Пружина для мышеловки - Александра Маринина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну ни фига себе, как много Шурик успел узнать всего за сутки, прошедшие с того момента, как его поставили руководить следственно-оперативной бригадой! Впрочем, удивляться тут нечему, шуриково косноязычие могло ввести в заблуждение кого угодно, только не его начальство, которое, видимо, знало цену этому следователю. Иначе во главе бригады его не поставили бы.
– Шур, в Ситникова невестка стреляла, – в сомнением произнес я. – Ты думаешь, она тоже в эту комбинацию как-то замешана?
– А почему нет?
– Не знаю… Мне кажется, если первые два убийства связаны с «Баунетом», то Ситников тут вообще не при чем. А если он «при чем», то дело не в «Баунете». Невестка не вписывается.
– Впишем, – оптимистично пообещал Вилков. – И потом, еще не факт, что стреляла действительно она. Может быть самооговор. Я ж пока ничего не видел. Хорошо, что ты сказал насчет старой дружбы, сейчас я это дело прокипячу.
Что означало, что Шурик собирается немедленно предпринять шаги к тому, чтобы заполучить себе и дело о покушении на Ситникова.
– В воскресенье?
Я не был таким оптимистом, как он.
– Плевать, – лаконично ответил следователь.
– Шурка, мне нужно поговорить с Ситниковым. Если получишь это дело, поможешь?
– О чем поговорить? – в его голосе снова появилось напряжение. Ну, это и понятно, какому следователю понравится, когда какой-то участковый, не имеющий отношения к расследованию, вдруг стремится побеседовать с потерпевшим.
– Да по тому старому делу о маньяке, – объяснил я, не обижаясь.
– Только в моем присутствии.
– Ну само собой. А если не получишь…
– Да быть такого не может, – отрезал он.
Третьим отличительным качеством нашего приятеля Вилкова наряду с косноязычием и умением быть благодарным является его феноменальная самоуверенность. Ему просто не ведомы такие интеллигентские глупости, как сомнение в собственных силах и возможностях.
Следующий телефонный звонок я сделал Мусатову. Собирался попросить его познакомить меня с Юлиным отцом, потому что у него есть возможности получать информацию о событиях семидесятых годов. Я малодушно звонил на мобильный, потому что был уверен, что по этому телефону ответит он сам. Звонить домой и рисковать, что снова трубку возьмет Юля, я не хотел. Услышу ее голос и расстроюсь…
В ухо долго вливались длинные гудки, и мое воспаленное воображение уже начало было рисовать сцену страстной любви, во время которой как-то не хочется отрываться на посторонние разговоры, когда послышался голос. Мужской и незнакомый. Я мгновенно похолодел. В свете недавних событий это показалось мне дурным предзнаменованием: когда по мобильному отвечает не владелец телефона, а кто-то посторонний, ничего хорошего это не предвещает.
Но все обошлось. Оказалось, мне ответил сам Виктор Альбертович Пинчук, на знакомство с которым я и набивался.
– Мы сейчас у нас на даче, – словоохотливо объяснил он. – Андрей поехал с Юлей за мясом для шашлыков, а телефон забыл на столе. Я взял на себя смелость ответить. Что-нибудь передать Андрею?
Я помялся немного, но решил быть наглым. В конце концов, я же по делу звоню, причем дело не мое личное, а касающееся того самого Андрея, который поехал с дочерью Пинчука за мясом для шашлыков, будь оно трижды неладно. Ох, ревность, плохое ты чувство, недоброе, и жить мешаешь.
– Я, собственно, звоню, чтобы просить Андрея познакомить меня с вами. Андрею как-то удавалось обойтись без вашей помощи, а мне, боюсь, это не по силам.
Виктор Альбертович живо включился в обсуждение вопроса и с готовностью откликнулся на мою просьбу.
– Я буду рад сделать что-нибудь полезное для Андрея. Знаете, я очень огорчился, когда он отказался от сотрудничества со мной… Вы в курсе?
– Да-да, он говорил.
– Что ж, – Пинчук вздохнул, – его можно понять. На его месте я, наверное, сделал бы то же самое. Сейчас я возьму ручку, и вы мне все продиктуете.
Он записал все фамилии, а также мои телефоны, и обещал немедленно позвонить, как только что-нибудь узнает. Осталось обсудить самый пикантный вопрос: об оплате его услуг. Я не филантроп, если дело идет не о моих стариках, но в то же время понимал, что у Мусатова финансовые затруднения, он даже элементарную разработку Ситникова отказался оплачивать, а меня уже жгло со всех сторон. Правильно, что я не стал сыщиком и подвизаюсь в роли простого участкового, нельзя мне сыскным делом заниматься, уж больно я азартен, как оказалось. Даже и не подозревал за собой такого. Я готов был платить из собственного кармана за удовлетворение собственного же любопытства. В конце концов, то, что меня сейчас интересует, может не иметь ни малейшего отношения к истории обвинения и осуждения Олега Личко, а узнать все равно хочется.
– Сколько это будет стоить?
– Нисколько, – тут же откликнулся Виктор Альбертович.
– Но…
– Я делаю это для Андрея и, в конечном итоге, для своей дочери. Чем спокойнее будет у него на душе, тем легче Юле будет с ним общаться.
Об этом я как-то не подумал… Выходит, тем, что я помогаю Мусатову искать правду о его отце, я помогаю укреплению его отношений с Юлей. Вот дурак-то! С другой стороны, если я влюблен в Юлю, то искренне желаю ей добра, хочу, чтобы у нее все было хорошо, чтобы она была счастлива. Ну и что, что не со мной? Главное, чтобы ей было хорошо. Я же не хочу, чтобы ей было плохо, правда?
На этом я и успокоился. И занялся прозаическими домашними делами, пропылесосил квартиру, сходил за продуктами, вычесал котов, почистил им ушки и зубки, остриг когти. Не могу сказать, что они были в восторге, но когда меня это останавливало?
Периодически я заглядывал в интернет в поисках новой информации, которую раздобыли вездесущие журналисты, но ничего особенного не появилось, кроме фотографии самого Ситникова. Красивый мужик, моложавый, стройный, ухоженный.
Вечером я снова пробежался по всем телевизионным каналам в поисках криминальной хроники. Во всех программах говорилось одно и то же, практически дословно повторяя утреннюю сводку, за исключением того, что Ситников не убит, а тяжело ранен. Только на одном канале я услышал небольшое дополнение:
– За несколько дней до трагедии Вячеслав Ситников дал интервью нашему корреспонденту о проходящих в Государственной Думе дебатах по законопроекту, вносящему поправки в закон о недвижимости…
На экране появился Ситников, вещающий что-то заумное об инвестициях в строительство, о защите прав инвесторов и еще о чем-то, столь же животрепещущем. Я переключился на другой канал, развалился на диване и стал смотреть боевик с Брюсом Уиллисом. На животе у меня уютно урчала Карма, и я подумал, что воскресный день заканчивается…
Но он, как оказалось, только начинался. Потому что позвонила Майя Витальевна Истомина.
– Игорь, вы можете говорить?
– Могу. А что случилось?
– Я смотрела новости… Там передали про покушение на какого-то Ситникова из Министерства экономического развития.
– Да, было такое.
– Это же он!
– Кто – он? – тупо переспросил я, не отрываясь от экрана и пытаясь не утерять нить событий. В боевиках все развивается так быстро! Чуть отвлечешься – и обязательно пропустишь что-нибудь важное.
– Ну он, Клюев.
– Какой Клюев?
Поистине, в этот момент мне не было равных по тупости.
– Тот человек, который приходил от испанского издательства. Сергей Иванович Клюев.
Тут до меня дошло. И я мгновенно забыл про телевизор, про боевик и про Брюса Уиллиса.
– Вы… уверены? – осторожно спросил я, чтобы не спугнуть удачу.
– Почти.
– Что значит, почти? Это он или нет?
– Понимаете, у него была тогда другая прическа и усы, а сейчас показали интервью, которое он недавно давал, там усов нет, и волосы совсем другие, наверное, он был в парике, когда ко мне приходил, но голос я узнала. И потом, мимика, моторика, движения губ, жест, которым он крутит ручку в время разговора… Они точно такие же. И еще, у него такой характерный оборот речи, он часто повторяет: «изволите ли видеть», – торопливо и взволнованно говорила Истомина, а у меня в голове уже крутились самые разнообразные новые догадки…
– Майя Витальевна, я могу сейчас к вам приехать? Нам нужно поговорить.
– Да, – мне показалось, что она немного растерялась, – да, конечно, Игорь, приезжайте.
* * *Мне показалось, что она постарела за те несколько дней, что я ее не видел. Ведь я был у Истоминой совсем недавно, когда показывал ей фотографию Забелина, а будто десять лет прошло. Наверное, у нее что-то случилось. Может, пресловутый дядя Жора очередной фортель выкинул, опозорил племянницу перед посторонними, назвал, например, ее воровкой, как когда-то при мне, воровкой, обобравшей его до нитки и оставившей старика без крыши над головой, а люди поверили, и она теперь переживает.
– Пойдемте в кабинет, – она указала рукой на дверь комнаты, в которой я еще ни разу не был, – у мужа гости, он с ними в гостиной…