История Польши - Михал Тымовский

Позитивные явления в экономике, забота о сфере образования и развитии искусства все же не могли предотвратить надвигавшуюся катастрофу. Новые границы Речи Посполитой носили искусственный характер, что подталкивало ее соседей к дальнейшим разделам. Великая и Малая Польша оказалась фактически в тисках, под угрозой оказалась ось развития с северо-запада на юго-восток. Для своего дальнейшего развития Пруссия считала необходимым поглощение Гданьска и Великой Польши. Австрия и Пруссия наряду с экономическими выгодами рассчитывали также и на получение рекрутов, столь необходимых в войнах с Францией. Поэтому Пруссия была заинтересована в уничтожении Речи Посполитой, в то время как Россия все еще надеялась добиться большего, сохраняя систему протектората. Но система протектората таила в себе большие опасности: само существование польского государства все сильнее зависело от воли или каприза императрицы, от личных интересов или страстей влиятельных людей при ее дворе. Насколько в прусской политике ощущалось последовательное осуществление государственного интереса, а в австрийской — преобладание зависти и алчности, настолько интересы и политика России были непоследовательны, ибо могли меняться под влиянием чьей-то личной прихоти.

Политика российского посланника Штакельберга была нацелена на поддержание антагонизма между магнатскими группировками и королевским двором. Проекты усиления Речи Посполитой в качестве союзницы России всерьез не рассматривались. Дело было в том, чтобы оставаясь слабой, Польша не смогла стать ни для кого партнером. Зависимость короля от России отталкивала от него сторонников из числа аристократии. Его противниками были также традиционалисты. В этих условиях попытки Станислава Августа освободиться от внешнего диктата были очень несмелыми, а зачастую просто показными. Поэтому Штакельберга не беспокоили незначительные личные успехи короля; российский посланник считал, что, несмотря на все старания короля и его окружения, зависимость Речи Посполитой будет только усиливаться. Сохранялась и невыгодная для страны международная конъюнктура. Европа надеялась, что державы-захватчицы ограничатся только польскими землями, поэтому никакого интереса к Польше не проявляла. В самом же государстве политические силы, стоявшие на страже прежнего порядка, не считали, что насилие по отношению к Речи Посполитой разрушает принятые нормы жизни. Французская революция, нанося удар по основам старого режима, унаследовала по отношению к Польше прежние стереотипы и предубеждения и не понимала смысла происходивших в ней перемен. Не вызывали у европейских политиков беспокойства и перспективы, возникшие в результате непомерного усиления России и Пруссии. Сложно, однако, предъявлять претензии Европе, коль скоро в самой Речи Посполитой сохранялся различным образом мотивируемый, но всегда малообоснованный оптимизм.

Польскую модель старого порядка характеризовал республиканизм, который понимался как ограничение власти монарха и ослабление вмешательства государства в жизнь граждан. Одновременно с этим созданная для защиты шляхетских свобод система лишала все другие сословия прав и ответственности за судьбы Речи Посполитой. Защищая себя от усиления авторитета монарха, шляхта не сумела создать эффективных преград для олигархии и своеволия магнатов. Оптимизм реформаторов был основан на уверенности, что удастся сплотить достаточно многочисленную группу, которая поддержит перемены, призванные защитить свободы и сохранить доминирующее положение шляхты в государстве. А потому самые большие усилия предпринимались в сфере реформы просвещения. Но реформаторы не учли того факта, что шляхта была не способна добровольно принять ограничения, особенно такие, которые привели бы к усилению государства. Давление социальной и экономической действительности оказалось недостаточным и слишком медленным по сравнению с быстротой происходивших событий.

Реформаторы делали все возможное, чтобы просветить «сарматов», чтобы приобщить Речь Посполитую к обязательным для восприятия европейским образцам. Комиссия национального просвещения стала органом необычайно прогрессивным и имевшим далеко идущие цели, которых удалось достичь, несмотря на стоявшие на пути реформы многочисленные трудности. В годы разделов функционировало 104 средних школы и 10 академических коллегий, в которых училось около 30 тыс. молодых людей. Реформа, проводившаяся такими людьми, как Анджей Замойский, Игнаций Потоцкий, примас Михал Понятовский, священники Гжегож Пирамович и Гуго Коллонтай, заключалась в реорганизации процесса обучения, в стремлении сделать его содержание более современным. Был введен принцип градации школ: начальная (элементарная), трехклассная, средняя, главная. В 1777–1783 гг. Коллонтай осуществил реформу Краковской академии, а выдающийся математик Мартин Почобут-Одланицкий провел аналогичные преобразования в Виленской академии. В новых учебных заведениях на смену латыни пришел польский язык, вводились математика и естественные науки, шла интенсивная подготовка новых учительских кадров. Гораздо больше внимания стали уделять светскому воспитанию, модернизировалось преподавание гуманитарных наук, которым отводилась решающая роль в воспитании будущих граждан. Этим целям служило и созданное в 1775 г. Общество элементарных книг, которое под руководством священника Гжегожа Пирамовича подготовило большое число современных учебников. Реформа не коснулась приходских школ, численность которых достигала 1600, т. е. вдвое меньше, чем в конце XVI в. Движение за возрождение гражданских чувств играло немаловажную роль уже в эпоху Четырехлетнего сейма, но и оно не смогло изменить шляхетского менталитета.

Станислав Август, сам много сделавший для развития просвещения в Польше, горячо поддерживал реформы образования. Но политические взгляды короля по-прежнему расходились со взглядами реформаторов. Контроль со стороны России за деятельностью Постоянного совета настраивал оппозицию против короля, хотя и не приводил к открытой конфронтации. Идеи циркулировали достаточно свободно, а обилие публикаций различных политических ориентации производило впечатление активизации общественной жизни. Значительному расширению интеллектуальных горизонтов способствовала полемика, которая велась постоянно в 1765–1784 гг. на страницах отражавшего идеи Просвещения и редактируемого иезуитом Богомольцем журнала «Монитор». Все более многочисленные литературные произведения, трактаты и политические памфлеты создавали атмосферу интеллектуального оживления, которая распространялась и за пределы Варшавы. Наряду с королевским развивалось и частное меценатство, самым ярким примером которого стала библиотека Залуских: епископ Краковский Анджей Станислав (1695–1754) и его брат, епископ Киевский Юзеф Енджей (1702–1774) создали библиотеку, которая с 1747 г. обрела статус публичной. Это книжное собрание являлось одним из самых больших в Европе (более 300 тыс. томов) и собрало вокруг себя многочисленную группу ученых. Но никакие аргументы о необходимости реформ (как свои, так и чужие), никакие идеи, критиковавшие существовавший порядок вещей или защищавшие славное прошлое, не были в состоянии изменить сложившуюся ситуацию. В масштабе всего шляхетского сословия перемены в сознании не могли наступить быстро, особенно в условиях, когда необходимо было отказаться от привилегий.

В обществе уже давно говорили и писали о том, что необходимо повысить престиж хозяйственной деятельности и усилить государство; признавали выгодность создания мануфактур и торговых компаний (например, для экспорта зерна по Черному морю). Росло понимание того, что нищета земледельцев сдерживает развитие городов и ремесел. Велись дискуссии о преимуществах натуральных податей и о выгодах рациональных форм ведения хозяйства. Высказывались аргументы в пользу упорядочения денежного обращения, расширения кредитных отношений и введения торговых льгот. Однако эти идеи противоречили интересам владельцев фольварков, для которых барщина и крепостное право продолжали оставаться догмами.

Изменение позиций части магнатов и политически активной шляхты проявилось в отказе от принципа liberum veto. Но польские политики по-прежнему слабо ориентировались в расстановке сил на международной арене. Антикоролевская оппозиция в новом составе все еще делилась на «патриотически-гетманскую» и реформаторскую. Республиканцы выступали за децентрализацию власти, а со временем пришли к мысли о необходимости замены монархии федерацией. Их противники стремились усовершенствовать сеймовую систему, уделяя все меньше внимания проблеме усиления центральной власти. Первые считали себя патриотами, видели в монархе главный источник зла, а в старых установлениях и традициях усматривали лишь одни достоинства. Реформаторы предпочитали иметь просвещенную монархию, которая, однако, не ограничивала бы их свобод. Между членами обеих партий существовали родственные связи, а идейные расхождения отходили на второй план перед личными амбициями. В своих действиях против Станислава Августа обе антироссийские партии сотрудничали со Штакельбергом, стремясь при этом поддерживать непосредственные контакты с иноземными дворами.