Проект Ватикан - Клиффорд Саймак

- И вступил в разговор?

- Да. То есть не он, а мы вместе. Я догадывалась, что происходит, но не понимала смысла... Помнишь, давным-давно на Земле было такое устройство - телеграф? Сигналы передавались по проводам, и тот, кто не знал кода; мог часами слушать сигналы и ничего не понимать. Или представь себе, что ты слышишь, как двое чужаков по-своему квакают или хрюкают. Для них это слова, для тебя - пустой звук.

- Ты сказала №телеграф¤. Это что, действительно были сигналы?

- Да какие-то сигналы, но было еще много всяких звуков, и знаешь, мне казалось, что это я их издаю - непонятно как и зачем, и в мозгу у меня проносились вихри совершенно безумных мыслей - явно не моих. Наверное, это были мысли Шептуна. Порой мне казалось, будто я начинаю улавливать какой-то оттенок смысла, я пыталась ухватиться за него, как за ниточку, но ниточка обрывалась, и я опять переставала что-либо понимать. И что странно: в обычной ситуации я бы просто взбесилась, стала бы всеми силами добиваться своего, старалась бы узнать, что за существо со мной разговаривает. А там мне так спокойно было. Не помрачение сознания, нет. Я все нормально видела и воспринимала, только время от времени мне начинало казаться, что я уже не я, и еще я видела себя со стороны... Во время нашего №разговора¤ то существо, что стояло ко мне ближе других, и остальные, что собрались неподалеку, непрерывно показывали разные уравнения и графики - медленно, не спеша, - причем самые простые, как будто говорили с ребенком. Знаешь, когда взрослые начинают подражать детскому лепету - вот такое было впечатление. Я тогда подумала, что, наверное, этот кубоид не меньше моего смущен. Наверное, для него те звуки, что я издавала - пощелкивание и треск, имели не больше смысла, чем для меня его графики и уравнения.

- Не исключено, что Шептун что-то понимал, - предположил Теннисон. Ведь беседу вел, в конце концов, он. Он был в роли переводчика.

- Если так, то он работал в одну сторону. Мне он ничего не переводил. Хотя я тоже как-то в разговоре участвовала. Мы подошли поближе - то есть я подошла - к розово-красному кубоиду, и всякий раз, когда мне - вернее, Шептуну, - что-то было непонятно, я указывала пальцем на определенное уравнение или график, и кубоид все переписывал заново - медленно и терпеливо, иногда по несколько раз, пока Шептун наконец не понимал что-то.

- А ты? Ты понимала?

- Только кое-что. Какие-то обрывки. А теперь, вернувшись домой, вообще почти все забыла. Мое человеческое сознание плохо воспринимало такой тип подачи информации. Многое казалось просто нелепо по человеческим понятиям. Казалось, никакой логики нет. Знаешь, что я думаю?

- Ну?

- Мне кажется, что в математическом мире действует какой-то другой тип логики. Совершенно парадоксальный. Там одно и то же понятие в одном контексте звучит утвердительно, а в другом - отрицательно. Все время я сталкивалась с такими моментами: ухватишь смысл, думаешь, ну вот, поняла наконец, слава тебе, господи, как тут же возникало что-то новое, и это новое напрочь, начисто стирало то, что минуту назад было понятно. Не знаю. Просто не знаю. Там-то я еще хоть что-то понимала, а здесь - вообще ничего. Шептун уговаривал меня пойти туда, так как считал, что я могу все увидеть по-другому. Не так, как ты. Насколько я знаю, с тобой там ничего подобного не происходило?

- Нет. Такого действительно не было. Никаких разговоров.

- И дело тут, наверное, вовсе не в том, что мы с тобой - разные. Мне кажется, дело в Шептуне. Наверное, он многое передумал со времени первого посещения математического мира и многое успел понять. Второй раз ему было легче.

- Джилл, - проговорил Теннисон, гладя ее руку, - мне очень жаль, что тебе пришлось пережить это. Это было вовсе не обязательно. Я говорил Шептуну, чтобы он не трогал тебя...

- Да, я знаю, он мне сказал.

- А где он сейчас?

- Не знаю. Я вернулась. И больше его не видела. Его не было ни в комнате, ни у меня в сознании. Откуда у меня эта уверенность - сама не знаю.

- Интересно, он знает, что Декер погиб? Наверное, это его сильно огорчит. Они ведь такими друзьями были. Декер делал вид, что ему все равно, когда Шептун перебрался ко мне, но я точно знаю, что ему было не все равно.

Джилл подлила Теннисону кофе.

- Между прочим, я пирог испекла, - сообщила она. - Хочешь, отрежу кусочек?

- Да, но попозже, - улыбнулся Теннисон. - Когда переварю жаркое. Было очень вкусно.

- Правда?

- Клянусь!

- Джейсон... - задумчиво проговорила Джилл. - Ты думаешь, это богословы убили Декера?

- И рад бы не думать, но ведь все сходится. Пропали кристаллы, погиб Декер. Они отрезали нам все ходы-выходы. Если бы у нас хотя бы кристаллы остались, Шептун, наверное, мог бы нам помочь добраться до Рая. И координаты были бы не нужны. Он, как охотничий пес, может брать самый слабый след. А во Вселенной столько всяких следов.

- Джейсон, а вдруг мы все ошибаемся? Ты, и я, и Пол? Вдруг ватиканские богословы правы? Может быть, истинная вера важнее познания Вселенной?

- Джилл, я думаю, все дело в том, что первично. Ватикан принял такое решение давным-давно, а теперь кто-то стремится все повернуть вспять. Они решили, что сначала нужно добыть знания, а знания помогут прийти к вере. Я не знаю, верное это решение или нет, но мне кажется, что не слишком верное.

- Наверное, мы так никогда и не узнаем.

- Нам - тебе и мне, наверное, не суждено. Но кто-нибудь когда-нибудь узнает.

- А сейчас? Что происходит сейчас?

- Это тоже непросто понять.

- Ой, Джейсон, знаешь, я что-то начинаю понимать... Ко мне начинают возвращаться какие-то кусочки воспоминаний о математическом мире, какие-то ощущения...

- Ну что ж, будет идти время, и ты будешь вспоминать больше и больше. Так бывает.

- У меня там было ощущение, будто я устала и отдыхаю. Есть в этом какой-нибудь смысл?

- Не сказал бы, что очень большой, - улыбнулся Теннисон. - Ты просто пытаешься перевести чужеродные понятия на человеческий язык.

- И еще... Что-то связанное с игрой, и сильное возбуждение, азарт от того, что можно научиться играть в новую игру.

- Вот в этом, пожалуй, кое-что есть. Но не исключено, что смысл совсем другой. В общем, как бы то ни было, ты действительно увидела и узнала гораздо больше меня. Когда появится Шептун, нужно будет расспросить его как следует, может быть, он сумеет нам объяснить получше.

- Надеюсь. Уж он-то там побольше меня понял.

Послышался тихий стук. Теннисон подошел к двери и распахнул ее. На пороге стоял кардинал Феодосий.

- Как хорошо, что вы зашли, Ваше Преосвященство, - сказал Теннисон. Входите, пожалуйста. Мы рады.

Кардинал переступил порог, и Теннисон прикрыл дверь.

- Сейчас я подброшу дров в камин, - сказал он, - можно будет посидеть, поговорить.