Горькие плоды смерти - Элизабет Джордж

– Вы ей прямо так и сказали? – спросила Барбара. – Какой чудный язык, какие стройные предложения!

– Стараюсь. А что касается Лили Фостер…

И инспектор поведал коллеге, что эта особа сыграла над Каролиной злую шутку в том, что касается мемориальной службы в память о ее покойном сыне Уильяме.

– Вам наверняка захочется поговорить с нею на эту тему, – сказал он.

На этом их разговор завершился. Барбара повернулась к Каролине Голдейкер.

– Некая Лили Фостер, миссис Голдейкер, – сказала она. – Вы не могли бы просветить меня, кто она такая?

Мерседес Гарза жила неподалеку от прекрасного, неоклассического особняка в Остерли-парк. Пару столетий назад Роберт Адам преобразил типичный тюдоровский дом красного кирпича, построенный еще в XVI веке, в великолепный дворец, уютно затерявшийся посреди сельской местности.

Увы, в наши дни он оказался в тесном соседстве с аэропортом Хитроу, а вокруг его лужаек и куртин выросли лондонские пригороды. Дом Гарзы стоял в одном из таких пригородов неподалеку от парка, выходя окнами на садовые участки по другую сторону дороги, на которых царил осенний раздрай.

Как оказалось, из своего дома Мерседес вела весьма успешный клининговый бизнес. Назывался он «Королевы чистоты». За долгие годы у нее сложилась своя клиентура, причем весьма обширная, и теперь под началом Гарзы трудились пятьдесят семь таких «королев».

Линли застал ее за подведением финансовых итогов месяца. Обычно каждый дом убирали две или три женщины – иногда такая команда приводила в порядок по два дома в день. В общем, арифметическая задачка была не из легких. Однако Мерседес, сидя за компьютером с сигаретой в зубах и время от времени выпуская к потолку клубы сизого дыма, щелкала ее, как орешки.

Когда же одна из «королев» открыла посетителю дверь и провела его в гостиную, служившую также рабочим кабинетом, главная «королева чистоты» оторвалась от своего занятия. Шагая, Томас был вынужден переступить через ведро и швабру в коридоре, который вел в глубину дома. Та самая уборщица, которая открыла ему дверь, похоже, отвечала и за еженедельное наведение чистоты в доме своей работодательницы.

Шлепнув ладонями по столу, Мерседес поднялась навстречу гостю. Из разговора с Фрэнсисом Линли знал, что родом она из Колумбии и сейчас ей шестьдесят восемь лет. И если первое угадывалось легко – по крайней мере, ее латиноамериканские корни, – то со вторым можно было запросто ошибиться. Дело было даже не в том, что эта дама не выглядела на свой возраст. Скорее, причиной был ее внешний облик. Кому какое дело, как будто заявляла она всем своим видом, что хочу, то и ношу, и плевать я хотела на все. В данный момент на Гарзе была оранжевая туника с воротником-хомутиком и фиолетовые леггинсы, а на ногах красовались начищенные до блеска сапоги до колен, в каких ходили офицеры времен Первой мировой войны. Оправа ее очков была ярко-зеленого цвета, а шарф, удерживающий темные с проседью волосы, – канареечно-желтого. И как ни странно, все это отлично на ней смотрелось. Из чего Линли сделал вывод, что перед ним волевая особа, которой не занимать уверенности в себе. Так оно и оказалось, причем с лихвой.

Ответив ему твердым рукопожатием, Мерседес заговорила, не вынимая изо рта сигареты:

– Фрэнсис, он позвонит мне, как вы уйдете, – ее английский оставлял желать лучшего. – Но вы ничего не думайте, это просто вежливость с его стороны. Хотите кофе? Чаю? Воды? – Она улыбнулась. – Или, может быть, виски?

Выпустив напоследок в воздух струю дыма, она затушила сигарету в блюдце с прекрасным георгианским орнаментом, которое Томас моментально узнал, потому что такие же были и в его доме в Корнуолле. Его предки точно перевернулись бы в гробу, узнай они о столь оскорбительном отношении к дорогому фарфору.

Он отклонил все предложения хозяйки, и та закурила очередную сигарету и предложила ему сесть. Что он и сделал, расположившись у окна. Мерседес осталась стоять. Линли тотчас же ощутил дискомфорт, причиной которого было чересчур строгое воспитание, запрещавшее сидеть в присутствии дамы. Он было встал, однако пожилая женщина остановила его:

– Сидите. Я сама сижу весь день. От сидения у меня уже болит задница. Нужно дать ей передохнуть.

Увидев выражение лица гостя, она рассмеялась.

– Не ожидали услышать от меня такое? Простите, привыкла называть вещи своими именами. Ahora[12]. Чем могу помочь вам, инспектор? Вы ведь не затем явились ко мне, чтобы заказать уборку дома? Сначала наведались к Фрэнсису, теперь ко мне… Из чего я делаю вывод, что это из-за Каролины. Она – единственное, что у нас с ним есть общего.

– У вас с ним какие-то проблемы? – спросил полицейский.

– С Фрэнсисом? Как говорится, даже близко нет. – Дама сняла очки, подошла к столу и, откопав из-под бумаг какой-то лоскуток, принялась энергично их протирать. – Verdad?[13] Я не понимала, зачем он на ней женился. Но тут она говорит мне, что она на третьем месяце, и все сразу стало ясно.

– Скажите, вы когда-нибудь разговаривали о ней с Клэр Эббот?

Мерседес кивнула, стряхнула пепел в крошечный камин, снова затянулась и заговорила сквозь дым:

– Мы с дочерью не виделись много лет. Как вдруг этой женщине понадобилось говорить со мной. Зачем? Мы с Каролиной… Порой я забываю слова. Может, вы поможете? В общем, мы с ней не разговариваем.

– То есть вы отдалились друг от друга? – уточнил Линли.

– Да-да, именно. Мы не виделись с ней… лет десять? Нет, даже больше. Раньше я просила ее, вернее, говорила ей… Мое терпение лопнуло. У меня есть другие дети, и я попросила ее держаться от нас подальше, пока она не научится следить за тем, что говорит.

– Другим детям? Или о других детях?

Мерседес одной рукой помассировала поясницу, а затем поправила на голове канареечно-желтый шарф.

– Я устала слышать постоянные обвинения в… Как же это называется?.. Зло… зло… в общем, в дурном поведении.

– Злонамеренных действиях?

– Якобы я на протяжении всей ее жизни поступала с ней жестоко. Видите ли, я привезла ее в Лондон, когда ей было всего два года. И что же? Вместо благодарности она утверждает, что была бы счастлива в Колумбии с моей матерью. – Гарза усмехнулась с сигаретой в зубах. – С моей матерью? Та как-то раз решила сделать внучке приятное. Подарила ей котенка. Мы летим сюда, но его взять не можем. Из-за бешенства и самолета. Но Каролина вечно вспоминает про это, раздувает до небес. Это так глупо, потому что – если честно, – будь у меня такая возможность, я бы с радостью оставила ее со своей матерью. Оказаться в Лондоне одной, в двадцать один год? Да это же счастье! Но мать говорит мне – нет. Мол, Каролина – это мое «маленькое последствие», и она должна каждый день напоминать мне о моем грехе.

Пожилая колумбийка поправила на камине безделушку – фигурку женщины в костюме купальщицы тридцатых годов. Их тут была целая коллекция – все в разных костюмах и позах. Полюбовавшись ею, Мерседес заговорила снова.

– Католики, – произнесла она, обращаясь, скорее, к себе самой. – Чистилище, ад, рай и все такое прочее. Мы живем прошлым. Мы не умеем жить настоящим. Вы, часом, не католик, инспектор?

– Нет.

– Везет. Я до сих пор не могу оправиться от того, что я католичка. А всё мои грехи!

– Ребенок в девятнадцать лет? Это ваш грех?

– Я не была замужем за ее отцом. – Гарза пристально посмотрела на Томаса, как будто проверяя его реакцию. Впрочем, в наши дни внебрачные дети стали скорее правилом, чем исключением, так что Линли это не удивило. – Для моей матери это был страшный грех, – добавила она. – И я расплачивалась за него в первые два года, пока жила с Каролиной в Боготе. Затем я переезжаю сюда, я работаю. Я не боюсь тяжелой работы. Я убираю дома других людей, а так как у меня есть голова на плечах, мои услуги пользуются спросом. У Каролины красивые платья, новые игрушки, она хорошо ест и спит в своей собственной спальне, а затем идет в школу. Разве это плохая жизнь?

– Как я понял, она думает иначе?

– Когда ей было шестнадцать, я вышла замуж. Неожиданно для нее. У меня еще трое детей. Тоже для нее неожиданность.

Подойдя к рабочему столу, рядом с компьютером, на котором она работала, когда Линли вошел, Мерседес взяла оттуда фотографию в рамочке. Там были изображены два мальчика-близнеца и девочка. Это был старый снимок – дети с тех пор выросли. Мерседес с гордостью заявила, что один из ее мальчиков сейчас управляющий хедж-фонда, а второй – юрист. Девочка же – специалист в области ядерной физики. Вполне понятно, что старая латиноамериканка, как мать, была в восторге от их успехов. В отличие от Каролины.

– А ваш муж? – спросил инспектор.

– Он слесарь, – ответила Мерседес и рассказала, что у него, как и у нее, свое дело. Как и она, он начинал с нуля. – У него никакого образования, – добавила она. – Вернее, у нас обоих. Зато мы умеем трудиться. Я пыталась привить это и Каролине – мол, если хочешь чего-то в жизни достичь, нужно прикладывать усилия. Но не смогла.