Будни фельдъегеря 1. В эльфийской резервации - Екатерина Бунькова

Он навис над ней и подсунул под нос ароматную корочку. Вопреки ожидаемому, на Аню не напал рвотный позыв. Напротив – слюнки потекли. Она открыла другой глаз и покосилась на золотистую корочку. Слабость была такая, что даже руку поднять, чтобы ухватить хлеб, не было сил.

- Открой ротик, - как недавно своей сестричке, сказал ей Игорь, настойчиво тыкая хлебом прямо в губы. Аня вздохнула, открыла рот, получила одуряющее пахнущие калории и принялась жевать.

- Фельдшера уже можно вызывать? – спросил ее удовлетворенный парень, присаживаясь рядом. – Или подождем, пока ты окончательно ослабеешь и потеряешь способность к сопротивлению? Что вообще за глупости – от врачей бегать?

- Я не бегаю, - хрипло ответила Аня. – Записалась на четверг, в Город.

- А, ну тогда ладно, - облегченно выдохнул Игорь. – В Город – это хорошо. Тебе там сразу и анализы сделают, и лекарства нормальные можно купить. А то в нашей аптеке только презервативы и аспирин: на время пьянки и после нее. Как ты себя чувствуешь сегодня?

- Сдохнуть хочу, - честно призналась Аня, едва шевеля губами. – Живот болит адски, все ломает, слабость невыносимая.

- И лицо у тебя цвета засохшей овсянки, - дополнил и без того безрадостную картину Игорь.

Аня хотела было отшутиться, но ей было так тяжело, что отличная острота, пришедшая на ум, так и ушла неиспользованной.

- Садись, поешь, - Игорь потянул ее за руку. – Мне на тебя смотреть страшно.

- Не хочу, - отказалась девушка, чувствуя, что не может даже развернуться. – Я посплю еще.

- Еще поспишь? – ужаснулся Игорь. – Да ты так в летаргию впадешь. Четвертый день только и делаешь, что спишь. Или уже пятый? Ань, это ненормально. Попей хоть водички. При простудах надо много пить.

- У меня не простуда, - девушка снова прикрыла глаза.

- А что тогда? – уточнил Игорь.

Аня не ответила. Ей и самой очень-очень-очень хотелось, чтобы это была простуда, но факт оставался фактом: задержка была уже такая, что никаких сомнений в свершившейся беременности не было. Оставалось только ждать спасительного четверга. Ждать, бояться аборта, бояться взглядов персонала, переживать из-за возможных последствий этой процедуры и, разумеется, мучиться угрызениями совести: хоть с лимон размером, хоть с кунжутное семечко, но ребенок остается ребенком, а аборт – самым безжалостным убийством, как ни убеждай себя в обратном. И проспать все время до четверга было не такой уж плохой идеей. А еще лучше – очнуться уже после аборта, в полном здравии и уверенности, что ничего не было. Но одновременно ей ужасно хотелось схватить телефон, позвонить и отменить визит, пока не поздно. Вот бы кто-нибудь другой пришел и решил все вместо нее.

Аня закрыла лицо руками и окончательно ушла вглубь одеяла.

- Ладно, спи, - вздохнул Игорь, сочувственно похлопав ее по плечу. – Я посижу с тобой.

Но жалким надеждам Ани проспать до четверга или переложить ответственность на чужие плечи не суждено было сбыться: где-то лесу созрел прыщ народного возмущения.

Первые «ласточки» - а точнее, эльфы – появились еще вечером. Сначала они делали вид, что гуляют туда-сюда. Потом начали собираться группками. К закату их количество увеличилось до сотни. Любопытные бабушки повысовывались из окон в тщетной попытке понять, к чему сборище. Но небо стремительно темнело, улица, фонари на которой не горели уже год, погружалась во тьму. А толпа только прибывала. Темные фигуры в эклектичных одеждах – от народных сарафанов до «адидаса» - выстраивались неровными рядами, боязливо оглядываясь по сторонам и стараясь не шуметь. Улица начала походить на очередь в Эрмитаж в бесплатный день. С одним маленьким но: на дворе была ночь.

- Ань, у нас гости, - наконец, вынужден был предупредить девушку Игорь, глядя, как его соплеменники плотным полукольцом окружают дом, будто в жутковатом фильме про зомби. – Аня, проснись, это серьезно.

- Скажи им, пусть идут лесом, - невнятно откликнулась девушка, не открывая глаз. – Мне плохо.

Игорь покосился на ее угловатую фигуру с провисшим от пятидневного голодания животом и вздохнул. Потом встал, подошел к окну и раскрыл створки. Собравшиеся тут же повернули к нему головы, подровнялись и затихли в ожидании, косясь на трех мужей, выдвинутых ими в качестве «голосов народа».

- Мы желаем говорить с Агнессой Марьямовной, - важно сказал Эрдал Змееборец, облаченный в свой лучший наряд и с внушительным посохом, прихваченным не иначе как для пущей важности. Голос его, вопреки ожидаемому эффекту, не полетел эхом по улице, а завяз в толпе, начисто лишившись весомости.

- Она сегодня не принимает, - сухо ответил Игорь. – Плохо себя чувствует.

Его голос, как нарочно, пролетел дальше и был услышан в самых дальних рядах. Хотя, дело тут было скорее не в мистических особенностях, а в том, что окно находилось выше толпы, а чистый юношеский тенор (если не дискант) имел свойство распространяться в открытом пространстве несколько дальше просевшего от многолетней эксплуатации старческого баритона.

- Открой дверь, мальчик, - присоединился старейшина Тополь снисходительным тоном. – У нас важное дело.

- Вы меня вообще слышали? – Игорь скрипнул зубами, понимая, что его тут ни во что не ставят. – Наш фельдъегерь болен. Плохо ей.

- Болезнь подождет, - сказал Эрдал Змееборец. – Мы пришли решать важный вопрос: где она прячет Кровь старого мира?

- Уже и название красочное придумали? – не без восхищения хмыкнул Игорь: шустро его сородичи все-таки соображали, когда дело касалось их любимых дубов. – Вот только нет у нас никакого кувшинчика. Не-ту. Слышите? Обломчик вышел. Приносим свои извинения за беспокойство и просим всех разойтись по домам.

- Игорь, не лезь во взрослые дела, - выдвинулся сурово нахмурившийся дед Дормидонт, впервые на памяти парня покинувший лес. – Зови, давай, фельдъегеря, хватит паясничать.

- Болеет она, что не понятного? - Игорь перестал улыбаться и сложил руки на груди, не желая уступать позиции. – Я сегодня за фельдъегеря.

- Слышь ты, сопляк малолетний, - неожиданно перешел на совсем другой тон Эрдал Змееборец. – А ну, отпирай ворота! Где эта ведьма?

- Попрошу без оскорблений, - Игорь скрипнул зубами, но с места не сдвинулся. – Я, между прочим, совершеннолетний. И у меня есть телефон. Сейчас вот включу запись, а потом в суд на вас подам. За оскорбление чести