Черный Легион: Омнибус (ЛП) - Дембски-Боуден Аарон

Глядя на обширный мостик, было сложно представить пустой зал заполненным тысячами офицеров и несущих службу членов экипажа. Легионеры собирались здесь целыми рядами, докладывая на брифингах кампаний и добавляя свои голоса к решениям, принимаемым внутренним кругом командующих Великого крестового похода. Галереи были выполнены в форме концентрических полумесяцев, чтобы вмещать военное присутствие, которого эти стены не видели уже сотни лет.

С каждой потолочной балки и настенного крепления на нас глядело яростное желтое Око Гора со щелью зрачка. Возможно, мне должно было бы казаться, будто свирепый взгляд осуждает меня. Но на самом деле я не ощущал ничего, кроме жалости. Сыны Гора пали настолько глубоко, насколько это вообще было возможно. Я судил по личному опыту, поскольку то же самое сделала Тысяча Сынов.

Мы стояли вокруг центрального гололитического стола: горстка воинов на месте, где некогда стояли армии. Я чувствовал себя падальщиком, явившимся рыться в прахе славного прошлого.

Я перечислю имена присутствовавших, чтобы сейчас их внесли в имперские архивы. Некоторые из этих воинов давно сгинули, пав в Долгой Войне. Других не узнать — их подлинные имена забылись, а изначальная личность погребена под множеством воинственных титулов, которыми их наделил напуганный Империум. Эти имена они носили тогда, в тот далекий день.

Фальк Кибре, Вдоводел, последний вожак разбитых юстаэринцев и предводитель группировки Дурага-каль-Эсмежхак. Вместе с ним было почти тридцать его братьев, облаченных в тяжелую броню их смертоносного клана.

Телемахон Лирас, капитан-мечник из Детей Императора. Он стоял в одиночестве — единственный из своих братьев, кто не стал пищей голодной страсти моей эльдарской спутницы. Тени, омрачавшие всю командную палубу, были не в силах приглушить блеск ликующей лицевой маски.

Ашур-Кай, Белый Провидец, колдун и мудрец из Тысячи Сынов. Он стоял вместе с фалангой рубрикаторов, которая насчитывала сто четырех наших пепельных братьев. Токугра, его ворон-падальщик, наблюдал за происходящим со своего насеста на плече.

Леорвин Укрис, известный — к вящей его досаде — как Огненный Кулак, капитан-артиллерист Пожирателей Миров и командир Пятнадцати Клыков. Он стоял вместе с Угривианом и четырьмя их уцелевшими братьями, каждый непринужденно держал массивный тяжелый болтер.

Саргон Эрегеш, оракул Абаддона, воин-жрец из ордена Медной Головы Несущих Слово. Он также стоял один, одетый в праведно-красное облачение XVII Легиона. Броню покрывали колхидские руны, нанесенные истертой золотой сусалью.

И я, Искандар Хайон, в то время, когда братья еще не звали меня Сокрушителем Короля, а враги — Хайоном Черным. Мой доспех был окрашен в кобальтово-синий и бронзовый цвета Тысячи Сынов, а моя кожа тогда — как и ныне — имела экваториальную смуглоту, присущую уроженцам Тизки. Рядом со мной находилась Нефертари, моя подопечная-эльдар с темной броней и бледной кожей, плотно прижавшая к спине свои серые крылья. Она опиралась на изукрашенное копье, похищенное из гробницы старого мира эльдар в глубине Ока. С другой стороны стояла Гира, злые белые глаза черной волчицы постоянно оставались настороженными. Ее настроение совпадало с моим, мое нетерпение передавалось ее физическому телу. От нее смердело кровью, которую нам предстояло вскоре пролить. Ее шерсть пахла убийством, а дыхание — войной.

Абаддон оглядел это разношерстное собрание и с хтонийской скромностью постучал себе поверх сердца.

— Мы жалкая и оборванная банда, не правда ли?

По всему помещению раздались низкие смешки. Из всех собравшихся я держал собственную заинтересованность на самой короткой привязи. Мои мысли продолжали блуждать по залу паломничества Эзекиля на другом конце корабля, где в роли музейной реликвии лежал Коготь Гора. Хотя психический резонанс, производимый окровавленными клинками, был окутан стазисом, он все равно давил на мои чувства.

Прежде, чем произнести свою часть, Абаддон предложил высказаться остальным. Под пыльными знаменами прошлого не было формального порядка, только воины, которые говорили о своих намерениях. Когда кто-то спотыкался в ходе рассказа, Абаддон подбадривал его дальнейшими расспросами, которые больше раскрывали слушателям прошлое говорящего. Он прокладывал мосты через разрывы между нами, не форсируя события и заставляя нас понять, что же у нас общего.

Признаюсь, в этом свете казалось, будто все практически предрешено судьбой. Каждый из нас говорил о Легионах, в которые мы более не верили, об отцах, которых мы более не боготворили, о демонических родных мирах Легионов, которые мы отказывались считать убежищем. В каком-то отношении наши слова граничили с исповедью, так грешники когда-то искали искупления, признаваясь в своих преступлениях священникам древнейших религий. На гораздо более практическом уровне это являлось простой тактической оценкой. Мы были солдатами, повествующими о своей истории, и разбирали, каким образом наша ненависть и наши таланты связывают нас в большее целое. Все делалось без рисовки и угрюмой помпезности. Это меня восхитило.

Впрочем, это в большей степени были не долгие рассказы, а представления. Всего лишь формальности перед тем, как Абаддон назвал причину, по которой мы собрались вместе. Воинов объединяют не разговоры о прошлом, а пережитый в настоящем бой. Чтобы амбиции Абаддона обрели какой-то вес, ему необходимо было дать нам победу.

Он говорил о Граде Песнопений и о том, как мы всадим в сердце крепости острие копья. Говорил о том, как «Мстительный дух» сможет двигаться с костяком экипажа из проклятых, ведомый сознанием Анамнезис.

Он говорил об угрозе, которую представлял собой Гор Перерожденный. Несомненно, отдаленной угрозе — он признал, что Детям Императора наверняка предстоят десятки лет неудачных алхимических экспериментов до того, как они хотя бы синтезируют первый этап генетического чуда Императора. Эта вероятность была далека, но мы намеревались атаковать до того, как она превратится в угрозу, и нанести удар, чтобы не дать Детям Императора выиграть Войны Легионов. Ему не было дела до ликвидации позора XVI Легиона — его заботило лишь отбрасывание последних оков прошлого. Примархи умерли или вознеслись выше забот смертных в волнах Великой Игры Богов. Он перечислил мертвых имперцев и возвысившихся изменников, закончив именами, которые быстро становились легендой даже для нас в Оке: Ангрон, Фулгрим, Пертурабо, Лоргар, Магнус, Мортарион. Имена отцов, вознесенных за пределы кругозора их смертных сынов — покровителей, которые теперь обращали на нас мало внимания, отдавшись ветрам и капризам Хаоса. Имена отцов, которыми до сих пор восхищались чрезвычайно немногие из нас, обладавших собственным наследием сомнительных успехов.

Я ожидал будоражащей речи, воодушевляющей диатрибы перед сражением, однако Абаддону хватало ума не дурачить нас пылкими словами. Этот хладнокровный анализ леденил наши чувства. Мы стояли, словно статуи, пока шла голая оценка, подводившая учет наших жизней и неудач наших Легионов и представлявшая правду тем, кто проходил через те же откровения. Никакой лжи ради ободрения. Правда сокрушала нас, предоставляя выбирать, куда двигаться дальше.

Закончив говорить, Абаддон пообещал нам место на борту «Мстительного духа», если мы того пожелаем — если встанем рядом с ним для ожесточенного штурма.

— Новый Легион, — заключил он, застав своим предложением врасплох нескольких прочих. — Сотворенный по нашему желанию, а не рабами воли Императора, созданными по образцу его несовершенных примархов. Связанный узами верности и честолюбия, а не ностальгией и отчаянием. Незапятнанный прошлым, — наконец, сказал он. — Больше не сыновья потерпевших неудачу отцов.

Будучи достаточно разумным, чтобы не пробивать свою позицию слишком сильно, он предоставил нам покрутить предложение в уме, веря, что мы придем к собственным выводам, и перешел к финальному гамбиту. Он рассказал, что нам придется сделать, чтобы осада увенчалась успехом. Рассказал, чего ждет от каждого из нас после начала боя. Не именуя себя нашим командиром, он, тем не менее, с непринужденным мастерством принял бразды правления и подробно описывал ожидаемое сопротивление и множество возможных результатов. Как и все умелые генералы, он пришел подготовленным. Когда подготовки оказывалось недостаточно, он полагался на опыт и интуицию.