Из прошлого: далекого и близкого - Николай Яковлевич Мерперт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шофер-араб говорит, что эта скала еще не сама Ум-Ашира, что до последней еще 4-5 км. Едем дальше, все, кроме В.В. Пименова, оставшегося копировать надписи. Достигаем «настоящей» Ум-Аширы: там, в окружении черных ущелий стоит красная бочка из-под бензина, больше ничего нет.
Возвращаемся к нашей скале пешком. Переходим Вади-Аллаки чуть ли не час. На той стороне — высоко на большой плите — вновь изображения жирафов и прочих зверей. Там стоит наша машина, ездившая куда-то к каменоломне. Добираемся до нее, ложимся с Олегом в тень от машины и засыпаем.
Но вскоре взбираемся в машину и вновь едем, забираем В.В. Пименова. Обратный путь промелькнул особенно быстро. В начале шестого мы подъехали к дому викиля. На сей раз вымотало всех. На Борисе Борисовиче и Льве Николаевиче лица человеческого нет.
А мы с Олегом вспоминаем, как полтора месяца назад совершили первый свой поход в Вади-Аллаки, вдвоем и без машины.
Идем на мол (у викия все же отголоски цивилизации). Плещемся. Нил сразу же снимает половину усталости. Солнце садится за черные горы. Рериховские краски! Сейчас, в отличие от декабря, сумерки длятся хоть полчаса, Нил становится стальным, а потом уже черным.
Все нетерпеливо смотрят в сторону лагеря: ждут катера. Наконец, показался огонь: он то движется, то останавливается, приближается бесконечно долго, мы даже спорим, катер это или нет. Оказывается, катер. Спускаемся в него, грузим вещи. Канистра пуста: 15 литров выпиты.
Нубия, март 1962 г., М.У. Юнисов, худ. В. Пименов, Фуад Якуб, принцесса Ага-Хан, А.В. Виноградов, О.Г. Большаков, Н.Я. Мерперт, П.Д. Доровских
7 марта
Конец рамадана. Первый день большого трехдневного праздника Эйди-Футур. В Куштамне и Дакке уже слышатся песни, а за заливом, у шалашей бедуинов, видны разряженные люди. Все разговляются, а нам вот нечем.
На Хор-Дауде нас торжественно встретили рабочие. Они молились в мечети и праздновали в Куштамне. Отвели нас в палатку. Угощали сладким напитком, чаем и арахисом. Каждый из рабочих совал мне сигарету. Я их зажигал одну за другой и бросал. Олег в это время практиковался в разговорном арабском языке, просвещая рабочих в истории России. Говорил он превосходно, а слушатели у него были очень благодарные. У Олега было все: и Бонапарт, и Отечественная война, и продовольственная проблема, и пенсии, и наличие в России мечетей.
Далее речь пойдет о случае, для нашего лагеря чрезвычайном, и чтобы тематически подвести к нему, придется вернуться ко времени нашего появления в Асуане в самом начале декабря 1961 года. Пролетели мы тогда из Каира более 1000 км. Африка была там гораздо «более настоящей», чем в Каире, а Египет «более глубинным», и мы спешили с ними познакомиться. Все это обволокло нас: остров Элефантина, экзотический сад короля Фарука, подлинный ботанический рай с редчайшими растениями, гигантский некрополь в огромной стене, где вырубленные в ней галереи открывают доступ к погребальным храмам египетской знати, в том числе завоевавших Нубию адмиралов Нильского флота и фараоновых полководцев. Хронологически галереи спускаются от Древнего царства наверху до римской эпохи внизу. Многочисленные надписи и роспись храмов бесконечно информативны и позволяют здесь, более чем где бы то ни было, возрождать не только события ряда эпох, но и человеческие характеры, особенности, интересы, устремления, слабости, достоинства.
Памятники этого района предельно многообразны. Мы много часов провели на описанном скальном некрополе. Посетили названные выше острова, осмотрели незавершенного колосса (не полностью вырубленного и не поднятого) эпохи Среднего царства. На правом берегу внимание привлекла замечательная живописная скала, увенчанная превосходным мавзолеем, ниже которого располагался дворец, парк, загон для ланей, наконец, причал с охраной. Наша яхта называлась «Изида», ее хозяин звался Али. Он же исполнял обязанности нашего гида. «Туда нельзя, — сказал он, указывая на причал. — Это мавзолей Ага-Хана». Всезнающий Олег тут же прокомментировал: «Ага-хан — глава могущественнейшей и богатейшей секты Фатимидов, принц иранской Каджарской династии, свергнутой Реза Пехлеви. Ежегодно получал огромные дары от мусульман всего мира, в том числе из СССР. Весь комплекс создан его вдовой — европейской художницей и архитектором»...
Принцесса Ага-хан, Н.Я. Мерперт и египетский инспектор Фуад Якуб в лагере экспедиции. Египет 1962 г.
Февраль—март. 1963 г. Принцесса Ага-хан в лагере с российской экспедицией.
Принцесса Ага-Хан в Нубии
Яхта принцесса Ага-Хан
Эти строки предваряют события в нашем лагере в середине февраля 1962 года. Вернемся к ним. Была пятница — свободный день мусульман. Борис Борисович был на конференции в Каире. Мы же занимались генеральной чисткой лагеря. От причала нашего «флота» (катера и шлюпки) нас отделяла скальная гряда. Поэтому возвращавшийся катер показался и скрылся за ней. Мне показались в нем цветные женские зонтики. Прибежавший Олег принес мне брюки. Себе же разыскал модные тогда остроносые ботинки. После переодевания покинули, наконец, палатку. Снаружи застали оживленное движение. Товарищи наши были в несколько растерянном состоянии. От причала же к гостевой палатке сновали незнакомые арабы с баулами и тюками. На наиболее удобном участке располагались две женщины. Одна — европейка — в платье из тяжелого шелка, с правильными чертами лица и превосходной фигурой. Вторая — девица среднего роста, в таком же платье, но желтого цвета. Она оповестила нас, кивнув на первую и говоря по-немецки: «Ее светлость принцесса Ага-хан». Последняя недовольно прервала ее, спросив нас с Олегом: «На каком языке будем говорить?». Я предложил французский, на что последовало: «Слава Богу! Это мой родной язык!». Далее несколько вопросов о нашей работе и планах на сегодня. Она обладала поразительной способностью снимать напряжение. По ее приказу несколько сопровождавших слуг-арабов извлекли большой тюк, оказавшийся надувной лодкой с двумя моторами. Появился и насос, как в сказке, за несколько минут. И все под наблюдением араба-телохранителя с большим кривым кинжалом и автоматом. Оказалось, что принцессу зовут Иветта, она — француженка, приняла ислам, по профессии — художница и архитектор, спроектировала и дворец, и
