Восстание - Юрий Николаевич Бессонов

— Жив! Нашелся! Партизанит в горах Яблоневого хребта… — Лукин подошел к Ксенье и взял ее руку. В улыбке его появилось что-то растерянное, словно он был в чем-то виноват и силился скрыть свое смущение. — Надо ехать, Ксенья…

— Какой это Полунин? — спросил Силов.

— Нет, Андрей, ты его не знаешь, — сказал Лукин, — наш читинец. Мы друзья старые — с детства. Он еще у моего отца в железнодорожной школе учился…

— Когда же ты едешь? — спросила Ксенья.

— Платон Михайлович торопит… Чем скорее, тем лучше, — сказал Лукин. — каждый день дорог. Может быть, сегодня…

— Так скоро?

— От Андрея это зависит, — сказал Лукин и обернулся к Силову. — Платон Михайлович тебе, Андрюша, поручил меня отправить. У тебя на железной дороге связи… Он говорит, ты можешь… В Забайкалье, до станции Могзон.

— Коли надо, так надо, — сказал Силов.

Все замолчали, как перед расставанием. Никита рассеянно взглянул на Ксенью. Она стояла, опустив голову, и пристально смотрела в пол.

Никите было грустно. Ему казалось, что занятые своими делами и Лукин, и Ксенья, и Силов — все позабыли о нем. В душе его шевельнулась обида.

Вдруг он услышал голос Андрея.

— А Нестерова с собой возьмешь?

Никита поднял голову и встретился взглядом с Лукиным.

— А об этом разговор впереди, — сказал Лукин. — Как, Никита, хочешь со мной ехать? Подумай.

— Чего ему думать? — вскинулся Силов. — Его из красногвардейцев, однако, никто не разжаловал, он на верность народу присягу давал. Так, что ли, Никита?

Никита порывисто вскочил с дивана.

— Да-да, конечно, так…

8

Андрей вернулся с вокзала, когда уже совсем смерклось.

— Трудновато теперь с «билетами» стало, — сказал он, — не сразу же отправишь. Чисто осатанели, гады, на станции шпиков больше, чем пассажиров. На понтоне патрули шляются…

— Так что же? — нетерпеливо спросил Лукин. — Вышло у тебя что-нибудь?

— В ночь сегодня. Через часок ехать надо. Я провожу, — сказал Силов. — Чтобы надежнее было, на лодке через Ангару вас переправим, на понтон соваться не станем. А у вас-то все в порядке?

— Все, — ответила Ксенья.

— Ну и ладно. Чайку сейчас попьем на дорогу, да и в путь.

Видимо, Силову немало пришлось побегать в хлопотах о «билетах» и о лодке для переправы через Ангару. Он выглядел усталым и тотчас же опустил отяжелевшие веки, как только сел к столу.

Ксенья неслышно ходила от стола к буфету, накрывая стол для ужина, и, может быть, потому, что на ней теперь было черное глухое платье с высоким воротником, лицо ее казалось болезненно-бледным.

Никита следил за ней взглядом. Ему хотелось заговорить с Ксеньей, сказать ей что-то важное и значительное, что-то такое, что должно было связать их дружбой и сделать разлуку только временным огорчением. Но что следовало сказать, Никита не знал и, опечаленный предстоящим расставанием, не находил нужных слов.

Лукин пересчитывал полученные от Платона Михайловича деньги и укладывал их в две равные пачки. Пересчитав деньги, одну из пачек он подвинул Никите и сказал:

— Возьми-ка, спрячь…

Никита удивленно посмотрел на него.

— К чему мне? Ведь вместе едем…

— Всякое в дороге может случиться, возьми, возьми, — настойчиво повторил Лукин.

Никита взял деньги и засунул их в карман.

Силов вздохнул, открыл глаза и, как бы очнувшись от дремоты, проговорил:

— Над Ангарой пар стоит. Лодку с берега никто не приметит, только бы ветерок не подул. Испортит он нам все дело…

— Ветра не будет, — сказала Ксенья. — Я ставни закрывать выходила — тихо и морозит.

Лукин посмотрел на нее так, словно не понял, о чем она говорила, и спросил Силова:

— Докуда же этот резервный паровоз нас довезет?

— До Слюдянки. — Силов зевнул, прикрыв рот ладонью, покосматил бороду и сказал: — Там вас новому машинисту передадут, ну и поедете, как на перекладных, до самого места.

Ксенья принесла самовар, налила всем чаю и села к столу.

Разговор не клеился. Лукин сидел сумрачный и молчал, Силов, борясь с дремотой, то широко раскрывал глаза, то снова опускал веки.

Самовар пел тоненько и тоскливо, как попавшая в тенета муха.

Никита, не ощущая вкуса чая, прихлебывал из стакана.

Казалось, всех тяготили эти последние минуты вынужденного бездействия перед прощанием, и, когда Силов, сказав: «Время», поднялся из-за стола, все как будто даже обрадовались, заспешили и вдруг сразу нашлись те слова, которые каждый хотел сказать другому, но то ли не решался, то ли ожидал именно этой самой минуты.

— О себе сообщи, — сказала Лукину Ксенья. — Непременно сообщи… Случится же какая-нибудь оказия… Или письмо, письмо через Петуховых…

— Непременно сообщу, непременно, — говорил Лукин, для чего-то ощупывая карманы, словно в них-то и лежали те письма, которые он должен будет послать Ксенье. — Товарищам привет передай, скажи — уехал… Пусть вестей ждут…

Никита подошел к Ксенье.

— Неужели больше никогда не встретимся…

Он увидел совсем близко ее большие влажные глаза и как будто откуда-то издалека услышал ее голос.

— Почему же? Это от нас зависит. Нужно верить в будущее…

— Да-да, нужно верить, я верю, — сказал Никита.

Все разом вышли в прихожую.

— Прямо к лодочной пристани пойдем, — сказал Силов. — К