Анафем - Нил Стивенсон

Я старательно пережевал то, что было у меня во рту, сдерживая порыв двинуть Джезри по физиономии. Но в теорике всегда так. Не только лориты говорят: «Результат не нов». Кто-то всё время заново изобретает колесо. Ничего стыдного в этом нет. Если бы все из жалости к изобретателю ахали и восклицали: «Надо же, колесо, никто прежде до такого не додумался!» — ничего бы хорошего не вышло. И всё равно обидно, когда слышишь, что работал зазря.

— Я и не говорю, будто получил новый результат, — терпеливо ответил я. — Просто рассказываю, что получилось за первые часа два. И, кажется, мне удалось сформулировать вопрос.

— Какой?

— Фраа Ороло наверняка знал, что есть несколько спутников на полярных орбитах. Для космографа они ничем не примечательнее воздухолётов.

— Помеха для наблюдений, — кивнул Джезри.

— Так ради чего Ороло рисковал анафемом? Что он хотел увидеть?

— Не просто рисковал… Он…

Я отмахнулся.

— Ты знаешь, о чём я. Сейчас не время кефедоклить.

Джезри бесстрастно смотрел в пространство за моим левым плечом. Почти любой другой на его месте смутился бы или обиделся, но только не Джезри. Как я завидовал его спокойствию!

— Мы знаем, что Ороло понадобился спилекаптор, — сказал Джезри. — Невооружённым глазом он этого не видел.

— Ему приходилось смотреть иначе. Он не мог получить изображение с большой выдержкой, — напомнил я.

— После закрытия звездокруга максимум, что он мог — стоять в винограднике, смотреть в спилекаптор на Полярную звезду и ждать, когда рядом с ней что-нибудь пролетит.

— И на несколько мгновений промелькнёт в видоискателе. — Теперь мы оба заканчивали друг за другом фразы. — И чего ради? Что он таким образом узнавал?

— Время. — Джезри упёрся взглядом в стол, как будто там показывали спиль про Ороло. — Он отмечает время. Через девяносто минут видит, что та же птичка снова пролетела над полюсом.

(Птичками называл спутники Лио — этого армейского жаргона он набрался из книжек, — и теперь мы все пользовались его словцом.)

— Увлекательнейшее занятие — всё равно что за часовой стрелкой наблюдать!

— Не забывай, что птичка не одна, — напомнил Джезри.

— Забудешь тут! Я полдня на них пялился!

Но Джезри начал развивать мысль и ему было не до моих жалоб:

— Вряд ли все они летают на одной высоте. У тех, чья орбита выше, период обращения больше. Не девяносто минут, а девяносто одна или девяносто три. Засекая время, фраа Ороло мог после достаточно длительных наблюдений составить своего рода…

— Перепись, — сказал я. — Каталог всех птичек.

— И тогда, в случае какой-то аномалии, он мог сразу её отметить. Но до того, как составлена такая, как ты говоришь, перепись…

— Он работал в полном мраке, в прямом и переносном смысле, — сказал я. — Он видел птичку над полюсом, но не знал, что это за птичка и есть ли в ней что-нибудь необычное.

— Значит, мы должны повторить его путь, — сказал Джезри. — Твоя первая задача — составить перепись.

— Мне это куда проще, чем Ороло, — сказал я. — На табуле видно, что некоторые сектора шире. Это следы спутников на более высоких орбитах.

— Когда ты как следует присмотришься к картинкам, ты научишься вычленять аномалии по внешнему виду, — заметил Джезри.

Легко ему было говорить — делать-то предстояло мне!

В последние минуты разговора Джезри явно заскучал. Он скользил взглядом по трапезной, словно надеялся отыскать там что-нибудь поинтереснее фраа Эразмаса. Теперь он вновь перенёс внимание на меня и объявил:

— Новая тема.

— Разрешаю. Назови тему, — отвечал я.

Если Джезри и понял, что я над ним прикалываюсь, то не подал виду.

— Фраа Пафлагон.

— Столетник, которого призвали.

— Да.

— Наставник Ороло.

— Да. Весы говорят, что его призвание и неприятности, в которые угодил Ороло, связаны.

— Звучит разумно, — признал я. — Я вроде как принимал это за допущение.

— Обычно мы не можем узнать, чем занимается центенарий, — по крайней мере до следующего столетнего аперта. Однако перед тем, как уйти в верхний лабиринт, двадцать два года назад, Пафлагон написал труд, который попал в мир во время десятилетнего аперта 3670 года. Десять лет спустя и потом еще раз, несколько месяцев назад, наша библиотека получила обычные деценальные поступления. Я прочесал их в поисках ссылок на работу Пафлагона.

— Какой-то уж очень окольный путь, — заметил я. — При том, что все труды Пафлагона у нас тут, под рукой.

— Да. Но я искал другое, — сказал Джезри. — Меня больше интересует, кто обратил внимание на Пафлагона. Кто прочёл его труды, написанные до 3670-го, и заинтересовался им как мыслителем. Потому что…

— Потому что кто-то в секулярном мире, — подхватил я, — очевидно, сказал: «Пафлагон-то нам и нужен! Давайте-ка его сюда!»

— Вот именно.

— И что ты нарыл?

— Сейчас объясню, — сказал Джезри. — Получается, что у Пафлагона было в каком-то смысле два основных дела.

— Как работа и самоделье?

— Можно сказать, что его самодельем была философия. Метатеорика. Проциане, вероятно, сочли бы это своего рода религией. С одной стороны, он — серьёзный космограф, занимается примерно тем же, чем Ороло. А в свободное время обдумывает и записывает глубокие идеи. И снаружи это заметили.

— Что за идеи?

— Я не хотел бы пока в это углубляться, — сказал Джезри.

— Ну, знаешь!..

Джезри успокаивающе поднял руку.

— Сам прочти! Я сейчас о другом. Я пытаюсь вычислить, кто его выбрал и почему. Космографов много, верно?

— Да.

— И если его призвали из-за космографии, возникает вопрос…

— Почему именно его?

— Да. А вот метатеорическими вопросами, которые он разбирает, почти никто не занимался.

— Я вижу, к чему ты клонишь. Весы говорят, что его призвали из-за них — не из-за космографии.

— Да, — сказал Джезри. — В любом случае, судя по тому, что мы получали в 3680-м и 3690-м, мало кто обращал внимание на метатеорические труды Пафлагона. Однако есть одна суура в Барито, большая поклонница Пафлагона. Её зовут Акулоа. Она написала две книги о его работах.

— Десятилетница или…

— Нет. Унарианка. Тридцать четыре года кряду.

Значит, она преподаёт. Других причин оставаться столько в унарском матике нет.

— Новоэвенедриканка. — Джезри угадал мой следующий вопрос раньше, чем я успел его задать.

— Я почти ничего не знаю про этот орден.

— Ну, помнишь, Ороло нам рассказывал, что светитель Эвенедрик на склоне лет работал в двух направлениях?

— Вообще-то про него упомянул Арсибальт, но…