Быт и нравы царской России - В. Анишкин

Современники говорили единодушно, что ребенок имел кроткий нрав, доброе сердце и очень любил свою сестру.

Между прочим, на следующий день после возведения на престол Петр написал сестре Наталии, с который его связывали добрые отношения, следующее: «Богу угодно было призвать меня на престол в юных летах. Моею первою заботою будет приобрести славу добраго государя. Хочу управлять богобоязненно и справедливо. Желаю покровительство бедным, облегчать всех страждущих, выслушивать невинно преследуемых, когда они станут прибегать ко мне…». Это характеризует Петра как правителя, подающего хорошие надежды, и в окружении умных людей он мог бы стать справедливым и мудрым государем.

В конце концов воспитателем Петра назначили обрусевшего немца Остермана, о котором Н.И. Костомаров сказал: «Остерман стал русским человеком, но стоял, однако, выше того уровня, на котором находилось тогда русское общество». Его звали не Генрихом, а Андреем Ивановичем, говорил он только по-русски, был абсолютно честен и в то время как многие русские и иностранцы, основавшиеся в России, были падки на хищения, взятки и всяческие выгоды, Остермана купить было невозможно. При всех царях высшим своим долгом этот русский немец считал служение на пользу Российского государства.

Бездельное времяпрепровождение

Карамзин, сравнивая Петра II с его дедом, говорит, что на своего великого деда юный Петр был похож лишь тем, что не терпел никаких возражений и требовал, чтобы все делалось так, как ему хотелось. Он рано принял трон, видел раболепное к нему отношение как к царю и быстро привык к тому, что он выше других людей в государстве. Долгорукие успели внушить ему, что знатным людям не обязательно быть образованными, а царь вообще не нуждался в каком-то надзоре и никто не имел право его учить. Это легко легло на душу юного Петра, так как он хотел жить по-взрослому, а не быть ребенком. Забавы Петра I выросли в серьезные дела, забавы же его внука ограничились детскими играми.

Остерман в своей программе обучения царя отвел слишком много времени на отдых и развлечения. Петру забавы нравились больше, чем учение. Под влиянием своего фаворита Ивана Долгорукого царь пристрастился к веселому времяпрепровождению, так что Остерману скоро пришлось пожалеть, что он не помешал сближению Долгорукого с царем. Петр любил Остермана и по-своему был привязан к нему, но и этот благоразумный человек не мог удержать своего ученика от праздных забав с Долгоруким. После слезных уверений в любви и преданности наставнику Петр вскоре опять предавался бездельному развлечению.

У Петра часто ночи превращались в дни, и он возвращался на рассвете и ложился спать утром. Он недосыпал, а потом был раздражен весь день. Характер Петра портило и то, что придворные подобострастно и раболепно исполняли все его желания. День ото дня царь становился все своенравнее. Он пренебрегал приличиями и не мог чинно посидеть за столом во время каких-либо торжеств. Ему нравилась гульба и у него уже появилась тяга к пьянству, что вполне могло быть, как считает Н.М. Костомаров, и наследственным явлением. Кончилось тем, что Долгорукий к забавам прибавил и свидание с одной служанкой Меншикова, которой дали за это пятьдесят тысяч рублей. Против этого восстал Остерман и вместе с Наталией пытался отвратить юношу от такого рода забав, но Петр, любивший свою сестру, стал на нее после этого смотреть косо.

Стремительное падение Меншикова

Меншиков был ненавистен многим. Его не терпели за алчность, надменность и высокомерие, и желали, чтобы он сошел с политической сцены. Долгорукие, видевшие холодное отношение Петра к невесте, старались всеми силами настроить его против Меншикова; настраивала царя против Меншикова и сестра, которую он очень любил.

Вокруг Меншикова образовался целый круг недоброжелателей, и Остерман был в их числе. Царь относился с искренним уважением к Остерману, человеку высокообразованному, и видел разницу между ним и Меншиковым. Что бы ни говорил или ни делал Остерман, было умно и толково, Меньшиков же, несмотря на вельможную выучку, оставался в глазах царя грубым мужиком. А вскоре произошло несколько случаев, которые и довершили падение светлейшего князя, фактически правившего Россией.

Перед болезнью Меншикова петербургские каменщики поднесли царю в подарок 10 тысяч червонцев, а Петр отправил их своей сестре, великой княжне Наталии. Меншиков встретил придворного с деньгами, сказал, что государь еще не умеет обращаться с деньгами, и забрал их себе. Петр, узнав от приказчика, что деньги, предназначенные его сестре, отнял Меншиков, разгневался так, что вызванный им светлейший, привыкший к почтительному страху перед собой, был ошеломлен. Опомнившись, Меншиков стал оправдываться, обещал вернуть немедленно эти десять тысяч, да еще, если его величеству будет угодно, то из собственной казны отдать еще миллион. Но Петр топнул ногой и сказал, что ему надоело повиноваться, повернулся и ушел. Меншиков плелся за ним, пытаясь смягчить.

Далее произошло событие, о котором пишет Н.И. Костомаров, ссылаясь на записки Лефорта. Через некоторое время царь потребовал у Меншикова пятьсот червонцев и подарил их сестре. Меншиков опять отнял деньги, считая, что без контроля старших дети не должны распоряжаться деньгами. Меншиков смотрел на царских отпрысков как на детей и в этом была его роковая ошибка. Петр уже ощущал себя самодержавным государем и считал, что тратить деньги он может, куда ему угодно.

На дне рождения великой княжны Наталии Алексеевны Меншиков, как ни заискивал перед Петром, объясниться с ним не мог. Тот отворачивался от него и не желал разговаривать.

Еще одно событие, о котором свидетельствует тот же Лефорт, дополняет картину полного разрыва царственных особ с Меншиковым. Ярославские «серебряки» поднесли царю в подарок серебряное изделие. Петр послал подарок сестре. Узнав об этом, Меншиков потребовал, чтобы великая княжна отдала изделие ему. Она отказалась выполнить его требование, сказав посыльному: «Скажи Меншикову, что я знаю, какая разница между императором и таким человеком, как он». При этом она побожилась, что ногой не ступит в его дом.

Теперь, когда Меншиков пригласил царя с семейством пожаловать к нему на именины в Ораниенбаум, царь сказал, что ему некогда.

Меншиков надеялся примириться с царем на освящении своей домашней церкви в Ораниенбауме. Царь не приехал.

Накануне именин Елизаветы Меншиков утром хотел повидать царевича, но ему сказали, что он уехал на охоту. Наталия Алексеевна тоже не захотела с ним встречаться, и когда он попытался к ней войти, она вышла через окно.

Вернувшись с охоты, Петр приказал Верховному тайному совету перевезти все царские экипажи и свои вещи из дворца Меншикова в царский Летний дворец.

Тучи над Меншиковым сгущались все сильнее.

Трагическая судьба Меншикова

8 сентября 1727 г. майор гвардии Салтыков объявил Меншикову решение Верховного тайного совета о том, что тот взят под арест. Со светлейшим случился припадок, из горла пошла кровь, и все ждали, что будет апоплексический удар. Ему пустили кровь. Жена и дочери Меншикова, желая смягчить царя, валялись у него в ногах, но царь отвернулся от них. На обеде в присутствии Долгоруких, членов Верховного тайного совета и фельдмаршала Сапеги Петр пообещал: «Я покажу Меншикову, кто из нас император — я или он…». Княгиня Меншикова пыталась обратиться к великой княжне Наталии и к Елизавете, но те тоже от нее отвернулись. Меншикова падала в ноги даже Остерману, но все было бесполезно.

Указом царя от 9 сентября 1727 г., который составил Остерман, вся семья Меншикова ссылалась в одно из его имений, в Ораниенбург под Рязань. Его лишили права переписываться и отобрали все ордена.

11 сентября светлейший князь уехал в свою вотчину вместе с семьей, и это не было похоже на ссылку. Ехали в богатых каретах, запряженных шестеркой лошадей. В одной карете ехал князь с княжной, в другой его сын с карликом, в третьей дочери с двумя служанками, в четвертой ехал брат жены Меншикова, Арсеньев. Дальше ехали повозки с прислугой и вещами (105 берлинов, 16 колясок, 11 фургонов и одна колымага). Прислуги было 127 человек. С двух сторон обоза шел конвой сопровождения из двадцати вооруженных солдат под начальством гвардейского капитана.

Меншиков был уверен, что кроме отлучения от двора ему ничего больше не грозит и он спокойно отсидится в своих имениях до лучших времен. Но по дороге процессию догоняли гонец за гонцом, которые постепенно отняли все добро. Толпы злорадствовали, но все жалели жену Меншикова, так как считали ее доброй женщиной.

3 ноября 1727 г. Меншикова привезли в Ораниенбург, причем в объезд Москвы. Во все время пребывание Меншикова в Ораниенбурге его не оставляли в покое. Никто не сомневался, что состояние светлейший нажил взяточничеством и казнокрадством. Теперь же выявлялись все новые и новые факты хищений и взяток.