Жестокие игры - Владимир Константинов

— Верно, — грустно улыбнулся Кудрявцев.

Оне — не состоявшийся правитель Всея Сибири, великий комбинатор и самый удачливый мошенник нашего времени, были седни не в настроении. И настроение это им испортил ни я — ваш покорный слуга. Нет. Его им испортил черненький и маленький бес, послушник самого сатаны, шустро бегающий по планете на своих коротких ножках и спешащий наделать как можно больше мерзостей, чтобы выслужиться перед хозяином. Именно он им и испортил натроение.

Кудрявцев докурил сигарету. Погасил в пепельнице окурок. Вновь тяжело вздохнул и, глядя в окно, задумчиво проговорил:

— Может быть, вы действительно правы?

— В чем, Роман Антонович?

— Я имею в виду этот Космический разум и все прочеее.

— Не могу, к сожалению, предъявить вам вещественное доказательство, но можете поверить мне на слово.

— Если это так, то вы правы — будещее за вами.

— А я о чем вам битый час толкую. А вам, Роман Данилович, самое время позаботиться о спасении своей души.

— Да ну вас, — отмахнулся от меня Кудрявцев. — Что у вас за манера такая — все превращать в шутку.

— Но на этот раз я не шучу, а говорю совершенно серьезно.

— А можно я сам все напишу.

— Что напишите?

— В протоколе сам напишу о всех своих... делах. Не хочу отнимать у вас так много времени.

— Конечно. Буду только рад. И можно надеятся, что вы будете искренни?

— Я ещё не давал вам, Сергей Иванович, повода в этом сомневаться! — очень обиделся Кудрявцев.

— Извините!

Я достал бланк допроса подозреваемого, заполнил титульный лист и вместе с приличной стопкой писчей бумаги протянул ему.

— Вот, пожалуйста, Роман Данилович. Желаю плодотворного творчества!

— Спасибо!

Я подал ему на прощание руку и он ответил мне крепким рукопожатием. И я понял, что он уже все для себя окончательно решил. И это решение в нем созрело не сегодня и не сейчас. Он давно к нему шел. А я лишь помог ему. слегка подтолкнул.

Однако, «мы славно поработали и славно отдохнем». Точно! В гробу бы я видел этот кабинет и эту работу. У меня слишком много накопилось поводов, чтобы отметить, тасазать: во-первых, мое удачное «воскрешение», во-вторых, встречу с долгожданным Кудрявцевым, в-третьих, наш откровенный с ним разговор и, наконец, в-четвертых, то, что удалось организовать огромную фигуру из трех пальцев этому хитровану и исключительному прохвосту Сосновскому. Нет, за это положительно стоит выпить. И я решительно снял трубку и набрал номер телефона Рокотова. Услышав знакомое «Алло!», тоном, не терпящим возражений сказал:

— Вот что, «капитан», немедленно дай команду — «свистать всех наверх». Всю твою «банду» я жду у себя дома ровно через час. Своих я буду «брать» сам. Как понял?

— А как же Кудрявцев? — подрастерялся друг от моего напора. — Ты что, уже его допросил?

— Он решил облегчить мне задачу и все написать собственноручно.

— Темнишь?! — не поверил Рокотов.

— Обижаешь, начальник!

— И он решил во всем признаться?! — сомнение в голосе друга даже усилилось.

— Он не только решил, но прямо-таки жаждет этого. Снизошло на человека. Бывает.

— В таком случае, поздравляю!

— Спасибо, друже! Собирай своих архаровцев и дуйте прямиком ко мне.

— Еще их надо собрать. Они же на задании.

— Сегодня никаких заданий! Как руководитель следственной группы, я их отменяю. Сегодня будэм малэнко кушал, да? И моного, очэн моного пил водка, да? Такой дэнь, слюшай!

— А ты знаешь, что из Москвы вернулся Андрей Говоров?

— Вот видишь, ещё один повод! А где он?

— Где-то у вас там. Наверное у Краснова.

— Непременно его разыщу и притащу. До встречи!

В кабинете Миши Краснова я действительно застал высокого и стройного парня с синюшним от побоев лицом и фингалом под левым глазом. Пока лишь можно предположить, что он довольно симпатичен. Более точно будет видно дней через десять, никак не меньше. Здорово, однако, над ним потрудились. Миша любовно глядел на него и даже прослезился от избытка чувств.

— Сережа! — заорал он благим матом, завидев меня. — Радость-то какая! Андрюша Говоров вернулся!

Я подошел, протянул Говорову руку.

— Привет, ковбой!

— Здравствуйте, Сергей Иванович! — улыбнулся он, пожимая мне руку. Улыбка у него была хорошая, душевная, а глаза — дерзкие, насмешливые. Хорошие глаза. Свой человек.

— Значит, это тебе я обязан жизнью? Спасибо, дорогой, век тебе этого не забуду.

— Скорее, вы обязаны моему агенту Вене Архангельскому. А я лишь передал добытую им информацию. Есть высшее юс витэ нэцисквэ. Я его исполнил, — скромно сказал он, глядя на меня глазами отъявленного плута.

Вот когда я пожалел, что в институте мы не изучали латынь. Спросить его сейчас — о чем он сказал, — значит дать приличную фору на будущее. Этого я позволить себе не мог. Но меня выручил Миша.

— Ты что это по каковски сказал? — спросил он простодушно.

Говоров выразил явное сожаление, что вопрос этот задал ни я. Тот ещё жук! Молодой, да ранний. С ним надо держать ухо востро.

— Я сказал, что есть высшее право жизни и смерти, — нехотя ответил он.

— Собирайтесь, друзья, едем ко мне. Там обо все поговорим и там же все сразу и отметим.

Мое предложение было встречено с воодушевлением. И гляда на Говорова, у меня в груди сильно защимило что-то теплое и светлое. Нет, не зря мы с Мишей выстебывались на этой работе, если остались ещё такие парни, как Андрюша Говоров, Валера Истомин. Не зря. Ага.

Глава десятая: Не все ещё того... кончено ага.

Вечером Виктор Ильич, как всегда, смотрел по телевизору иформационную программу «Время» и вдруг услышал, как диктор сказал:

«Уважаемые телезрители! Два дня назад мы сообщали вам в своей программе о заказном убийстве в Новосибирске старшего следователя по особо важным делам прокуратуры области Иванова Сергея Ивановича. Так вот, это как раз тот случай, когда нам приятно давать опровержение подобной информации. К счастью, Сергей Иванович жив-здоров и согласился дать интервью нашему корреспонденту Тамаре Венцимеровой»,

На экране появилось красивое, мужественное лицо мужчины лет сорока. Насмешливо глядя в телеобъектив, он сказал:

— Вынужден сообщить, что слухи о моей смерти были сильно приувеличены.

«Какой того красивый какой и это как его самоуверенный вот», — отметил про себя Сосновский.

— Сергей Иванович, как же такое могло случиться, что известие о вашей смерти обошло все телевизионные информационные программы? — спросила корреспондент.

— Видите, кому-то очень хотелось, чтобы было именно так. Вот мы и решили, как говорили в прежние времена, «пойти навстречу пожеланиям трудящихся».

— И кто же он, если не секрет.

— В интересах следствия я, к сожалению, не могу его пока назвать. Но думаю, что это обязательно случится. И очень скоро. Убежден, что он сейчас сидит у экрана телевизора и смотрит на нас с вами. — Следователь неожиданно подмигнул и насмешливо проговорил: — Привет, приятель! Все плетешь свои козни? Но ничего, скоро уже. Скоро мы с тобой обязательно встретимся. Это я тебе клятвенно обещаю.

Виктор Ильич выключил телевизор, вскричал в сердцах:

— Сукин сын! Ага... Какой сукин сын!

Сосновский сам испугался своих слов. Прежде он никогда, ничего, ни того... Не сквернословил ага. И вообще, старался бранных слов... Не употреблять бранных слов. Считал недостойными их... Этого... Как его... Человека. Недостойными. И вот — на тебе. Нервы совсем не того... Развинтились ага. А этот какой... Нахал какой. Неужели так силен, что ему самому... Что ему самому вызов?! Нахал! Иванов. Фамилия какая... Смешная какая... Всех их, Ивановых, с корнем надо. Что б побегов того... Не того... Не давали побегов ага. Сволочи!

Виктор Ильич ещё долго бегал по комнате и все никак не мог успокоится. Подбежал к телефону, набрал номер Танина.

— Видел? — спросил он его без всяких предисловий.

— Что, Виктор Ильич?

— По телевизору?... Видел?

— Видел, — грустно вздохнул Танин.

— И что того?... Скажешь чего?

— А что тут сказать, — вновь вздохнул Валентин Иванович.

— Ты чего, дурак... Развздыхался тут мне чего?

— Не знаю прямо с чего начать, Виктор Ильич.

— Что у тебя еще?... Еще чего?

— Кудрявцев арестован, Виктор Ильич.

— Дура-а-ак!! — завопил Сосновский, бросая трубку. Новость сильно его напугала. Так вот почему этот так... Иванов этот так говорил... Так самоуверенно ага. Переиграл он их. По всем статьям того, этого... Бестолочи! Дармоеды! Ничего не могут!... Думать не могут... Все за них... Устал! Как же он устал! А что если барин этот... Кудрявцев этот... Что если рассказал... Об их разговоре этому? Ведь это, как того... Как повернуть ага. Как посмотреть на это... Представить как... Можно и как заговор... С целью переворота заговор?

И Виктору Ильичу стало совсем страшно.

А ночью к нему опять Этот приходил. И уже не во сне ага... Сидел там в углу... В кресле сидел... Зрачками красными сверкал... Страшно! А за окном ветер... И ветки по окну. Господи! За что ему... За что такие муки?!