СТОЛЕТИЕ ВОЙНЫ.(Англо-американская нефтяная политика и Новый Мировой Порядок) - Уильям Энгдаль

К концу 1980-х годов Япония рассматривалась как ведущая мировая экономическая и банковская сила. Люди заговорили о «Японии, которая может сказать нет» и о «японском экономическом вызове». Американские банки пребывали в глубочайшем со времен 1930-х годов кризисе, а американская промышленность была перегружена долгами и неконкурентоспособна. На таком фундаменте вряд ли можно было построить единственную оставшуюся в мире сверхдержаву, и администрация Буша это понимала.

Известные японские интеллектуалы и политики, такие как Кинхиде Мусякодзи, отчетливо осознавали особую природу японской модели. «Япония стала индустриальной, но не стала западной, — отмечал он. — Ее капитализм вполне отличается от западной версии и не основывается на формальной концепции отдельной личности. Япония исключительно приняла только концепции, связанные с государством, накоплением экономического богатства и технократическим рационализмом». Короче, как только Холодная война завершилась, японская модель, которую до этого терпели в качестве геополитического противовеса китайской и советской силе, стала главной проблемой для Вашингтона. Вскоре Япония это хорошо почувствовала.

Ни одна страна в течение 1980-х годов так не поддерживала бюджетные дефициты и избыточные расходы рейгановской эры настолько лояльно и энергично, чем бывший враг Вашингтона Япония. Даже Германия не была столь щедра. С точки зрения японцев, лояльность Токио и щедрая скупка долгов казначейства США, недвижимости и других активов, были вознаграждены в начале 1990-х годов одной из самых сокрушительных финансовых катастроф в мировой истории. В частных беседах многие японские бизнесмены говорили, что это было намеренной политикой Вашингтона, предпринятой для подрыва мирового экономического влияния Японии. В конце 1980-х годов гарвардский экономист, а затем министр финансов Клинтона Лоуренс Саммерс предупреждал: «В настоящий момент формируется азиатский экономический блок во главе с Японией… и это, возможно, означает, что правы те многие американцы, которые сегодня полагают, что Япония представляет для США угрозу большую, чем Советский Союз».

Соглашение, в сентябре 1985 года подписанное «большой семеркой» промышленно развитых стран в нью-йоркском отеле «Плаза», официально было нацелено на снижение котировок переоцененного доллара до более приемлемых уровней. Чтобы этого достичь, Вашингтон потребовал от Банка Японии, чтобы тот принял меры к повышению стоимости йены относительно доллара США. Между соглашением «Плаза», соглашением Бейкер-Миядзава месяц спустя и луврским соглашением в феврале 1987 года Токио согласился на «проведение монетаристской и налоговой политики, которая поможет повысить внутренний спрос и таким образом даст вклад в сокращение внешнего профицита торгового баланса». Бейкер подготовил почву.

Поскольку самым важным рынком экспорта Японии были Соединенные Штаты, то Вашингтон имел возможность интенсивно давить на Японию. И он это делал. Согласно Сводному закону о торговле и конкурентоспособности от 1988 года, Вашингтон внес Японию в список стран с «враждебными» торговыми практиками и потребовал серьезных компенсаций.

Банк Японии к 1987 году снизил процентную ставку до уровня 2,5 %, на котором она и оставалась до мая 1989 года. Ожидалось, что благодаря низким ставкам по кредитам японцы будут покупать больше американских товаров, но этого не случилось. Вместо этого дешевые деньги привели к быстрым доходам на растущем токийском рынке акций, и вскоре начал раздуваться колоссальный пузырь. Внутренняя японская экономика тоже получила стимул, но прежде всего была раздута фондовая биржа Никкей, и взлетели вверх цены на недвижимость в Токио. Предваряя последующий пузырь «новой экономики» в США, цены на акции в Токио росли на 40 и более процентов в год, а цены на недвижимость в самом Токио и вокруг него иногда вырастали на 90 % и более. Японию охватила новая «золотая лихорадка».

За несколько месяцев, прошедших с момента подписания соглашений в отеле «Плаза», йена существенно выросла в цене. Она поднялась с уровня 250 до уровня 149 за доллар. Японские экспортные компании компенсировали влияние йены на экспортные цены и возмещали валютные потери при экспортных операциях тем, что переключились на финансовые спекуляции, которые окрестили «зайтек». Япония за короткий срок стала крупнейшим мировым банковским центром. Согласно новым международным правилам капитала, японские банки могли учитывать большую долю своих долговременных активов в родственных компаниях (система «кейрецу») как профильные активы банка. Банковские капиталы, таким образом, росли вместе с ростом бумажной стоимости их пакетов акций в других японских компаниях.

К 1988 году, в то время как биржевой пузырь мчался вперед на полных парах, десять крупнейших мировых банков имели японские имена. Японский капитал непрерывным потоком шел в американскую недвижимость, клубы для гольфа и роскошные курорты, в правительственные облигации США и даже более рискованные американские акции. Японцы услужливо конвертировали свою раздутую йену в долларовые активы, тем самым помогая президентским амбициям Джорджа Буша-старшего, который в 1988 году сменил Рональда Рейгана на посту. Комментируя успехи Японии в течение 1980-х, нью-йоркский финансист Джордж Сорос заметил: «…Вызывает большое беспокойство перспектива того, что Япония станет доминирующей финансовой силой в мире…».

Японская эйфория по поводу того, что они стали мировым финансовым гигантом, была непродолжительной. Раздутая японская финансовая система с банками, купающимися в деньгах, привела к одному из крупнейших пузырей на рынках акций и недвижимости. В течение трех лет после соглашения в отеле «Плаза» акции в токийском индексе Никкей выросли на 300 %. В результате дешевых японских банковских кредитов цены на недвижимость выросли сходным образом. В высшей точке японского финансового пузыря недвижимость Токио стоила в долларовом эквиваленте больше, чем вся недвижимость Соединенных Штатов. Номинальная стоимость акций, зарегистрированных на токийской фондовой бирже Никкей, составляла более 42 % стоимости всех акций в мире, по крайней мере, на бумаге. Но это продолжалось недолго.

К концу 1989 года, когда в Европе стали проявляться первые признаки падения Берлинской стены, Банк Японии и Министерство финансов начали прикладывать осторожные усилия, чтобы медленно сдуть тревожащий пузырь биржи Никкей. Как только Токио попытался остудить спекулятивную лихорадку, так крупнейшие инвестиционные банки, возглавляемые «Морган Стэнли» и «Саломон Бразерс», начали использовать экзотические новые производные и финансовые инструменты. Их агрессивное вмешательство превратило упорядоченный спад токийского рынка в почти паническую распродажу, в то время как банкиры с Уолл-Стрита нажили целые состояния в процессе падения токийских акций. В результате японские власти оказались неспособны провести медленную и упорядоченную коррекцию курсов.

К марту 1990 года Никкей потерял 23 % или более триллиона долларов по сравнению со своим пиковым значением. Японские правительственные чиновники в частных беседах вспоминали встречу переходного комитета МВФ в Вашингтоне в мае 1990 года, где оживленное обсуждение японских предложений о финансировании экономической перестройки бывшего Советского Союза вызвало сильную оппозицию Вашингтона и Министерства финансов администрации Буша. Японцы рассматривали эту встречу как возможную причину спекулятивной атаки Уолл-Стрита на токийские акции. Но это было верно лишь отчасти.

Японское Министерство финансов направило в МВФ доклад о том, что огромный избыток японского капитала является отнюдь не проблемой, как утверждает Вашингтон, но в высшей степени востребован в мире, нуждающемся в многомиллиардных инвестициях в новые железные дороги и другую экономическую инфраструктуру по окончании Холодной войны. Япония предложила свою знаменитую модель МИТИ или Министерство Международной Торговли и Промышленности для бывших коммунистических экономик. Мягко говоря, Вашингтон не был в восторге от этой идеи. Модель МИТИ подразумевала сильную роль государства в управлении национальным экономическим развитием. Она оказалась изумительно успешной в Южной Корее, Малайзии и других странах Восточной Азии. Когда распадался Советский Союз, многие внимательно рассматривали Японию и Южную Корею как альтернативу «свободной рыночной» модели США. На момент окончания Холодной войны это было основной угрозой планам Вашингтона.

Администрация Буша отнюдь не желала мириться с ведущей ролью Японии в перестройке Восточной Европы и Советского Союза. У Вашингтона были другие планы в отношении своего бывшего противника в Холодной войне, и создание финансируемого Японией экономического блока с Россией в повестке дня не стояло. Чтобы разъяснить это Японии, Джордж Буш послал в начале 1990-х в Токио своего министра обороны Дика Чейни, чтобы «обсудить» резкое сокращение американского военного присутствия в тихоокеанском регионе, тема, наверняка вызвавшая у японцев обеспокоенность в своей военной безопасности. Почти не скрываемый шантаж поездки Чейни последовал сразу после январского турне японского премьер-министра Кайфу по Западной Европе, Польше и Венгрии с обсуждениями экономического развития бывших коммунистических стран Восточной Европы. Послание Чейни было вполне ясно: «Делайте, как говорит Вашингтон, а не то мы оставим вас без защиты».