Апокалиптическая фантастика - Майк Эшли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Когда это закончится? — нетерпеливо спросил я. — Когда можно будет открыть подарки?
— Так откуда вы приехали? — спросил гостей мальчишеский голос, дерзкий и нетерпеливый.
— Вы с юга, если я не ошибся в вашем акценте? — добавил старый Феррис.
Взгляд бабули перескакивал с одного лица на другое. Люди подступали к ней все ближе, некоторые подбегали, все переговаривались, и старуха начала паниковать. Слегка ахнув, она начала поворачиваться, пока не обнаружила внучку, стоящую возле меня.
— Я здесь, — сказала Мэй.
Бабуля открыла рот, пытаясь вспомнить ее имя.
Девушка снова назвала себя и взяла бабушку за пухлую руку, после чего сообщила нам:
— Мы из Флориды.
Для малышни это слово прозвучало выдуманным. Бессмысленным.
— Так я и думал, — кивнул старый Феррис.
Я мысленно представил полузабытую карту. На краю континента оранжевая нога высовывалась в бледный океан.
— И как там наш Солнечный Штат? — осведомился Феррис.
— Мокрый, — заявил новый голос.
Все взгляды переместились. Даже Мэй повернулась, удивленная не менее остальных видом своего гороподобного братца, закупорившего выход из трейлера.
Кажется, он сказал что-то смешное.
— Флорида наполовину утонула, — предупредил Уинстон, с восторгом на круглом лице и скаля в ухмылке крупные зубы. — Перебирайтесь туда жить, и будете рады на шаг опережать океан.
— Неправда, — возразил его отец. — Может, Атлантика и стала на пару футов глубже, но земли там еще достаточно.
Дети начали спрашивать о Флориде, но большинство их родителей моложе меня и еще более невежественны. Поднялись руки, указывая в противоположные стороны. Кто-то упомянул аллигаторов — еще одно слово, почти ничего не значащее для собравшихся. Затем Мясник Джек наконец-то задал самый важный вопрос:
— Но что же вас, люди добрые, заставило проделать такой путь сюда?
— Моя бабушка, — призналась девушка, ткнув в бабулину руку. — Она захотела еще раз увидеть свой прежний дом.
Бабуля выслушала ее, поразмышляла секунду над сказанным и слегка кивнула.
— Так откуда она родом? — спросил Джек, как будто не поверил собственным ушам.
— Из Спасения, — подтвердила Мэй.
— И я тоже, — вставил ее отец. — Когда я был мальчишкой, мы с мамой жили вон там.
И он указал на дом мэра. Некоторые взглянули на него, но большинство не могли оторвать глаз от этих нежданных и поразительных незнакомцев.
Я снова приблизился к Мэй. Она улыбнулась совершенно без девичьей застенчивости.
— Холодно сегодня, — заметила она.
— Худшая зима за сорок лет, — вставил Джек.
— Вам уже доводилось бывать на морозе? — спросил я.
— Только последние две недели, — рассмеялась она.
— А когда вы уехали из дома? — Мне хотелось это знать.
— Прошлым летом, — сообщил ее отец.
— Во Флориде стало холоднее, чем обычно, — сказала Мэй. — У нас есть коротковолновая рация, и иногда мы разговариваем с друзьями. Было несколько ночей, когда термометр падал ниже шестидесяти[82].
— Может быть, это хороший признак, — сказал Джек, и в его глазах блеснула надежда. — Климат постепенно становится холоднее.
Уинстон громко и несогласно рассмеялся:
— Да ничего подобного. В прошлом году проснулась парочка вулканов. В Индонезии и Колумбии. И сейчас две тучи пепла висят в атмосфере, так что еще год или два будет холодно.
Мэй и ее отец обменялись быстрыми напряженными взглядами.
— Столько воды, — сказал я Мэй. — Всю жизнь хотел увидеть океан.
Но Уинстон не любил невежества, а также терпеть не мог, чтобы у кого-то оставались мечты.
— Вы уж поверьте, Атлантику вам видеть не захочется. Этот океан горячий, кислотный и наполовину мертвый. Рифов больше нет, моллюсков и лангустов с креветками тоже. Но только не медуз. Эти сволочи отлично себя чувствуют.
Я понял, что не знаю точно, кто такие медузы.
— Гольфстрим все еще течет, — продолжил он. — Может, и не в том объеме, в каком следует. Но океаны, по крайней мере, еще не задохнулись.
Мэй нахмурилась, но продолжала смотреть на меня.
— Море прекрасно, — возразила она. — В нем много рыбы и даже есть киты.
— Ага, несколько штук, — поддакнул братец.
— Значит, летом, — повторил я. — Долго же вы ехали.
— И даже не знали, сумеем ли доехать, — жизнерадостно сообщила она. — Папа с друзьями смастерили этот грузовик. Поставили отличные шины и специальную подвеску, а мотор работает почти на чем угодно. Но мостам нынче доверять нельзя. И даже если встретишь людей, нет гарантии, что добудешь у них горючего.
— Люди вам просто так давали спирт? — скептически вопросил Феррис.
— Мы его меняли на что-нибудь, — пояснила она. — Обменивали на новости и вещи из других мест. Когда мы выехали, у нас на крыше были фрукты и запас вяленой рыбы, а все кладовочки в трейлере полны какими-нибудь маленькими сокровищами.
И еще они крали горючее. Я не видел в них воров, но невозможно проехать такой путь и не взять то, с чем расставаться не желают.
Отец Мэй стоял возле бабули. Ему пришлось податься вперед, чтобы выглянуть из-за нее и спросить меня:
— Вы не будете возражать? Нам с мамой хотелось бы взглянуть на наш старый дом.
Пересечь половину континента, чтобы осмотреть одно здание. Это могло бы стать самой невероятной историей из всех мной услышанных. Тем не менее мэр не стал возражать:
— Это мой дом, и я приглашаю вас стать моими гостями.
Но бабуля оказалась не в настроении. Выдернув руку, когда сын потянул за нее, она бросила:
— Не хочу быть здесь. Хочу прилечь.
Сын, похоже, не принадлежал к людям терпеливым.
— Мама, — с недовольством произнес он, — прошу тебя, не начинай.
Но женщина снова начала падать, словно вплавляясь в красные кирпичи под ногами. К ней подскочила Мэй:
— В том доме есть хорошая кровать, бабушка.
— Что?
— Прекрасное место, где можно поспать. И там тепло.
Наверное, женщина передумала. Но вероятнее — уже забыла, что собиралась упасть.
— Пойдем, бабушка. Покажи, в какой комнате ты жила.
Вот так мы и направились к дому. Мэй держалась возле медленно вышагивающей бабушки, а я семенил мелкими шажками, чтобы оставаться рядом с ней. Нынешний мэр — уже седой сын второго мэра, старого союзника моей матери. Обычно он не может взглянуть на меня без презрения. Но в исключительных случаях ухитряется даже улыбаться мне, демонстрируя миру дружелюбие.
— У нас самый большой спиртзавод на двести миль вокруг, — похвалялся он. — И вы, конечно, можете взять столько горючего, сколько сможете увезти.
Мэй посмотрела на меня и сказала:
— Спасибо.
Можно подумать, это я проявил такую любезность. Я улыбнулся в ответ и словно воспарил. Когда в последний раз молодая женщина одаряла меня подобным незаслуженным вниманием? Конечно, это была Лола, и меня начало терзать легкое чувство вины.
— Разумеется, если не захотите остаться здесь, в Спасении, — продолжил мэр. — Мы всегда рады хорошим соседям.
Кажется, девушка была готова услышать такое предложение. Вряд ли оно ее взволновало, и у меня возникло ощущение, что она охотнее поговорила бы на сотню других тем. Мэй кивнула. Сделала вид, будто обдумывает предложение. Затем вежливо, но отработанным тоном ответила:
— Мы можем задержаться, только ненадолго.
— Мы едем на север, — добавил ее братец. — И хотим попасть туда до весны.
Любопытство сменило направление. Люди постарше стали называть вероятные места.
— Еще дальше на север, — не согласился Уинстон. Потом, уловив что-то во взгляде отца, добавил: — Кому какое дело, куда мы едем? Эти люди так и останутся здесь.
Мэй нежно подергала бабушку за руку.
— А куда вы едете? — тихо спросил я.
Отвечать ей не хотелось. Но молчание лишь усугубляло ситуацию. Не очень тихо и не совсем мне она ответила:
— В Канаду.
— Там нет никого, кроме лосей, — предупредил я.
Достигнув практически стопроцентной вакцинации, Канада обезлюдела. Немногие уцелевшие были слишком рассеяны, чтобы выжить и уж тем более создать общины. Во всяком случае, так утверждалось.
Но мое беспокойство на нее не повлияло. У меня в голове уже вертелось несколько вопросов. И тут она искусно сменила тему:
— Где твой дом, Ной?
Мэр неодобрительно хмыкнул.
Я ткнул пальцем в горизонт:
— Там, но отсюда его не увидеть.
— Ты отшельник?
Я ощутил неловкость. Мне хотелось скрыть свою жизнь, но сделать этого я не мог. И я признался:
— Я живу там с женой.
Я ожидал, что от признания мне полегчает, но не дождался. Мэр подслушал наш разговор:
— Мы видим Ноя от силы четыре раза в год.