Зона поражения - Василий Орехов

– Ну, уже легче, – констатировал я. – Вода, какая-нибудь еда?

– Да какая еще еда! Это же законсервированный объект!

– Ясно.

Я вдруг остро ощутил, что мы находимся внутри наглухо запечатанной бетонной коробки, выхода из которой нет, и меня передернуло. Клаустрофобия, мать его…

В коридоре стоял несмолкаемый гвалт бюреров, который едва-едва просачивался через стену. Внезапно штурвал запорного механизма дернулся. Донахью рывком поднял голову.

– Они не смогут открыть дверь? – поинтересовался он.

– Кишка тонка, – ответил я. – Ментальная сила бюрера чуть меньше физической силы обычного человека. Смогли бы, допустим, три десятка человек, навалившись разом, открыть вакуум-затвор?

– Вряд ли, – согласился Мартин. – Но три десятка человек не смогли бы ухватиться за него все вместе, они бы просто мешали друг другу. А бюреры способны воздействовать на дверь на расстоянии. Если они возьмутся за дело слаженно?

– У бюреров есть определенный радиус действия ментального поля, – пояснил я. – У кого-то больший, у кого-то меньший. С увеличением расстояния поле ослабевает и в конце концов сходит на нет. Так что все равно им придется расположиться в непосредственной близости от командного пункта. Ну, хорошо: пусть не три десятка бюреров смогут одновременно вцепиться в вакуум-затвор, пусть их будет даже семь десятков. Нет, не сумеют.

Тихо скрипнув, затворный штурвал начал медленно проворачиваться.

– Черт! – вскрикнул Донахью, вместе с Галлахером бросаясь к дверям.

– Расслабьтесь, ребята, – хладнокровно произнес Стеценко. – У штурвала есть холостой ход – полоборота в ту и в другую сторону. Дальше они его не повернут.

Действительно, штурвал двигался ровно полоборота, после чего заклинился намертво. Потом пополз в обратную сторону – и с тем же результатом.

На некоторое время нас оставили в покое – видимо, противник проводил импровизированный военный совет. Потом в дверь начали колотить с грохотом, словно огромным бревном – размеренно, тяжело, с оттяжкой: бам-м-м! бам-м-м! бам-м-м!.. Вряд ли в подземельях реально нашлось что-то столь большое и массивное, но бюреры вполне могли лупить в вакуум-затвор направленными коллективными телекинетическими ударами.

Прошло еще несколько минут. Мы с охотниками сидели возле столов с компьютерами на секретных картонных коробках, наблюдая за работой хакеров-диверсантов. Тяжелые размеренные удары в дверь не прекращались. С потолка сыпалась побелка, освещение то и дело начинало моргать.

– А ведь пробьют, – шепотом сказал Стеценко.

– Хрена, – отозвался я. – Разве что будут целенаправленно долбить сутки. Мы раньше с ума сойдем от грохота.

– Альваро, не там, – проговорил Миша, не отрываясь от монитора. – Выше по схеме.

Камачо хмыкнул. Они оба колотили по клавиатуре с такой скоростью, что в помещении стоял пулеметный треск.

– Альваро, нет! – резко произнес Пустельга.

На некоторое время опять воцарилось молчание. Клавиши дробно щелкали под пальцами хакеров.

– Миша, у меня нет времени тебя уговаривать, – внезапно произнес Камачо. – Дэмнд!

– Хватит, Альваро.

– Верни доступ.

– Прекрати. Не делай этого.

– Открой канал, говорю.

– Пошел к черту! Что с тобой?

– Ладно.

Звук одиночного выстрела сухо треснул в замкнутом пространстве, и Миша Пустельга молча нырнул лицом в клавиатуру. Я ошарашенно уставился на Камачо. В левой руке у него дымился пистолет, который теперь был направлен в нашу сторону, правая продолжала порхать по клавиатуре. Одним глазом Камачо смотрел в монитор, другим пытался косить на нас.

– Ватс хаппенд? – вскочив, сухо осведомился Донахью. Он не потерял самообладания, только скулы его резко обозначились на вмиг ставшем напряженным и хищным лице. Господин миллионер умел сохранять хладнокровие в самых критических ситуациях.

Альваро заговорил по-английски – нервно, торопливо, сбивчиво. Донахью снова что-то спросил, но на этот раз Камачо промолчал – судя по всему, разговоры отвлекали его от работы. На мгновение он замер, уставившись на дисплей – видимо, оценивал проделанное или ожидал, когда сработает введенный программный код, – затем его пальцы снова замелькали над клавишами.

Что-то проговорил по-английски Стеценко, и Камачо злобно фыркнул. Похоже, я один тут не врубался, что происходит. Определенно, в качестве переводчика Миша Пустельга, пусть ему хорошо лежится, был в этой компании лишним. Однако надо же было как-то залегендировать юного компьютерного гения спецслужб.

Одно я понимал четко: это не работа контролера. Не лазают контролеры по катакомбам, берегут свое драгоценное здоровье, опасаются бюреров. Просто у нашего приятеля-латиноса окончательно сдали нервы… или на самом деле не такой уж он нам и приятель, как казалось вначале.

Камачо снова что-то произнес. В его работе наступила пауза, но он по-прежнему одним глазом смотрел в экран: по-видимому, происходила загрузка каких-то данных. Затем опять вступил Стеценко; он говорил мягко, вкрадчиво, доверительно, максимально искренне, делая особые ударения на ключевых словах, – точно так же, как со мной у входа в эти чертовы катакомбы. Наверняка их в спецслужбах обучают основам вербального гипноза. Нас вот в армейской разведке, к примеру, обучали по верхам. Камачо грубо прервал Андрея, посоветовав заткнуться; это было понятно и без перевода. Вполголоса рявкнул Сэм, но Донахью придержал его за предплечье. Я ощущал, что Галлахер готов броситься на предателя Камачо и разорвать его в клочья. Что угодно ставлю, что однажды неугомонному Сэму в подобной ситуации таки достанется первая пуля. Если, конечно, ему повезет выбраться живым из Зоны, где он уже не в первый раз оказывается на волосок от смерти. Удивительно, как он еще по земле ходит с таким уникальным умением попадать в смертельно опасные ситуации. Хотя, с другой стороны, и везет ему в них несказанно – практически как мне. Ведь жив до сих пор, хотя трижды уже положено было ему за сегодняшний безумный день стать кормом для мутантов.

Черт, если бы вместо Донахью рядом со мной стоял Патогеныч, вместо Стеценко – Муха, а вместо Галлахера рвался с привязи бешеный Енот, я бы рискнул отвлечь внимание Камачо, и мои коллеги мигом бы его скрутили. Возможно, кому-то из нас при этом досталась бы пуля – ну что ж, значит, карма. Самый большой шанс поймать пулю был бы у меня, но я бы, пожалуй, рискнул. Однако с американскими экстремальными туристами проворачивать такой трюк было чистым самоубийством. Не тот уровень взаимопонимания. Коллеги сразу смекнули бы, что я затеял, и мгновенно сообразили бы, как действовать, а вот от ошарашенных туристов я мог получить вместо поддержки только недоуменные взгляды, и Камачо успел бы сделать во мне дырку, пожалуй, что и не одну. Ну вас к черту, ребята, сами разбирайтесь в той куче дерьма, которую вы тут навалили.

Камачо хлопнул по кнопке «Enter» и вскочил из-за стола – загрузка была закончена. Снова что-то заговорил – быстро, напористо, пистолет нервно гулял в его руке. Я обратил внимание, что дуло пистолета теперь направлено точно на Стеценко, а Донахью с Галлахером машинально подались от него в обе стороны. Андрей попытался что-то возразить, но Камачо снова оборвал его. Заговорил Донахью, снова Камачо, снова Донахью. И снова Камачо.

Сэм и Мартин разошлись еще дальше, оставив Андрея одного на середине комнаты. С изумлением я увидел, как подался спусковой крючок пистолета под пальцем Альваро. Креол собирался пристрелить Стеценко, как слепую собаку!

В следующую секунду пространство вокруг нас тошнотворно содрогнулось. Это был выброс – именно так он ощущается, если застигнет тебя на открытом пространстве. В течение полуминуты необходимо найти какое-нибудь укрытие, желательно ниже уровня почвы, иначе кранты. После каждого выброса непременно пополняется число некрологов на моем ПДА. Однако на десятиметровой глубине, где мы находились сейчас, отголоски выброса чувствоваться не должны. Обычно достаточно простого подвала, чтобы обезопасить себя с гарантией. Даже глубоковакуумный боеприпас Акульей Пасти не смог пробить такую толщу грунта: как известно, в воздухе он захватывает гораздо больший радиус поражения, чем в твердых средах, плотная молекулярная решетка которых активно сопротивляется искажению. Тем не менее колебания выброса были налицо и хорошо ощутимы. Черный Сталкер, что же сейчас творится на поверхности, если мы ощущаемэтона такой глубине?!

А потом земные недра сотряс тяжелый удар. Мы все полетели друг на друга. Камачо, так и не успевший спустить курок, с приглушенным проклятием оперся о стену рукой, чтобы не упасть, – и вдруг заорал от страшной боли, задергался, безуспешно пытаясь оторваться от армейской эмблемы под выстроившимися в ряд циферблатами.

Гриб-невидимка – крайне коварная дрянь. Скорее растение, чем животное, но растение весьма активное, как росянка. Идеально имитирует любую фактуру и рисунок поверхности, на которой сидит. Обнаружить его можно только по странным неестественным наростам и блямбам на поверхностях, которым по идее положено быть ровными.