Этот счастливый токсичный мир - Диана Ибрагимова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После обеда мне удалось привести настроение к отметке «благодушно-нейтральное», и я расслабился. Мой удольмер до сих пор был при мне, хотя его и замаскировали, так что я рисковал потерять уровень, пустив все на самотек. Финард до самого вечера возился в лаборатории и на этот раз даже не ныл, что я ему мешаю. Сперва он читал документацию и делал какие-то записи. Потом напялил прозрачные очки, маску и попросил меня отсесть подальше, если я не хочу нанюхаться токсичных веществ.
Я отвлекся от набрасывания юмористической миниатюры про морг и стал с интересом наблюдать за Топольски в ожидании фейерверков, бурлений и искр во все стороны, но увы. Белобрысый просто делал пометки в тетради, отмерял крошечные дозы непонятных мне веществ, что-то смешивал, нагревал, переливал. Но ни разу ничего не взорвалось, не зашипело, не пошло дымом. Никаких спецэффектов. Одна вонь. Так что я быстро заскучал и вернулся к писательству, морщась от странных запахов. Так мы и сидели до самого вечера.
На ужин опять слегка задержались, потому что оторвать Топольски от работы было еще труднее, чем деда от его Теории пирожка. Наконец Финард закрутил оранжевой крышкой полученную смесь и поставил в один из ящиков, наклеив сверху бирку с непонятной мне пометкой.
– Можем идти, – сообщил он, направляясь к выходу.
– Стоять! Сначала я тебя досмотрю. Чтобы ничего отсюда не вынес.
Игнорируя возмущения белобрысого, я вывернул его карманы, прощупал все утолщения в ткани, заставил снять обувь и обнюхал его, даже зайца вниманием не обделил. Мало ли. Этот парень – токсиколог. Ничто не помешает ему вытащить отсюда отраву и удариться в крайности.
За ужином я ел впрок, чтобы не маяться от голода ночью. Меня угнетали эти долгие перерывы между приемами пищи и то, что тут не было ни одного элементарного автомата с батончиками, соками или печеньем для перекуса.
Горе-заговорщики со своими очень скромными одним яйцом – у Финарда – и одним пирожком – у деда – взирали на мою гору еды со смешанным чувством отвращения и ужаса.
– Чего пялитесь? – раздраженно сказал я. – У меня, в отличие от вас, задохликов, прекрасный аппетит.
– Пирожки мне в кишки! – произнес дед. – Как же в тебя это все помещается?
– Он уже, наверное, заплывает жиром, – пробормотал Топольски.
Я аж поперхнулся.
– Чего? В каком это месте я заплываю жиром?
– У вас точно есть брюшко. Просто под одеждой это не так заметно. Но при такой избыточной калорийности, даже учитывая высокий рост и объем мышечной массы, вы уже стоите на первой ступени к ожирению.
Финард говорил так самоуверенно, что я просто не мог не надавать ему ментальных пощечин. С таким-то телом он еще вздумал критиковать мое? Я встал, демонстративно задрал футболку, оголяя живот.
– У меня минимальный процент жира, чтоб ты знал, – ухмыльнулся я при виде вытянувшегося лица белобрысого. Бедняга аж вилку выронил. – Да, посмотри внимательно, вот так выглядит пресс. Ты свой никогда не увидишь.
Дед потянулся через стол и потрогал.
– У меня такого даже в молодости не было! – сказал он с восхищением. – Это у тебя явно от отца. Если бы он не был таким любителем мучного, у него бы, наверное, тоже была такая фигура.
Тут я заметил, что весь обеденный зал перестал звенеть ложками и вилками и уставился на меня. Женская половина – с восторгом. У поварихи с ложки медленно сползало обратно в кастрюлю картофельное пюре. Я поспешил сесть.
– У меня тоже есть пресс, – заявил Финард, нервно препарируя свою яичницу.
– О, я сегодня нащупал твой впалый кратер между хребтами обтянутых кожей ребер.
– Это нормальное телосложение! – Белобрысый так злился, что меня это начало забавлять. – Я никогда не мечтал быть гориллой вроде вас! Сколько вы весите? Тонну? Полторы?
– Вот не надо гротеска! Во мне всего девяносто килограммов.
– Этого не может быть! В вас не меньше ста двадцати!
– Мне на весы встать ради тебя, или что?
– В лаборатории есть весы, так что я буду ждать подтверждения ваших слов!
– Слушайте, давайте просто поедим, – миролюбиво предложил дед. – Я, знаете ли, гедоскет, и мне очень не нравится это внезапно возникшее ощущение, будто у меня появилось два внука, которые плохо ладят между собой.
– О, кажется, я знаю, кто у нас тут младшенький и любимый, – пробубнил я с набитым ртом.
Финард раздраженно выдохнул, но ничего не сказал и продолжил ковырять свое яйцо.
– Людизм – твоя главная проблема, – заявил Тю-тю, доев свой пирожок с капустой. – У тебя налицо черная ревность, потому что ты считаешь меня своим дедом. Ты меня даже никогда раньше не видел, а уже мысленно сделал своей собственностью.
Я грохнул ладонью по столу так, что все вздрогнули.
– Чтоб ты знал…
– Великие боги! – взмолилась пухлая женщина за соседним столом. – Ну что за семейка, в самом деле? Я могу просто спокойно поесть?!
– Мы не се… – начали мы с дедом одновременно.
И так же хором сконфузились и замолкли. Финард едва слышно хрюкнул, и я впервые за все время заметил на его лице подобие улыбки.
– Вот. – Я положил им с дедом по сосиске. – Жуйте давайте. На меня так смотрят, как будто я голодом вас морю.
– Давай я тебе порежу, – предложил дед Финарду.
– Ага, еще пожуй и сразу в рот ему затолкай.
Все сотрудники НИЦ, ужинавшие в столовой, не отрывали от нас завороженных взглядов. Наверное, наша триада стала для них знатным развлечением. Мы, и правда, вели себя как чокнутые, я не мог этого не признать. Но по какой-то причине мой уровень раздражения по отношению к деду начал падать. Может, дело было в том, что я наконец-то ощутил сытость. А может, в том, что Максий молча порезал свою сосиску и подвинул ее мне, прежде чем сделать то же самое с Финардовой. Что-то было в этом тихом жесте. Что-то от того уютного человека, которым так восхищалась ба.
Вечером я держал Топольски при себе, пока отправлял Орланду телеграмму. Никаких признаков того, что на белобрысого пытается выйти Конгломерат, я не заметил,
