Ересь - С. Пэррис

— Introibo ad altare Dei,[32] — провозгласил Бернард негромко, но торжественно.

Ветер вдруг ударил в деревянные ставни, вздулись плотные черные шторы на окнах, заметалось пламя свечей; юный служка пугливо завертел головой — ему почудилось, что в комнату кто-то вошел. Но Бернард продолжал, невозмутимо и важно: каждое слово и каждый жест этого обряда были давно и навеки отпечатаны в его душе.

Музыки не было, прихожане шептали ответы еле слышно. Повинуясь знакомому привычному ритму литургии, я одновременно со всеми опустился на колени. С какой-то усталой печалью я вспомнил, как много некогда значили для меня эти слова и эти жесты; им был подчинен каждый день и час моей жизни. Теперь я повторял давно затверженные фразы, но они были для меня мертвы.

Бернард вынул из маленькой дарохранительницы гостию, вознес ее над головой, отпил вина из чаши и наконец обернулся лицом к собранию.

— Ессе Agnus Dei, ессе qui tollit peccata mundi,[33] — возгласил он.

Я поднял голову и встретился со взглядом его водянистых старческих глаз. Я выдохнул и замер: мне показалось, что этот взгляд пронизал меня насквозь, видит все на самом дне моей души. Но оказалось, я не о том думал: Дженкс положил руку на мой локоть, удерживая меня на месте, и я понял: хотя мне позволили присутствовать на службе, они не забыли, что я отлучен и причащаться мне не положено.

Напрасно они беспокоились: с тех самых пор, как я покинул монастырь, я даже мысленно не участвовал в таинствах, то ли из суеверия, то ли из уважения — трудно сказать. Но когда дюжина прихожан ринулась к алтарю, падая на колени и раскрывая рты, как голодные галчата, я невольно попятился к стене, опасаясь, что тут-то во мне и разоблачат осведомителя: ведь обряд творился именно ради этого кульминационного акта, и отказ участвовать в нем не мог не показаться странным и подозрительным. Но, видимо, Дженкс заранее предупредил своих товарищей: хотя кое-кто и оглянулся на меня с любопытством, ни один взгляд не задержался надолго, и скоро уже я вместе со всеми бормотал «Deo gratias»[34] в ответ на Бернардово «Benedicamus Domino».[35]

Месса закончилась, спало напряжение, от которого, казалось, искрил воздух, все заторопились уходить. Я стоял у двери, стараясь проникнуть взглядом под каждый капюшон, но если наталкивался на ответный взгляд, то поспешно опускал глаза. Длинные пальцы Дженкса опять сомкнулись на моем запястье: он призывал меня подождать, пока все уйдут. Одной из последних мимо меня проскользнула какая-то приземистая фигура, руки под плащом были сложены, как у монаха. Этот человек остановился и обернулся ко мне; в этот момент ярче вспыхнуло пламя свечей, и я чуть не задохнулся от изумления: Адам, слуга ректора, застыл передо мной, глядя на меня с таким же изумлением, как я на него. Он даже рот приоткрыл, как будто собираясь что-то сказать, но хватило одного сурового взгляда книготорговца, чтобы старик заспешил прочь.

Наконец я остался наедине с Дженксом, и он откинул с лица капюшон. Только Хамфри Причард остался убирать в комнате, прятать церковную утварь. Свечи на алтаре он оставил догорать, но света от них было немного. Дженкс смерил меня оценивающим взглядом.

— Перейдем к делу, — негромко заговорил он. — Прошу вас, снимите плащ. Здесь вы среди своих. Кошелек прихватили, доктор Бруно?

Я откинул капюшон и твердо встретил его взгляд.

— А вы прихватили книгу, мастер Дженкс?

Изуродованное лицо медленно раздвинулось в улыбке.

— Книгу? Сначала скажите, какую цену вы готовы уплатить за нее?

— Сначала нужно взглянуть, — в тон ему отвечал я. — А сколько вы просите?

— Сложный вопрос, Бруно. Цена предмета — любого предмета — полностью зависит от того, насколько он необходим покупателю. К примеру, эта книга. Я знал только одного человека, который хотел иметь эту книгу так же сильно, как вы, и он готов был заплатить за нее много, очень много. Возможно, больше, чем у вас имеется. — Он покосился на мой кошелек, и алчный блеск вспыхнул в его глазах.

— Кто это? Вы ее не продали?

Тут дверь распахнулась, и я невольно вздрогнул. Но это был тот же доктор Бернард, уже не в облачении, но в обычном плаще поверх своей университетской мантии. Руки он почему-то держал за спиной.

— А я как раз повествую доктору Бруно о том клиенте, который хотел приобрести греческий манускрипт из собрания декана Флеминга, который вы спасли во время чистки шестьдесят девятого года, — сообщил Дженкс Бернарду, и тот задумчиво кивнул в ответ.

— Я нашел эту книгу в старом сундуке, — пояснил он. — Я тогда только заступил на должность библиотекаря, а мой предшественник то ли не мог прочесть рукопись, то ли не знал ей цену. Но я-то узнал ее и понял, что она очень ценна. И очень опасна — в зависимости от того, в чьи руки попадет.

— Так вы ее украли? — поторопил я рассказчика.

Бернард нахмурился.

— Ничего подобного. Да я и не смог бы: каждый год проводилась полная опись всего собрания, любая пропажа тут же была бы замечена. Но Господь помогает тем, кто стоит за веру: в шестьдесят девятом году началась, как вам известно, чистка университетских библиотек, и, пока наши гости в своем рвении истребляли все, что казалось им опасным, нетрудно было вынести из колледжа кое-какие, скажем так, нежелательные рукописи. Я сказал Роуленду, что у меня есть пропавшая рукопись Гермеса Трисмегиста, которую Фичино отказался переводить, убоявшись ответственности перед христианским миром. Должно быть, Дженкс не вполне поверил моим словам, пока я не принес ему манускрипт.

Дженкс махнул рукой, отметая это обвинение.

— Как только я заглянул в книгу, так сразу убедился в ее подлинности, — сказал он. — Козимо Медичи заплатил целое состояние за то, чтобы ему нашли ее в Византии, но прочесть так и не смог. А я знал, что есть один человек, который заплатит мне любую сумму, лишь бы заполучить этот манускрипт в свою коллекцию.

— Думаю, вы знаете, о ком идет речь, — лукаво намекнул Бернард. — Он был наставником вашего друга Филипа Сидни. Колдун Джон Ди, астролог еретички Елизаветы.

— Значит, — я в растерянности переводил взгляд с одного собеседника на другого, чувствуя, как угасает надежда, — значит, книга у Джона Ди? Вы ему ее продали?

— И да и нет, — отвечал Дженкс. — Я согласился уступить ему книгу за большие деньги, мы обменялись письмами, и Ди лично приехал в Оксфорд, чтобы совершить сделку. Но тут вмешался случай — то ли Провидение, то ли иная сила.

— О чем вы говорите? — нетерпеливо спросил я, утомившись этой игрой в кошки-мышки.

Краем глаза я видел Хамфри Причарда. Слабоумный прислонился к стене и вычищал из зубов частички просфоры. Почему он все еще торчит здесь? — с некоторым беспокойством подумал я. Зачем следит за нами с каким-то ленивым любопытством, и ни Дженкс, ни Бернард не гонят его прочь?

— На обратном пути в Лондон Ди подвергся нападению разбойников. Он ушел от них живым, но лишился всей поклажи, в том числе и рукописи. — Дженкс сообщил это с виду вполне равнодушно, но я заметил, что он щелкнул пальцами.

Повинуясь этому сигналу, Хамфри отлепился от стены и двинулся к нам.

— Это было ваших рук дело? — уточнил я, поворачиваясь так, чтобы не упускать Хамфри из виду. — Вы снова заполучили книгу?

— Я? — удивился Дженкс. — Вы считаете меня разбойником и мошенником, Бруно? Уверяю вас, в делах я безукоризненно честен, да и не такой я дурак, чтобы связываться с королевскими фаворитами и их друзьями. — Произнося эти слова, он смерил меня каким-то странным взглядом, а затем перемигнулся с Бернардом. — Нет, просто у доктора Ди, очевидно, имелся конкурент: кто-то еще во что бы то ни стало хотел завладеть текстом.

— В таком случае где теперь книга? — выпалил я прямо в лицо книготорговцу. — Если у вас ее нет, почему вы требовали, чтобы я принес с собой кошелек?

Я еще не договорил, как уже получил ответ на свой вопрос. Я развернулся навстречу Хамфри, но опоздал: парень схватил обе моих руки и завел их за спину прежде, чем я успел увернуться. В ту же секунду Дженкс по-кошачьи прыгнул вперед и выдернул из-за моего пояса нож с серебряной рукояткой. Прижав острие мне к горлу, он обыскал меня, пошарил под камзолом и нащупал кошелек Уолсингема. Вытащил его, подкинул и поймал свободной рукой, словно прикидывая вес. Бернард спокойно стоял и смотрел, лицо его было равнодушно, руки он по-прежнему держал за спиной.

— Только крикни, и распотрошу тебя, как свинью, — прошипел Дженкс, и острие ножа больно вдавилось в горло.

— Так все это ложь? — с горечью спросил я, тщетно пытаясь вырваться из медвежьих объятий Хамфри. — Все эти сказки о найденной рукописи?

— Нет, Бруно. — Книготорговец, похоже, даже обиделся. — История правдива во всех деталях. Книгу украл у Ди кто-то, кто знал о ней, однако я не имею к этому никакого отношения. Да и сам Ди так ничего и не выяснил. Меня это больше не касается, я рукопись продал. Нет, доктор Бруно, я вам не лгал. Это вы лгали мне.