Корабли на суше не живут - Артуро Перес-Реверте

И неудивительно, что у каждого корабля свое имя. Одно из любимых моих развлечений — читать надписи на борту и на корме. Если имя привлекает мое внимание, я его записываю. Некоторые имена связаны с неприятными воспоминаниями. Помню, как скверно мне пришлось из-за одного танкера между Миноркой и Сардинией, и точно никогда не забуду рыбацкий баркас из Санта-Полы — я шел под парусом, а сукин сын капитан торопился в порт и подрезал меня с бакборта буквально в метре от моего носа, на всю жизнь оставив у меня привкус бессильной ярости. Что касается спортивных судов, их имена, как правило, отражают характер, устремления или чувство юмора их владельцев. Есть имена непритязательные, скажем, «Скорлупка», есть музыкальные — «Сиртаки» моего кума Луиса Саласа, есть смешные — «Глумливый» и «Забавник». Нет недостатка в именах хищных — «Барракуда», «Акула»; нежных с претензией на изящество — «Мечта моя»; капитаны, не верящие ни в сон, ни в чох, ни в птичий грай, бесстрашно называют корабль «Бурей» или «Грозой»; те, что любят показывать зубы, — «Пираньей», а те, что считают себя лучше всех, — Love Machine. Встречаются плавучие памятники давно ушедшим временам, скажем, «Виера-и-Клавихо»[67] моего свойственника капитана Сисо. Владельцы, не желающие усложнять себе жизнь и называющие корабли «Лола», «Кармен», «Маноло» или «Энкарни», вызывают у меня почти что умиление, и такое же чувство я испытываю, когда вижу иностранные корабли, у чьих владельцев в момент крещения смешались в кучу языки и пейзажи: «Кароши витер», «Цыганка-мавританка», «Гишпанская фиеста». Есть в моем списке имен киноман Ventury Fox и нерешительный «Зависит».

А самая занятная история, связанная с именами кораблей, произошла со мною лет десять-двенадцать назад, когда я поймал по радио сигналы бедствия: «Восстань, Испания[68]. Мэйдей, мэйдей. Широта такая-то, долгота такая-то. Мэйдей. Восстань, Испания». Пока я торопился к месту бедствия, собираясь оказать посильную помощь, я всерьез думал, что это резвятся призраки Гражданской войны и, подойдя, я увижу, как в мертвенном свете прожекторов «Бореаса» и «Кемпельфельта» уходит на дно тень «Балеареса». Вместо этого я обнаружил восьмиметровое суденышко с намалеванным на нем испанским флагом, а на корме полоскалось на ветру огромное франкистское знамя с курицей за щитом. На борту находился худой смуглый тип послеполуденных лет в капитанской фуражке. Я не верил самому себе, отводил бинокль, протирал глаза, снова смотрел — судно и впрямь звалось «Восстань, Испания», имя было написано четкими жирными буквами. Позже я узнал, что владелец был членом близлежащего морского клуба и бо́льшим фашистом, чем всем известная мамаша. У него заглох мотор, и он дрейфовал себе вдоль берега без руля и без ветрил. Я бросил ему буксирный трос, потом за ним явились спасатели, и он убрался прочь со своим кораблем и своими флагами. «Это чтобы позлить краснопузых, — сказал он напоследок. — Всякому, кто вызывает меня по радио, приходится говорить: "Восстань, Испания!"»

Генеральша Песканова[69]

Мое сердце принадлежит госпоже министру обороны. Я тоже считаю, что нечего делать нашим солдатикам на борту рыболовецких судов — вот еще, от пиратов их защищать. Да, другие страны позволяют себе, Франция, например, но все же знают, что французы как были фашистами, так и остались, их хлебом не корми — дай пострелять, будто они так до сих пор и не вылезли из Дьенбьенфу. Не то что трезвомыслящие и спокойные испанцы. К тому же среди лягушатников полно блондинов, неудивительно, что они презирают цветных среднеафриканских афроамериканцев — как сказала по радио одна добрая, вконец запутавшаяся женщина, — и совершенно не стесняются их убивать направо и налево: взять хоть тот раз, когда они наехали на бедных сомалийцев — а ведь известно, что несчастные стреляют и захватывают заложников, только чтобы прокормиться! — и вместо того чтобы по-доброму, по-человечески заплатить им выкуп, как это делаем мы, вломили им по первое число — и прощай, крошка, не горюй. Нет и нет, это не наш путь. Не для того мы держим армию. Армия нам нужна, чтобы сражаться по шесть часов под непрерывным огнем в Афганистане, а потом госпожа министр, глядя тебе в глаза, заявит с военной прямотой, что это не военная операция, а гуманитарная акция, в ходе которой приходится время от времени давать резкий отпор. Врагов там называют не врагами, а неконтролируемым элементом. Максимум — это если новости начинаются с выступления министра — шаловливыми бесенятами и проказливыми плутами. И достаточно одной щепотки западной демократии, чтобы маленькие своенравные талибанчики превратились в добропорядочных граждан с банковским счетом и воскресными шашлыками. Правда вот солдат, что изо дня в день патрулируют там границы, называют совсем по-другому. «Сукины дети» — самое мягкое из всего набора. Но когда это происходит, министр не встревает. Не будем ее винить. Она же тут, а не там — она не слышит.

Что до рыболовецких судов, то госпожа министр обороны — надо бы как-нибудь проверить, кого именно это министерство теперь, при Пепе, обороняет, — заявила владельцам, что если они беспокоятся за безопасность своих судов, пусть те выходят на лов группами и пасутся в одном месте. Из этого можно было бы заключить, что министр просто не представляет себе, что такое траловый лов, но это никак не меняет высказанной ею идеи. А идея такова: если семнадцать испанских траулеров будут покачиваться на волнах вместе, борт о борт, они будут куда целей, чем если нарушат чудный, специально для их пользы и безопасности придуманный порядок и разбредутся по морю, положившись на милость божию. Что уж они там поймают — или не поймают, — дело десятое, потому что безопасность превыше всего. А если они пришвартуются друг к другу да сунут в центр фрегат «Канариас», будет вообще красота. Безопасней некуда. И пусть пираты только попробуют выдернуть из этой связки хоть одно судно. Потом они дружно вернутся в порт с пустыми трюмами, зато защищенными по уши. Так что сами видите — нам нужно больше конструктивных идей и меньше демагогии.

Я страшно уважаю тех, кто о нас заботится. Вот госпожа министр очень правильно отрезала, что нечего солдатам делать на рыболовецких судах. Если судовладельцам так уж нужно, пускай отправляют в море частных охранников. С дубинками и наручниками. Тихонько. Без шума и пыли. Но судовладельцы — тоже фашисты хреновы — подняли бучу, и в министерстве сказали: ну, ла-адно, черт с вами. Пойдем разок вам навстречу. И теперь охрана может брать с собою винтовки. Дальнобойные, заявил кто-то, как будто они бывают близкобойными. Правда, вооруженным автоматами и гранатометами пиратушкам-плутишкам это как слону дробинка. Для таких заварушек нужен тот, кто разбирается в теме. Скажем, морская пехота, которая занимается этим со времен «Лепанто», — им одной антипиратской операцией больше, одной меньше… Впрочем, ладно. Ситуация такова, какова она есть. Раз силовики не в состоянии ничего сделать, а рыболовам все равно придется выкладывать деньги на охрану, пусть они хотя бы наймут профессионалов с опытом ведения войны, как это сделал Буш в Ираке, — и все отлично устроится. А если нет, пусть корабли сменят гражданство и плавают под французским флагом. Госпожа министр имеет право спать спокойно, не вздрагивая от мысли, что испанский солдат обидит недокормленного, но хорошо прожаренного негра — пусть бы и с базукой на плече. Вы сами представьте — а вдруг чернокожего ранят? До крови? Что скажут журналисты и правозащитники, когда выяснится, что солдат Атауальпа Фернандес, уроженец Лимы, и капрал Ванеса Перес из Сан-Фернандо, военнослужащие морской пехоты испанского королевского флота, направленные для несения службы на траулер «Хосу Тернера», разрядили два магазина HK калибра 5,56 в худого анемичного сомалийца, из-за собачьей жизни и ради горячего приварка вынужденного стрелять из гранатомета в капитанский мостик траулера! Бедное создание.