Атласные мечты - Мэгги Дэвис

– Для Жиля, – так же торжественно повторил Руди, словно давал клятву. – Пусть он спокойно наслаждается своим звездным часом.

Николас Паллиадис приближался к ней в белом фраке, красивый и неприступный, а кругом царила суматоха импровизированной раздевалки. Элис же чувствовала себя, как певичка из «Мулен Руж», в фантастическом костюме фламинго принцессы Джеки. Она вспотела под невыносимо узким трико и тяжелой персиково-розовой шляпой с перьями.

На этот раз глаза Николаса Паллиадиса не скользили по ней оценивающе. Точеные черты его лица выражали абсолютное спокойствие. И все же Элис ощутила волнующий прилив тепла во всем теле. Она не могла не вспомнить о совершенной, поистине чудесной любви, которой они предавались.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она.

Он смерил Элис долгим укоризненным взглядом, удивившим ее.

– Забери их, – сказал он, протягивая руку.

Бриллиантовые с изумрудами серьги сверкали на его ладони.

Элис уставилась на украшение так, словно видела его впервые. Это были ее серьги!

– Как они к тебе попали? – Ее начала бить мелкая дрожь. Не много же времени ему потребовалось, чтобы найти их и забрать у менеджера фабрики «Ришар и Си»! Как ей теперь объяснить ему случившееся?!

Он все еще стоял с протянутой рукой.

– Ты обещала, что не будешь продавать украшения, которые я подарил тебе, – произнес он ровным голосом.

Почему он так ненавидит ее? – удивилась Элис. Он всегда готов поверить в самое худшее. Может быть, потому, что он сам ненавидит себя за то, что хочет ее? Конечно же, он ее хочет! В этом Элис ничуть не сомневалась.

– Я же сказал, что выкуплю их у тебя, – холодно напомнил он. – Ты солгала мне. Ты постоянно мне лжешь.

– Я их не продавала! – Головы повернулись в их направлении, и Элис замолчала.

– Я ни в чем не могу тебе доверять. – Николас сверкнул черными глазами. – Почему бы, черт возьми, тебе не сказать мне, что ты еще натворила?

Элис еле сдерживала раздражение. Какая была необходимость в том, чтобы являться сюда теперь, в самый разгар этой суматохи перед шоу, чтобы начинать весь этот разговор?!

– Что ты сделал, – презрительно заговорила Элис, – чтобы вернуть серьги? – Она воткнула несколько шпилек в головной убор с перьями, чтобы зафиксировать его на месте. – Избил служащих химчистки, поджег их контору? Или вытеснил «Ришар и Си» из бизнеса, как проделал это с Джексоном Стормом?

Она заметила, что он нахмурился.

– Я не вытеснял из дела Джексона Сторма. – Он с мрачным видом отступил в сторону, пропуская одну из моделей в костюме совы. – Не знаю, кто, черт возьми, сказал тебе такое. Это даже не называется перекупкой. Мы просто-напросто приобрели контрольный пакет его европейской компании.

Итак, это было правдой. Элис на мгновение прервала свое занятие, чтобы взглянуть на него. Огни в фойе тускнели. В помещение стремглав влетела Сильвия.

– Элис, ради Бога, ты первая!

Николас нетерпеливо отстранил Сильвию.

– Можешь ты хоть раз сказать мне правду? – возвысил он голос. – Зачем тебе были нужны деньги?

Элис нервно поправила головной убор. Бесполезно даже пускаться в объяснения – слишком много народу слушало их. И вдруг она увидела мужчину в черном костюме, пробиравшегося к ним сквозь толпу. О Боже, тем более ей не хотелось говорить об этом в присутствии Жиля!

Жиль взял ее под руку.

– Элис, ты поняла, где должна находиться, когда заиграет музыка? – Он взглянул на Николаса Паллиадиса так, будто впервые видел его.

Тот не обратил на него внимания.

– Деньги, – процедил Николас. – Я отдам тебе серьги теперь и буду возвращать всякий раз, когда тебе вздумается продать их. Однако я хочу знать, почему ты продала их тому придурку в Пантене!

– Я не продавала их! – Элис бросила тревожный взгляд на Жиля. Если она не остановит Николаса, он все испортит. Жиль и так уже находился в состоянии нервного возбуждения. – Я солгала тебе, – вдруг воскликнула Элис. – Как всегда солгала! – Она вздрогнула, увидев испуганное выражение, появившееся в глазах Николаса, но было поздно. – Я отдала их менеджеру химчистки, – в отчаянии крикнула Элис, понимая, что совершает очередной неосмотрительный поступок, о котором ей придется пожалеть, – потому что он… он мой любовник!

Свет в здании погас, и Элис вытолкнули на галерею над главным фойе, прежде чем она успела увидеть реакцию, отразившуюся на лице Николаса Паллиадиса.

Жиль следил, как мерцающая вереница экзотических птиц во главе с величественным розовым фламинго во внезапной темноте ощупью пробирается к вершине парадной лестницы.

Его костюмы, с изумлением подумал Жиль, на удивление хороши. Как зрелищные произведения. Он никак не предполагал, что ему когда-либо придется выступить на этом поприще. Однако в Доме Лувель с этими американцами все оборачивалось не так, как он предполагал сначала.

Однако что-то тревожило Жиля, пока он смотрел, как девушки занимают свои места на затемненных ступеньках. Смутная догадка весь вечер не давала ему покоя. Он вспоминал рождественский визит этого напыщенного осла, владельца текстильной фабрики из Лиона. Это был момент не из приятных; Жиль ненавидел, когда с ним обращались покровительственно, вот он и выставил за дверь де Бриссака, пожелавшего увидеть наброски костюмов. Но в какой-то момент этот человек пытался что-то рассказать ему.

Жиль не стал его слушать. В противном случае он бы вспомнил сейчас, что Луи де Бриссак говорил ему в тот момент об экспериментальном ламинированном кружеве.

Кажется, что-то про жидкое чистящее вещество…

22

Джексон Сторм со смешанными чувствами воспринял последний звонок из Нью-Йорка – тот, что сообщал название враждебной партии, скупавшей ценные бумаги «Джексон Сторм интернэшнл». Почти как в старые времена, когда в одну минуту Джейк Сторм с Седьмой авеню мог либо заработать целое состояние, либо… оказаться банкротом.

Конечно, на этот раз речь шла не о грубом мошенничестве и коварных ударах в спину, но о хитроумных и искусных международных махинациях, действовавших тихо и аккуратно, как стальное лезвие гильотины.

Джек откинулся на спинку стула, сидя за столом среди важных персон и мировых знаменитостей, и нарочно улыбнулся так, будто бы на свете не существовало ничего, что могло причинить ему беспокойство. «Да, ты был гильотинирован, Джейк», – подумал он. Этот образ ему понравился. Он отложил его до той поры, когда, да простит его Бог, начнет писать мемуары об открытии Дома моды в Париже.

«Проклятый греческий ублюдок», – пронеслось у него в голове, когда он наклонился, внимательно вслушиваясь в то, что шептала ему на ухо Мина Уртеган. Стоило ему отвернуться, и Нико Паллиадис увел у него из-под носа европейское отделение фирмы.