Антология современного анархизма и левого радикализма - Алексей Цветков

Простое противопоставление «общества» и «природы», «человечества» и «биосферы», «технологии», «знания», «науки» и менее развитых, часто примитивных форм человеческого взаимодействия с природой отвлекает нас от изучения очень сложных различий и разделений внутри общества, которые так необходимы для выявления наших проблем и поиска путей их решения.

Например, в древнем мире отношение к природе египтян сильно отличалось от вавилонян. Египтяне поклонялись сонму в массе своей ани-мистичных божеств, многие из которых и физически были полулюдьми-полуживотными, в то время как вавилоняне создали пантеон людей-богов, и при этом достаточно политичных. Но египетское государство было не менее иерархичным, чем вавилонское и так же, если не больше, подавляло человеческую индивидуальность. Некоторые охотничьи племена могут так же наносить вред природе, как и урбанистические общества, ограниченные в своей разрушительности разумностью. Когда мы называем все эти различные социальные формы одним словом «общество», мы оскорбляем мысль и рациональный подход. «Общество» само по себе становится чем-то неестественным. «Разум», «технология», «наука» характеризуются как «деструктивные», несмотря на те социальные факторы, которые обуславливают их использование. Попытки человека изменить окружающую среду опасны, так как наш «род» едва ли может сделать что-либо для улучшения жизни на планете в целом.

Конечно, мы так же относимся к животному миру, как и все другие млекопитающие, но мы являемся чем-то большим, чем стада, бродящие по африканским равнинам. То, чем мы отличаемся, то есть типами обществ, которые мы формируем, и то, как мы разделены на иерархии и классы, сильнейшим образом влияет на наше поведение и на результат наших действий в природном мире.

Наконец, так радикально отделяя человечество и общество от природы или наивно сводя людей к «роду» животных, мы затрудняем для себя понимание того, как человечество развилось из нечеловеческой природы, а социальная эволюция — из природной. Люди отчуждаются не только сами от себя в наш «век отчуждения», но и от природного мира, в котором находятся наши корни как сложной, мыслящей формы жизни.

Мы уже сыты по горло упреками защитников окружающей среды либерального и мизантропического толка в том, что «мы» как род ответственны за разрушение окружающей среды. Причем совершенно не обязательно ехать в Сан-Франциско, на территорию мистиков и гуру, чтобы обнаружить эту «родовую», асоциальную точку зрения на экологические проблемы и их источники. В Нью-Йорке таких людей тоже хватает. Я не скоро забуду «зеленую» презентацию, устроенную Нью-йоркским музеем естественной истории в 70-х годах, когда публике представили большую серию экспонатов, каждый из которых представлял собой пример загрязнения окружающей среды и экологического разрушения. Экспонат, закрывавший выставку, назывался «Самое опасное животное на земле». Это просто огромное зеркало, в котором каждый посетитель видел свое отражение. Я хорошо помню негритенка, стоявшего перед этим зеркалом, пока белый учитель пытался объяснить ему смысл этого «экспоната». Там не были показаны правления корпораций или директор, планирующий вырубить лес на склоне горы, или правительственные чиновники, действующие вместе с ними. Экспонат выражал в основе своей мизантропическую идею: люди как таковые, а не жадное общество и его богатые должностные лица, ответственны за разрушение окружающей среды — бедные не меньше, чем богатые, цветные — не меньше, чем привилегированные белые, женщины — не меньше, чем мужчины, угнетаемые — не меньше, чем угнетатели. Мифический человеческий «род» заменил классы, индивидуумы — иерархии, личные вкусы (многие из которых «причесаны» хищными средствами массовой коммуникации) — социальные отношения, а лишенные власти и живущие в нищете и изоляции люди — гигантские корпорации, обслуживающие сами себя бюрократии и жестокое государство собственности.

Кроме тех возмутительных выставок, организованных защитниками окружающей среды, на которых представлены привилегированные и непривилегированные классы в одинаковом свете, я считаю важным попробовать обсудить в этой главе еще одну существенную проблему, а именно проблему возвращения общества в общеэкологическую систему планеты. Больше чем когда-либо заслуживает внимания тот факт, что почти все экологические проблемы являются также и социальными, а не просто, или в первую очередь, результатом деятельности религиозных, духовных или политических идеологий. То, что эти идеологии могут взлелеять антиэкологические воззрения у всех слоев населения, вряд ли подлежит сомнению. Но гораздо важнее, чем просто оценивать идеологии так, как они того заслуживают, задать вопрос — откуда же они возникают и развиваются.

Очень часто экономические нужды заставляют людей действовать в несоответствии со своими собственными желаниями и даже сильными природными устремлениями. Дровосеки, нанятые для рубки прекрасного леса, обычно не испытывают ненависти к деревьям. У них просто так же нет выбора, как нет выбора у скотобоев — убивать или не убивать домашних животных. В каждом обществе имеются свои деструктивные и садистские индивидуумы, вроде защитников окружающей среды — мизантропов, желающих истребить человечество. Но для подавляющего большинства людей их работа, даже такая трудная, как, к примеру, у шахтеров, не является результатом их свободного выбора. Они просто борются с нуждой и к тому же являются продуктами социального устройства, над которым обыкновенные люди не имеют никакого контроля.

Чтобы понять современные проблемы — экологические так же, как экономические и политические, мы должны выявить их социальные причины и решить их социальными методами. «Глубинная», «духовная», антигуманистическая и мизантропическая экологии заводят нас в тупик, переключая наше внимание с социальных причин на социальные симптомы. Наша задача — увидеть изменения социальных отношений, для того чтобы понять наиболее важные экологические перемены. Эти же экологи ведут нас от общества к «духовным», «культурным» и неопределенным «традиционным» началам. Не библия породила европейский антинатурализм. Она лишь оправдывала антинатурализм, уже существовавший на континенте с языческих времен, несмотря на анимистические черты дохристианских религий.

Антинатурализм христианства стал особенно заметен с появлением капитализма. Мы должны не только рассматривать общество в контексте экологии, для того чтобы понять, почему люди являются сторонниками различных идей: одни — ярко натуралистических, другие — антинатуралистических. Нужно также исследовать более глубоко и само общество. Мы должны определить отношение общества к природе, понять, почему оно разрушает ее, и, напротив, почему оно должно и еще способно улучшить, углубить и сильно обогатить процесс естественной эволюции.

Пока мы говорим об «обществе» в абстрактном и общем смысле (а мы должны помнить, что каждое общество уникально и отличается от других многими веками своей истории), нам необходимо изучить то, что лучше назвать «обобществлением», а не просто «обществом». Общество — это определенный комплекс отношений, который мы часто воспринимаем как данность и изучаем в очень жестких рамках. Многие люди в наше время считают, что общество, основанное на рыночных отношениях — торговле и соревновании, существовало «всегда», но мы должны помнить, что существовали и дорыночные общества, основанные на безвозмездном сотрудничестве. Обобществление, с другой стороны, — такой же процесс, как и индивидуальная жизнь. Исторически процесс социализации людей можно назвать социальным бедствием, которое сопровождается болезненным переходом человечества к социальной зрелости.

Когда начинаешь рассматривать социализацию изнутри, поражает то, что само общество изначально имеет свои корни в природном мире. Любая социальная эволюция фактически является проекцией природной эволюции на человеческую сферу. Около двух тысяч лет назад Цицерон сказал: «С помощью своих рук мы существуем внутри Природы, нашей второй натуры».

Наблюдение Цицерона, однако, является недостаточным: первобытная, изначально не тронутая «природная сфера», или так называемая «первая натура», была переделана полностью или частично не только «нашими руками». Мысль, язык и сложные, чрезвычайно важные биологические перемены также играли большую, а иногда и решающую роль в развитии «второй натуры» внутри «первой».

Я употребил слово «переделана» для того, чтобы обратить ваше внимание на то, что «вторая натура» не просто явление, развивающееся отдельно от «первой». Отсюда и особое ударение на использование Цицероном выражения «внутри природной сферы».