Революция чувств - Зоя Кураре

Женька сжигала на улице в огромном костре вещественные доказательства деятельности Пиар Центра не только за период выборов президента, но и за последние пять лет. Шеф решил основательно подготовиться к грядущим переменам в жизни Закраины и задорожской губернии в частности. Александр Куликов не сомневался, черный политический четверг не за горами. Он наблюдал из окна кабинета за хрупкой фигуркой Женьки, которая в только ей свойственной жесткой манере командовала сотрудниками центра. До предания огню ценных бумаг Евгения Комисар внимательно их просматривала и, судя по жестикуляции в адрес нерадивых пиарщиков, находила ценную документацию, которая не подлежала уничтожению. Артур Лысый с любопытством рассматривал зачистку деятельности Пиар Центра. Документацией можно при желании обогревать здание центра в течение недели.

– Как я погляжу, от клиентов отбоя у вашего центра не было. Хорошо работаете Сан Саныч.

– Главное – оперативно, – ответил Александр Куликов.

– В чем, в чем, а в оперативности вам не откажешь. Бывай. – Артур Лысый крепко по-мужски пожал руку Александру Куликову и пошел сбрасывать порцию очередного негатива на беззащитного водителя, который мерз в машине и думал о беременной жене и горячем супе.

Женька возвратилась в офис замершая, голодная и злая. Она спасла пачку важных документов, которые сотрудники Пиар-Центра по невнимательности обрекли на утилизацию. Огонь на улице еще подавал признаки жизни. В пламени политического кострища догорали остатки смет, отчетов, аналитических записок, письменных распоряжений директора, о существовании которых лучше забыть. Секретарша, увидев замершую повелительницу огня, радушно налила ей горячего чаю с медом и сделала пару любимых Женькиных бутербродов с российским сыром. Женька с большим удовольствием согрелась и подъелась на казенных харчах. Где, где, а в родном Пиар-Центре ей не дадут уметь с голоду. Узнав от секретаря, что Александр Куликов просил ее зайти после завершения конспиративной акции «Долой все улики незаконной деятельности центра», Женька без стука вошла в кабинет любимого шефа.

– Дай пиарщикам волю, так они и меня на костре сожгут, как Жанну Дарк.

– Видел из окна, как ты спасала документацию.

– Саша, неужели все так серьезно?

– Девочка моя, все более, чем серьезно. Пока ты там во дворе разжигала маленький костер, в Закраине такое вспыхнуло… Вот смотри. – Александр Куликов выложил перед Женькой последние сводки, которые только что поступили из центрального штаба «Партии Губерний». Евгения Комисар принялась обстоятельно изучать информацию, чем больше она вчитывалась в ее истинное содержание, тем более неконтролируемо в ее голове вызревала мысль, добром подобные политические эксперименты не заканчаться. В донесении черным по белому сообщалось, что Министерство Образования Закраины ситуацию в столице не контролирует. Практически все учебные заведения не работают. Школьников на занятия не пускают родители, студенты и преподаватели участвуют в многочисленных акциях протеста. Киевское управление образования объявило в школах и некоторых вузах карантин. После того, как студенты захватили здание Министерства Образования, министр вынужден был подписать декларацию с обещанием не преследовать студентов за их политический выбор в пользу оппозиции, занятия в вузах приостановлены. Митингующие захватили здание Октябрьского дворца и Дома Профсоюзов. На здании Национального банка, которым в прошлом руководил Виктор Юбченко, реет оранжевый флаг.

– Ого, что же будет дальше?

– А это дорогая, я хочу услышать от тебя. У меня был Артур Лысый, мы совместно с ним приняли решение отправить тебя в командировку, в Киевск. Наши люди тебя прикроют. Я хочу знать, что там происходит на самом деле. Не вот эти сводки читать, написанные неизвестно кем, а владеть полной, достоверной информацией о происходящем. Лысый очень сильно озабочен, если вдруг придет к власти партия «Наша Закраина» во главе с Виктором Юбченко, телеканал у него отберут. Произойдут и в нашей жизни перемены, Пиар-Центр окажется без работы. Мы с тобой, Женька, будем выброшены на свалку истории.

– Значит, Киевск?

– Это не обсуждается, – жестко отрезал Александр Куликов. И Женька сразу почувствовала, где именно в их отношениях проходит граница между работой и личными отношениями.

– Ты едешь завтра, вечерним поездом, секретарь заказала билеты. Ты – Евгения Комиссар, преподаватель вуза города Задорожье, приехала в столицу помочь своим студентам, которые бросили занятия и отправились в Киевск поддерживать оранжевую революцию. Будут проблемы, звони, контакты киевских коллег у секретаря, инициативу не проявляй. Главное – смотри, слушай, запоминай. На этом все, аудиенция закончена, мой водитель тебя ждет, поезжай домой, хорошо отдохни, выспись, впереди тебя ждут напряженные дни.

Женька в деловом формате попрощалась с шефом, но даже она, прирожденная пиарщица? не могла себе представить, насколько напряженные дни ее ждут, начиная с завтрашнего дня.

Смеркалось. По небу плыли унылые ноябрьские облака. Облетала последняя листва. К оранжевым ленточкам на голых ветках присоединились голубые атласные полоски ткани, которые вчера поздним вечером появились на деревьях благодаря активистам местного штаба «Партии Губерний». Городские деревья, облаченные в агитационную экипировку, смотрелись нелепо и вызывающе. Ничего удивительного, конкурировали партии, штабы, семьи, люди и отдельные ветки на одном дереве. Здесь оранжевый цвет, а здесь, будьте любезны, голубой. Согласия в политических предпочтениях у деревьев никто не спрашивал. Кто мог предположить, что у изможденных городских старожилов есть собственное мнение по поводу ленточных украшений? Городские деревья пережили не одни выборы, злостных хулиганов, отсутствие дождя летом и обледенение зимой. Их терпению и стойкости мог позавидовать сам Виктор. Неважно какой, Япанович или Юбченко. Кандидатам в президенты Закраины, как и обычным уличным деревьям, предстояло выстоять, уцелеть и победить. Друг друга, свой народ или самого себя?.. Главное – уцелеть.

– Мне оранжевый цвет идет больше, а губернские привязали к моим ветвям голубые ленты. Куда мэр Задорожья смотрит? – возмутилась липа, средних лет, миловидной наружности.

– А он сам голубой, – уверенно ответил ей молодой тополь.

– Так, у него молодая жена есть, – удивилась липа.

– Есть и жена, и партийная принадлежность. Помнишь, как они вон там, в десяти метрах от нас высаживали молодые саженцы? Прессу позвали, фотографировались на память. Мэр с лопатой, его секретарша с ведром.

– Помню, это происходило весной, так мэр не педераст, значит! – обрадовалась липа, придерживающаяся традиционной ориентации во всем и особенно в высадке деревьев.

– Педик, еще какой. Все саженцы погибли. Поливать надо, а не языком молоть.

– А может, градоначальник специально так сделал, чтобы деревья погибли. Может, он решил власти подножку подставить. Говорят, мэр раньше симпатизировал «Нашей Закраине», а потом стал власти прислуживать, «Партии Губерний», – рассуждала липа.

– Ох, ты и умница, недаром из тебя хорошую мебель делают, – искренне восхитился тополь и потянул к липе свои клещевидные ветки, чтобы обнять лучшую подругу за располневшую талию.

По паспорту зеленых насаждений липа принадлежала к дамам бальзаковского возраста. Мужское внимание ей льстило, она неприлично громко засмеялась, нервно всплеснула хрупкими ветками, и в небо взмыли полсотни голубых атласных ленточек.

– А что, голубой цвет тебе идет, – искренне сказал тополь.

– Мне идет, когда весной ствол известью белят, летом поливают, осенью удобрение подсыпают, зимой ветки на дрова не рубят. И вообще, когда эти выборы закончатся? Сил моих больше нет. Всем в Закраине нужна абсолютная власть и бюджетная зелень. Относительно зеленых насаждений, здесь, друг мой тополь, абсолютная безнаказанность. Чуть что не так, одно необдуманное движение веток в сторону – топор, на дрова и в топку.

– Я не хочу в топку, – расстроился молодой тополь.

– Тогда размахивай ветками и делай вид, что ты за «оранжевых», а я буду агитировать за «бело-голубых». Время, сам знаешь какое, революционное. Время, когда люди берут в руки топоры.

– Ура!!! – дружно закричали деревья и стали синхронно размахивать ветками, как будто они всю жизнь занимались политической агитацией.

Евгения Комисар ехала в автомобиле, уткнувшись лбом в холодное стекло, как в бесплатное средство от головной боли. Она бесстрастно смотрела на город, деверья, украшенные разноцветными ленточками, бежавших вдоль дороги бездомных голодных псов, людей без определенного места жительства, облюбовавших остановки общественного транспорта, пьяную шумную молодежь, мрачные дома, темные улицы и трубы на горизонте, отравляющие Задорожье едким промышленным канцерогенным дымом. Это мой любимый город, моя малая родина, подумала Женька. Хотя, согласно женской логике, она должна думать о мужчинах. О муже, о любовнике, о своем месте в любовном треугольнике. Комисар сознательно старалась избегать в мыслях зоны личной жизни, которая способна причинить ей сильную боль и страдание. Нелегко быть женщиной в статусе пиарщицы, повелительницы информационных технологий. Мало, кто из простых обывателей догадывается, что занятия пиар-технологиями сродни войне. Информация – товар, только высокотехнологичный. Его можно сравнить с радиоактивным веществом. Доза маленькая, а последствия непредсказуемые. Особенно, если это касается информационных войн в сфере политики. В 90-е конкурента убивали просто, щелкнул затвор, пуля вылетела. Нет человека, нет проблем. Сегодня бренное тело политического конкурента интереса не представляет. Достаточно уничтожить репутацию человека, смешать его имя с грязью, и он в одночасье потеряет статус, имя, бизнес, станет политическим трупом. Куликов всегда успокаивал Женьку, с моралистами нам не по пути, пиар – специфический род деятельности, есть цель – не вижу препятствий. Есть задача сделать человека депутатом – сделаем, а хороший человек или лукавый во плоти – это к высшим силам мироздания, их зона ответственности. Женьку никто не спрашивал, хочет она, Евгения Комисар, чтобы президентом страны стал Виктор Япанович.