Рыцари пятого океана - Андрей Рытов

...Четыре раза экипаж Маликова поднимался в воздух. Четырежды за один день подвергал он себя смертельной опасности. Но когда обстановка потребовала лететь и в пятый раз, он без раздумья ответил:

- Готов идти на задание.

В пятом полете боевое счастье изменило Маликову. От прямого попадания зенитного снаряда в левый мотор машину резко качнуло, и она стала терять высоту.

- Командир, - передал по переговорному устройству штурман Николай Баранов, - левый...

- Вижу, - спокойно ответил Маликов. - Бомбы есть, сделаем еще заход на одном моторе. Не бросать же их попусту.

И вот самолет снова разворачивается на цель, и снова фугаски рвут железнодорожные составы. Но один снаряд разорвался под самым днищем кабины. Маликову перебило ногу ниже колена. И все же летчик нашел в себе силы довести машину на одном моторе до аэродрома. После посадки он потерял сознание.

Много отважных, находчивых людей было и среди младших командиров полка, возглавляемого майором Храмченковым.

Однажды самолет, на борту которого стрелком-радистом летал сержант Павленко, пострадал от зенитного огня противника. Поврежденными оказались мотор и плоскость. Летчик кое-как перетянул через линию фронта и посадил машину в поле. Рация была тоже повреждена, и летчик со штурманом отправились пешком в свою часть, чтобы доложить о случившемся.

У самолета остался Павленко. "А ведь на открытом месте немцы легко обнаружат бомбардировщик и постараются его уничтожить", - подумал он. Но что делать? Самолет - не коляска, его за хвост, к тому же без колес, не поволочешь.

Походил стрелок-радист вокруг машины, подумал. Решение пришло очень простое: подкопать землю под колесами и выпустить шасси аварийно.

Не теряя времени, Павленко побежал к видневшемуся невдалеке поселку, попросил в крайней хате лопату и, возвратившись, стал усердно рыть землю. К обеду траншея была готова. Радист поднялся в кабину летчика и выпустил шасси с помощью аварийного крана. Радость переполнила его сердце: машина стояла на колесах!

Теперь оставалось вытащить самолет. Но одному сделать это было невозможно, и сержант направился в ближайшее воинское подразделение. Доложив командиру о случившемся, он попросил у него подмогу. Командир выделил два десятка бойцов. С их помощью Павленко выкатил самолет на ровное место и отбуксировал на лесную поляну, прикрытую густыми кронами могучих дубов.

Теперь он был спокоен: немцам не удастся обнаружить бомбардировщик. Оставалось терпеливо ждать, когда из части прибудет эвакуационная команда, чтобы переправить машину на свой аэродром.

Об этом случае находчивости бойца, верности воинскому долгу я рассказывал в каждом полку нашего корпуса, и он послужил добрым примером не одному экипажу.

Разные люди были у нас среди солдат и сержантов. За некоторыми даже значились в прошлом немалые грехи, но в годину испытаний для Родины они не шли на сделку с совестью, воевали с врагом по-настоящему.

Храмченков рассказал мне об одном любопытном эпизоде. В эскадрилье, где служил стрелок-радист Дуда, летчики и техники справляли чей-то день рождения. Казенных ста граммов водки, что выдавались на каждого военнослужащего, оказалось маловато. Собрали деньги, отдали их Дуде, и тот направился в ближайший поселок.

Через час возвращается. Ставит на стол две бутылки водки, вынимает из кармана пачку денег и говорит:

- А это в фонд обороны.

Все переглянулись.

- Откуда у тебя деньги? Дуда рассмеялся.

- Зашел в магазин, а там толпа баб. Прошу их: пропустите, бабоньки, вне очереди, у меня неотложное дело.

- Какое такое неотложное? - набросились они на меня.

Показываю им руками, что мне надо. А они - ни в какую. Стать в очередь - к утру к прилавку не проберешься. Я одну тихонько плечом, другую, шучу с ними, а сам пробираюсь вперед. И тут какая-то настырная бабенка как хватит меня за воротник и поволокла назад.

- Подожди, - говорю, - гражданка, не рви казенное обмундирование. А она не отступается, норовит еще в бок ткнуть.

Отбился я кое-как от нее, смех поднялся. Закупил свою продукцию, вышел за дверь. И тут во мне старое, воровское, взыграло. Ах, думаю, негодница, на кого руку подняла? Бутылки в карман - и обратно в магазин. Тетка эта еще с кем-то сцепилась. Я приблизился к ней, очаровательно улыбнулся и поблагодарил ее за вежливость. Пока она держала открытым свой хохотальник, я обработал ее карманы...

Кто-то засмеялся, но другие осудили Дуду.

- Пойди сейчас же обратно и верни деньги.

- Но я же не себе, - пробовал отшутиться Дуда.

- Не разговаривай, - оборвали его. - Иди сейчас же в поселок. У нас воров не водится. У кого украл? Может, у той тетки и весь капитал-то при себе был.

А для того чтобы все было исполнено как надо, отправили с Дудой напарника. Больше такого рода "фокусов" за Дудой не замечалось. А воевал этот бывший вор отважно и фашистов ненавидел люто.

Вот что произошло однажды.

Стояла отвратительная погода. Низкая облачность закрыла аэродромы, беспрерывно сыпал мелкий дождь. Ни наши, ни немецкие самолеты в воздух не поднимались. Но вот поступил приказ командующего фронтом:

- Разрушить переправу!

Переправа - не площадная цель. С воздуха она кажется тонкой ниточкой, и с большой высоты в нее не попадешь. Нужно идти на бреющем. А это очень рискованно: противник подвергает самолеты обстрелу из всех видов оружия.

Командир полка выстроил летный состав и сказал:

- Задание чрезвычайно трудное, опасное. Я могу, конечно, приказать. Но возможно, кто-нибудь изъявит желание лететь добровольно?

Дождь моросил, не переставая, затянув серой кисеей самолетную стоянку, скрыв от наблюдения горизонт. Летчики стояли, поеживаясь, натянув шлемофоны на самые глаза. Первым вышел из строя Скосырев, потом рядом с ним стали все остальные семнадцать экипажей полка. Только три экипажа остались на прежнем месте. Остались потому, что их машины были неисправны.

Переправа была разрушена, но полк не обошелся без потерь. В один из самолетов попал зенитный снаряд. Летчика контузило, и он потерял сознание. Молодой штурман экипажа Селезнев снял его с пилотского сиденья и взял штурвал в свои руки. Стрелку-радисту Дуде он крикнул:

- Прыгай!

- А кто под нами: свои или немцы? - переспросил тот.

- Немцы.

- С немцами мне делать нечего. Не моя компания, - категорично заявил Дуда и остался в своем крохотном отсеке. - Лучше умереть в небе, чем на земле попасть в плен.

Позже мне довелось беседовать с Селезневым.

- Страшно было? - спросил я его.

- Страшно, - чистосердечно признался штурман.

Я думал, что он поведет разговор об убийственном зенитном огне, который фашисты сосредоточили по низко летящим самолетам. Его же, оказывается, волновало другое.