочетанием: мир божий — свет белый, что при частичном совпадении значений слов мир и свет оказывается вполне возможным; сей мир — и тот свет.

На ранней стадии развития сочетания белый свет оказались важными также символические значения составляющих его слов. Слово свет вообще связано с представлением о красоте, любви и веселье, добавление прилагательного только усиливает символическую насыщенность этого представления (а именно это и нужно в художественном тексте). Белый употребляется в значении "хороший, добрый", отсюда идущие из древности выражения вроде белый город, белый царь. А. А. Потебня отмечал родство слов белый и красный в их символическом значении (отсюда багряница, в древних словарях переводимая словом бель; рыжий зверек, называемый белкой и т. д.); «Красный "красивый" тоже сродни с солнечным светом в словах кресъ "солнцеворот", кресникъ "купало, солнечный праздник", ярославское красить "светить"» (Потебня, 1914, с. 37). Древнерусское кресать означает "вырубать огонь". Учитывая подобные смысловые связи, наряду с белым светом мы ожидали бы встретить и сочетание красный свет, ведь когда новое сочетание только образуется, возможны самые разнообразные его варианты, сохраняющие общность значения и поэтической функции. Действительно, такое сочетание отмечается в древнерусских текстах. В «Казанской истории» XVI в. казанцы, оплакивая свое поражение, говорят, что если бы они не сопротивлялись войскам Ивана Грозного, «да токмо живы были вси и красный свет вси видели, и работали бы ему с великою правдою и верою» (Казан. ист., с. 522) (последнее относится уже к «белому» русскому царю). Красный здесь — "милый, прекрасный"; в том же смысле, что и белый, но возникло раньше его.