Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун)

— Все ясно.

— Последнее. Время и место проведения операции я тебе сообщу внезапно, прямо перед самым началом. В оставшееся до операции время ты не имеешь права вступать в контакты с иностранцами. О любом вынужденном контакте докладывать мне лично. О деле не знает никто, даже первый шифровальщик. Телеграмма была закрыта моим личным шифром. В номере гостиницы с тобой не должен оказаться никакой другой фотоаппарат, кроме того, который я тебе дам перед операцией. Лишний фотоаппарат может стоить тебе головы. Будь осторожен с "Миноксом". Он заряжен в Аквариуме и опечатан. Печати почти не видно. Смотри не повреди ее. О том, как выглядит "друг", ты не имеешь права рассказывать никому, даже мне. Опечатанный "Минокс" дипломатической почтой уйдет в Аквариум, и там пленку проявят особым способом. Все понял?

— Все.

— Тогда повтори все с самого начала.

2

Номер отеля подобран со знанием дела. Моя комната угловая. Я могу обозревать сразу три тихие улочки. Вон там обувной магазин. На прилегающих улицах почти никакого движения. До появления "друга" три часа десять минут.

В номере кто-то заботливый приготовил для меня все, что может мне потребоваться: телеобъектив к "Миноксу" величиной с батарейку для электрического фонарика, большой бинокль "Карл Цейс", хронометр "Омега", набор светофильтров, карта города, термос с горячим кофе. А "Минокс" я с собой принес.

Вот он, в ладони. Маленький хромированный прямоугольник с кнопочками и окошечками. "Миноксом" работают все разведки мира уже полвека. "Миноксом" работал Филби против британской разведки в интересах советской разведки. "Миноксом" работал полковник Пеньковский против советской разведки в интересах британской разведки. Вот он, на моей ладони. Маленький аккуратный "Минокс". Я присоединяю телеобъектив и пробую снимать. Я только примеряюсь. Для такого маленького аппарата сто метров — большая дистанция. Дрогнет рука — все смажется. "Минокс" не для этого придуман. "Минокс" — для того, чтобы снимать документы, разложенные на столе.

Время, лениво переваливаясь, нехотя плетется мимо. Крышка термоса, которая мне чашкой служит, дымит тонкой струйкой, как Везувий над Неаполем. Толстая женщина выходит из дома и идет по улице. Ничего интересного. Проехал почтальон на велосипеде. Опять все замерло. По улице черный "мерседес" проехал. На заднем сиденье утопает в подушках человек, одетый в белые простыни. Это представитель бедной страны поехал на совещание требовать денег от богатых стран. Дипломаты богатых стран тоже на совещание едут. Но у богатых машины поскромнее. Говорят, что в будущем разрыв между богатыми и бедными странами будет увеличиваться. Так специалисты говорят, им виднее. Большой разрыв будет означать, что дипломатов бедных стран только на "роллс-ройсах" возить будут, а дипломаты богатых стран, наверное, на велосипеды пересядут для экономии.

Тоненькая стрелка маленького аккуратного хронометра утомительно идет круг за кругом. Опять толстая женщина прошла. Опять прошелестели шины огромного черного автомобиля с затемненными стеклами: еще один беднейший за помощью едет. Я вновь "Цейсом" улицы щупаю. Не пропустить ничего, запомнить номера. Запомнить лица. Их немного. Запомнить любое движение. Любое изменение. "Минокс" — на боевом взводе, как зенитный пулемет в танке. Все подозрительное — на пленку. Кадры в "Миноксе" крошечные. Поэтому на короткой пленке их много умещается. А это что?

Что-о-о?

Я еще не осознал увиденное в полной мере, меня просто переполнило ощущение чего-то ужасного и непоправимого. На улице остановился красавец "ситроен". Я его среди тысяч других узнаю — это "ситроен" Младшего лидера. Из машины выходит женщина, быстро наклоняется к Младшему лидеру и целует его. Именно этот момент снимает мой аккуратный "Минокс". Женщина садится в спортивный "фиат" и уезжает. А Младшего лидера давно нет на улице.

Я в кресле сижу. Я кусаю губы. Женщина, конечно, не жена Младшего лидера. Его жену я знаю. Женщина эта — не секретный агент. Навигатор знает время и место любой операции и сейчас в моем районе он наверняка запретил любую агентурную активность. Значит, ГРУ вновь проверяет меня.

Они посадили меня в эту дурацкую комнату и разыграли комедию. Теперь они ждут, доложу я о проступке уважаемого мной человека или скрою это. Для того и аппарат дали, чтобы узнать, колебался ли я хоть мгновение или воспользовался им немедленно. А еще по снимку они увидят, дрожали у меня руки или нет.

Но губы я кусаю неспроста. Еще одна возможность остается. Тихая улочка по всем статьям для тайных встреч подходит. О том, что я на шестом этаже сижу за плотными шторами, мало кому известно. Младший лидер мог и не подозревать о моем присутствии, если он в операцию лично не вовлечен.

Младший лидер и любовница!

Американка? Англичанка? Ясно, что иностранка. Советской женщине за рубежом машину иметь не полагается. Тем более спортивную. Зачем ей спортивная? Все машины советскому государству принадлежат, и ими пользуются только те, кто мощь государства бережет и умножает.

Если все это не комедия и не проверка, то Младшему лидеру — конец. Капут. Кранты. Конвейер. Полный конвейер с неприятным финишем. Однако все это может быть проверкой. Мало ли как каждого из нас проверяли! Именно так я и должен был действовать. Быстро и решительно. Я прихожу в себя и смотрю на пустынную улицу. Никто не нарушает ее спокойствия. Только неприятная сутулая фигура с газетой в руке у витрины обувного магазина прозябает. Что ты там, человече, интересного мог увидеть?

Я откидываюсь на спинку кресла и смотрю в потолок. И вдруг вскакиваю, опрокинув термос. Хватаю "Минокс". Судорожно жму на спуск. Это же он! Это же "друг", мать-перемать! Затвором щелк-щелк. И еще раз. Черт бы побрал всех "друзей" вместе с генерал-полковником Мещеряковым, вместе с Младшим лидером и его блядью!

Время истекло. "Друг" нехотя бросает газету в урну и исчезает за углом.

Качество кадров может оказаться неудовлетворительным, и это выдаст мое душевное состояние. Это прольет свет на тот факт, что Младшего лидера я выдавать не хотел, что я колебался.

Встаю. Отсоединяю телеобъектив. Термос, объектив, бинокль укладываю в пакет и опускаю в урну. Кто-то после меня все это заберет. "Минокс" в левой руке зажат. Так удобнее вырывать из него пленку в случае ареста.

Ах, если бы меня арестовали! А может, симулировать нападение полиции? Нет, это не пройдет. Генеральный консул в полицию позвонит и узнает, что никто на меня не нападал. Тогда меня на конвейер поставят.

Выхожу на улицу, и яркое солнце ослепляет меня. Нет. В этом радостном мире все не может быть так плохо. Это была обычная проверка. Обычная провокация ГРУ. И я не клюнул. В академии нам и не такие проверки устраивали. Похлеще. Жизнь самых близких нам людей на карте стояла. А потом выяснялось, что это просто комедию наши начальники разыгрывали. Многие этого не выдерживали.

Я выдержал. А минуты сомнений нам прощали. Мы все-таки тоже люди. В каком-то смысле.

3

— Откуда "друг" появился?

Мгновение размышляю, соврать или нет.

— Я не видел, товарищ генерал.

— У тебя был хронометр. Разве "друг" вышел не точно вовремя?

Молчу.

— Тебя что-то сбило с толку? Что-то было подозрительным? Непонятным? Необъяснимым? Что-то смутило тебя?

— Ваш первый заместитель…

Нестерпимая тревога в глазах его.

— Ваш первый заместитель был на месте встречи за двенадцать минут до появления "друга". С женщиной.

Острые косточки на его кулаках белые-белые. И лицо белое. Он молчит. Он смотрит в стену сквозь меня. Потом он тихо и спокойно спрашивает:

— Ты его, конечно, не успел заснять…

Трудно понять, он спрашивает или утверждает. А может, угрожает.

— Успел…

В глаза ему боюсь смотреть. Под ноги себе смотрю. Время тоскливо тянется. Нехотя. Часы на стенке тикают: тик, тик, тик.

— Что делать будем?

— Не знаю, — жму плечами.

— Что делать будем? — он бьет по столу кулаком и тут же, брызжа слюной, шипит мне в лицо: — Что делать будем?

— Эвакуацию готовить! — обозлившись, вдруг огрызаюсь я.

Мой крик успокаивает его. Он затихает. Сейчас он просто старик-горемыка, на которого свалилось тяжелое горе. Он сильный человек. Но система сильнее каждого из нас. Система сильнее всех нас. Система могущественна. Под ее неумолимый топор любой из нас попасть может. Он смотрит в пустоту.

— Знаешь, Витя, полковник Мороз в шестьдесят четвертом году меня от высшей меры отмазал. Я его после этого по всему свету вел за собой. Он вербовал женщин. Но каких женщин! Эх, жизнь… Любил он их. И они его любили. Я знал, что он налево ударяет. Я знал, что у него в каждом городе любовница. Прощал ему. И знал, что попадется он. Знал. Как ты в этой Австрии спрячешься? Ладно. Вдвоем мы эвакуацию сумеем провести?