Хемингуэй - Максим Чертанов

В Швейцарии молодожены оставались до 12 февраля, потом Париж, 6 марта — новая дурацкая травма: закрывал окно в ванной, рама отвалилась, разбив лоб над правым глазом, тем самым, на который недавно покушался Бамби. (В 1956 году Джед Кили, бывший редактор журнала «Бульвардье», выдававший себя за друга Хемингуэя, писал, причем совсем не в шутку, что раму подпилил Фицджеральд с целью убийства.) В больнице наложили швы — шрам остался навсегда. Дос Пассос впоследствии говорил, что «не знал другого атлетически сложенного крепкого мужчину, который бы столько времени проводил на больничной койке, как Эрнест Хемингуэй». Джеффри Мейерс составил подробнейший реестр больших и мелких происшествий, случавшихся с Эрнестом, и пришел к выводу, что опасность его здоровью угрожала как минимум раз в год.

С депрессией Хемингуэй справился, начав писать «Прощай, оружие!». Три года назад он сказал Фицджеральду, что война — лучшая тема для писателя (другие хорошие темы — любовь, деньги, алчность и убийство), но сам он не получил от войны достаточно материала для работы, ибо был молод. Теперь он стал достаточно взрослым. Текст сперва был безымянный и задумывался как рассказ о ранении, госпитале, любви к медсестре и принятии католичества. Работу вскоре пришлось прервать — Полина хотела рожать на родине, планировали, как и с Хедли, задержаться там на пару лет, но не в дыре вроде Оук-Парка или Пиготта, отчего дома Полины, а в более приятном месте. Дос Пассос, «рыба-лоцман», указал такое место — Ки-Уэст, самая южная точка США, город на одноименном острове в 150 километрах от Кубы, соединенный с сушей мостом, ближайший крупный американский город — Майами, откуда теперь можно попасть в Ки-Уэст самолетом, а тогда только на автомобиле или по морю. Дос Пассос нашел остров идеальным для курортного проживания: тропический климат, красивая природа, романтическая история — в XIX веке остров был пристанищем контрабандистов, мало туристов, тихо, свободная атмосфера: «никаких табу, каждый может говорить что вздумается». Хемингуэя особенно привлекло то, что Ки-Уэст был как бы маленькой Испанией в Америке: население острова тогда состояло преимущественно из кубинцев и испанцев, работавших на местных табачных фабриках или занимавшихся рыбной ловлей. 17 марта отплыли в Гавану, откуда тогда было проще всего попасть в Ки-Уэст, намереваясь провести на острове полтора месяца, а потом ехать к Пфейферам.

Глава девятая ПОСЛЕДНЕЕ ТАНГО В ПАРИЖЕ

«Луна уже взошла, и деревья темнели на фоне неба, и он шел мимо деревянных домов с узкими двориками и запертыми ставнями, сквозь которые пробивался свет; немощеными переулками с двойным рядом домов; кварталами кончей, где все было чинно, надежно упрятано от посторонних взоров — добродетель, неудачи, недоедание, овсяная каша и вареная рыба, предрассудки, порядочность, кровосмесительство, утешения религии; мимо ярко освещенных, с распахнутыми дверьми, кубинских „болито“, деревянных лачуг, в которых только и было романтического, что их имена: Чича, Красный домик; мимо церкви из каменных блоков, с треугольными остриями шпилей, безобразно торчавшими в лунном небе; мимо живописной в лунном свете громады монастыря с черным куполом и обширным садом; мимо заправочной станции и ярко освещенной закусочной возле пустыря, где когда-то была миниатюрная площадка для гольфа…» Это — Ки-Уэст, каким его описал Хемингуэй в романе «Иметь и не иметь».

Прибыли 7 апреля, городок понравился, сняли квартиру на Симонтон-стрит. По утрам работа над романом, после обеда рыбалка и купание — режим, установленный отныне навсегда. Хемингуэй писал Фицджеральду в октябре 1928 года: «Перкинс в письме выдал мне небольшой секрет, что ты работаешь по восемь часов в день — Джойс, кажется, работал по двенадцать. Он даже пытался сравнивать, сколько времени уходит у вас, великих писателей, на завершение работы. Что ж, Фиц, слов нет, ты трудяга. Мне лично стоит поработать больше двух часов, и я совершенно выдыхаюсь». На самом деле он работал больше, чем два часа в день, но ненамного: сутками сидеть над текстом не любил. Он часто говорил о каторжном писательском труде, но иногда, как сделал в предисловии к изданию «Прощай, оружие!» 1948 года, проговаривался, что этот труд — наслаждение: «Я помню все эти события и все места, где мы жили, и что у нас было в тот год хорошего и что было плохого. Но еще лучше я помню ту жизнь, которой я жил в книге и которую я сам сочинял изо дня в день. Никогда еще я не был так счастлив, как сочиняя все это — страну, и людей, и то, что сними происходило».

Знакомился с обитателями Ки-Уэст: по его словам, они принимали его за «большого бутлегера или наркоторговца с Севера», и никто не верил, что он писатель: для него это якобы был комплимент. Приятельствовал с рыбаком Бра Сандерсом, владельцем бара Расселом, автомехаником Салливаном: последний охарактеризовал его как «молчаливого, основательного человека, который говорил неторопливо и все знал точно». Много написано, особенно советскими литературоведами, о том, что дружить Хемингуэй умел только с представителями так называемого «простого трудового народа»: он действительно легко (как его отец) сходился с людьми малообразованными, без труда находил с ними общий язык и темы и, как правило, очень им (в том числе — своей многочисленной прислуге) нравился. Дело даже не в том, что для них отсутствие принстонского диплома ничего не значило, а в том, что в их обществе это ничего не значило для него самого. С ними он расслаблялся и не соперничал. Однако если проследить хронологию его жизни, поездок и встреч, нетрудно заметить, что, во-первых, среди «трудовых людей», с которыми он приятельствовал, преобладали содержатели баров и профессиональные спортсмены, во-вторых, в дом к обеду «простые люди» (если не относить к ним спортсменов) не приглашались, и, в-третьих, в обществе одного только «народа» он никогда не выдерживал больше месяца — начинал тосковать по интеллектуальному общению, звал в гости «литературных» знакомых или сам уезжал. Он и в Ки-Уэст выбрал в друзья человека не такого уж «простого» — Чарльза Томпсона, владельца рыбзавода, сигарной фабрики и нескольких магазинов: вместе рыбачили, Полина сдружилась с женой Томпсона Лорин.

Двадцать третьего апреля приехал тесть, они произвели друг на друга хорошее впечатление. 20 мая Полина уехала в Пиготт, Эрнест с тестем рыбачили еще несколько дней, потом последовали за нею. Он полюбил тещу — они останутся в хороших отношениях даже после его развода с Полиной, он будет с ней откровенен, как никогда не был с Грейс: в каком-то смысле миссис Пфейфер сумела заменить ему мать. Решали, где рожать Полине: Пиготт даже не обсуждался, тамошнее медицинское обслуживание казалось недостаточно хорошим, однако Эрнест написал отцу, что хочет привезти жену в Мичиган, где ситуация была не лучше. Кларенс благоразумно посоветовал Канзас-Сити. Приехали туда 17 июня, поселились у знакомых, Малькольма и Рут Лоури. Роды начались 27-го, шли тяжело, Полина промучилась почти восемнадцать часов, нужно было делать кесарево сечение.