Битва драконов. Том 2 (СИ) - Гуминский Валерий Михайлович

— Зато получилось очень естественно! — цесаревич переглянулся с Софьей, и та кивнула, соглашаясь с мужем. — Даже не подкопаешься, что все готовилось загодя.

— Да, но я-то этого не знал! Я про титул говорю сейчас.

— Ладно, мальчики, можете поговорить, а мы вас покинем, — сообразила Тамара, и вся женская компания удалилась в танцевальный зал, где теперь оглушала ритмами другая группа.

— Прогуляемся, — предложил Владислав и сам же первым направился в длинный коридор, соединяющий оба дворцовых крыла. Перед ним расступались, приветствовали, но никто не пытался отвлечь и заговорить.

Очутившись в относительной тишине дворцового перехода, где кроме них и сотрудников охраны никого не было, наследник активировал «купол тишины», после чего затащил Никиту в уголок с мягкими креслами и диванами, окружавшими столик с закусками и бутылкой шампанского. Волхв заподозрил, что Балахнин все подготовил заранее. У князя много людей бывает, но никому и в голову не пришло уединяться именно в этом месте.

— Я бывал здесь, — небрежно произнес цесаревич, словно прочитал мысли Никиты, и сев в кресло, закинул ногу на ногу. — Не кулуары, но при наших возможностях без труда можно организовать приватность.

Фраза царапнула. Выходит, наследник активно контактирует с Балахниным?

— Князь очень гостеприимен, — продолжил Владислав с непонятными интонациями в голосе. — Отец не препятствует нашему общению. Как наследник я обязан знать своих подданных, кем бы они себя не видели в современной России. Если Алексей Изотович открыто проповедует либеральные взгляды, стоит изучить теоретическую базу сего направления. Зачем, собственно, Балахнин добивается его насаждения на русскую почву, густо удобренную разнообразными сословиями.

— Врага нужно знать в лицо? — усмехнулся Никита и обхватил бутылку шампанского ладонями, раскрывая скрипт «холод». С хлопком вылетела пробка, бокалы наполнились искристым напитком, а на стол посыпались снежинки как побочный продукт легкой магии.

— Знал бы ты, как все нудно, — поморщился Меньшиков-сын. — Ведь все, что проповедует либерализм, по сути, заложено в основах государственного аристократизма. Гарантии частной собственности, свободная рыночная экономика, личная неприкосновенность и прочие завлекательные трескучие фразы, формулы…

— Только все завязано на жестких внутриклановых отношениях с четкой иерархией сверху вниз, — Никита поднял бокал, призывая цесаревича выпить.

— Да, так и есть, — рассеяно откликнулся Владислав. — Идеи князя Балахнина могут лечь на благодатную почву лишь с развалом всей клановой системы.

— Но ведь Балахнин сам является Главой весьма сильного клана, — нисколько не удивился Никита словам наследника. Он давно пришел к подобным мыслям. — Ему нет никакой выгоды рушить сложившийся уклад.

— Ему — нет. А его кураторам из-за границы очень даже хочется установить новый порядок взаимоотношений в обществе. И не только Россия здесь в их планах. Южная и Северная Европа, Китай, среднеазиатские эмираты и ханства тоже под прицелом. Клановость есть главный враг реформаторов. Она препятствует захвату ресурсов и перераспределению их потоков по миру.

— И кто же это у нас мифический враг?

— Новое дворянство, которому не досталась сытная кормушка, — спокойно ответил Владислав. — Именно она опасна государственным устоям. Либерализация общества грозит выплеснуть на улицы маргиналов и обиженных. Нельзя этого допустить. Балахнин вовсе не глупец, как может видеться на поверхности. У него очень четкий план подвести под императорский клан мину замедленного действия. Когда рванет, он первый отметет все, что наговорил, и усилит свое влияние. Или его дети.

— Зачем же об этом открыто говорить в доме главного противника, Ваше Высочество? — нахмурился Никита. Он предчувствовал, что беседа будет крутиться вокруг серьезных тем, и заранее раскидал своих «помощников-убийц» по пустым залам. «Каракатицы» ослепили всю записывающую и следящую технику, операторы чертыхаются и злятся, что картинка потеряна, а звук и так глушится «куполом».

— Хочу, чтобы милейший Алексей Изотович занервничал и стал совершать ошибки, — негромко, без тени улыбки ответил Владислав и припал к бокалу. — Хм, либерал либералом, а вино-то с крымских виноградников… Так вот, насчет его нервозности. Он обязательно ускорит давление на членов клуба «22», чтобы ввести на должность Кормчего тебя, Никита Анатольевич.

— А я до сих пор не могу разгадать комбинацию князя с моим назначением на эту странную должность, — пробурчал Никита, снимая зубами со шпажки оливку. — Что даст ему мое возвышение?

— Появление некоего института справедливости, — рассмеялся цесаревич. — Опять моя придумка, каюсь. Я просто фонтанирую идеями, черт возьми! Возьмем, к примеру, такую ситуацию… К кому обращается обиженный и оболганный человек, когда пройдены всевозможные инстанции?

— К императору, это и так ясно.

— А точнее, в Комиссию Справедливости при Кабинете Его Величества. Там тоже сидят не дураки, расследуют все тщательно. Потому и длятся сутяжества месяцами. А теперь представь, появится параллельный орган с такими же функциями. Пара-тройка удачных разбирательств и вынесение справедливого вердикта — и?

Никита призадумался и с толикой неуверенности предположил:

— Комиссия Справедливости начнет утрачивать свои позиции. А это удар по престижу власти.

— Видишь, сам все понимаешь, — назидательно поднял палец Владислав. — Вообще, идея таит в себе несколько смыслов. Не получится одно, выйдет другое.

— А что думает император?

Цесаревич пожал плечами и покрутил в руке бокал.

— Проблема умозрительна, но никак не проявляется сама по себе, — ответил он через некоторое время. — Да, у него есть четкое представление, что являют собой Шереметевы, Волынские и их союзники. Балахнин тот же со своими идеями… Но это же болото, куда нос не сунешь! Что таится в черных топях? Какие деструктивные мысли бродят в голове этих людей? Да черт с ними! Лучше давай отметим твой титул и звание!

Владислав оживился и самолично долил шампанское в свой и Никитин бокал.

— Я в курсе твоих подвигов в Сербии. Князь Белёвский очень тепло о тебе отзывался. Жалел, что не смог встретиться и лично выразить свою благодарность.

— Жалел? — удивился волхв.

— Обратно по государственным делам за границу отправился, — кивнул Владислав, отпивая из бокала. — Обычно подобные визиты на несколько лет затягиваются. Кстати… помнишь наш разговор в Озерном? Насчет некоего презента.

— Его Величество выглядел не слишком бодро, — осторожно прощупал почву Никита.

— Да, печально, — покивал наследник. — Устал за последнее время. Это еще хорошо, что на внешних рубежах спокойно. Но проблем все равно хватает. Слегка переутомился.

— У него энергетические каналы забиты, Сила гаснет без выхода наружу, — заметил Никита. — Свиток, который я обещал, не может «созреть» так скоро, ему нужно хотя бы месяц полежать. Впрочем, могу воздействовать на энергетический контур с помощью своей Силы.

— Не мне опровергать опытного артефактора, — цесаревич не выглядел расстроенным, что еще больше укрепило мысль Никиты о какой-то игре со стороны Меньшиковых. Семи пядей во лбу быть не нужно: демонстрация направлена на союзников Балахнина и самого хозяина дворца.

— Как сын? — поинтересовался волхв. — Не боитесь надолго оставлять его одного с няньками?

— С ним опытные мамки, — улыбнулся Владислав. — И накормят, и перепеленают. Да мы здесь ненадолго. Соня через полчаса начнет метаться и домой тянуть. Так что не удастся нам повеселиться. А ты не хочешь поделиться своими подвигами? Что там в Устюге произошло? Бельские жаловались родителю, что Назаров переступает границы дозволенного: шантажирует, вмешивается во внутренние дела клана, переманивает людей.

— Какие смелые, — Никита удивленно вздернул брови. — А еще белые и пушистые, аки ласковые котятки.

— Говорят, ты половину Устюга на свою сторону переманил? — в глазах Владислава плескался смех. Не знал он самого главного, а то бы Олегу Юрьевичу, присутствующему на Ассамблее, не поздоровилось.