Неучтённый фактор - Олег Маркеев

— А как ты в Москве оказалась?

— Шла-шла и дошла. Долго шла. С кем-то жила, от кого-то убегала... Не помню. Приказала себе забыть, вот и не помню. А в здесь у меня бабушка живет. Она у меня — “домушница”. Смешно слово... Почетный пенсионер МВД, прикинь! Ты только не смейся, но бабушка — генерал милиции. Я ее так и зову — генеральша Попова. Все к себе зовет. Только мне там страшно. Там все — мертвецы.

Она встрепенулась. Села. Распахнула свои огромные глаза.

— Они — ожившие мертвецы. А тут — те, кто умрет. Понимаешь разницу?

— Конечно.

Она оперлась на руки, заглянула ему в лицо.

— А ты не умрешь. Смерть рядом с тобой, но ты не умрешь. Я вижу. Я это тогда научилась видеть. Смотрю на человека — и что-то вот как тут щелкнет. — Она прижала кулачок к виску. — И вижу, как он лежит мертвый. У тебя такое бывает?

— Иногда.

Максимов свесил руку с тахты, нашарил пачку сигарет и зажигалку.

— А ты зачем на “блоху” пошла?

— Воровать. — Она смущенно улыбнулась. — Я же пятый день ничего не ем.  Как Эд пропал, так ничего не ем.

Он решил пока не курить. Рывком встал на ноги.

— Оставишь себе все, что я принес.

— А ты?

— Еще добуду.

— Нет,  я не о том. Ты уйдешь и не вернешься?

Максимов замер со свитером в руках.

— Марина, я просто не знаю, вернусь или нет. Честно.

— А ты не уходи, и не надо будет возвращаться.

Он натянул свитер.

Старые львы

Владислав собрал в своем кабинете одних матерых “стариков”. Он отобрал их лично, сам проверил на слом, тащил за собой всю жизнь. С годами мужики налились кряжистой, негнущейся силой. Пусть и проигрывали молодняку в резкости, зато были несуетливы  и обстоятельны, там где молодые действовали нахрапом, “старики” давили выдержкой. На самом опасном участке, как Наполеон, Владислав ставил “старую гвардию”, зная, что ветераны не отступят ни на шаг, а когда двинуться вперед, остановить их будет невозможно.

На столе стояли шесть стаканов и початая бутылка коньяка. Наскоро помянули Петра. Одним “стариком” стало меньше. Владислав отметил, что никто из поминавших нюни не распустил. Если и увлажнились глаза, так только от коньячных паров. А взгляды у всех остались прицельные, с деланной ленцой, чуть отстраненные, как у уверенных в себе охотников. Держать удар “старики” умели. И бить насмерть тоже.

— Мужики, на прокачку у нас хрен да нихрена. Сучонка “контора” дала в розыск. Если мы его не прищучим первыми, завтра на кукан подвесят всех здесь присутствующих.

— Что ему вешают? — спросил Фаддей, сидевший по правую руку.

— То же, что и мы. — Владислав хищно усмехнулся. — Использование служебного положения в корыстных целях.

— К бабке не ходи, они уже заблокировали его явки и нычки. — Фаддей хмурым взором уставился на пустой стакан. — Какие знают, конечно. Без своих оперативных возможностей у него путь один — в банды.

Владислав растелил на столе схему.

— Смотрим мужик и думаем. Это связи сучонка по нашей линии. У кого есть идеи, выдавать сразу и вслух.

Скрипнули придвинутые к столу стулья. Пять седых голов склонилось над распечаткой.

В дверь постучали беглой морзянкой. Владислав нажал кнопку под столешницей. Дверь отъехала всторону, впустив Наташу.

Она успела сменить хирургический балахон на  строгий черный брючный костюм. Волосы у нее были пострижены в короткий бобрик, как у Владислава. Только не седой, а цвета мокрой ржи. Она тоже числилась “стариком”, несмотря на свои тридцать лет.

Наташа кивком поздоровалась со всеми. Продолжала втирать в пальцы крем.

— От этих резины кожу щиплет просто жуть, — проворчала она.

Владислав выжидающе посмотрел ей в глаза.

— Стас, я не виновата, что у девки слабое сердце! — вспылила Наташа. — Раствор Рингера* убить не мог. От страха померла, мокрощелка недоделанная.

---------------------

* — антисептическое средство, применяется внутревенно после полостных хирургических операций и при сильных отравлениях, побочным действием является продолжительный сильный озноб.

Наташа взяла из пачки “Кэмела”, лежавшей на столе, сигарету. Закурила. Тряхнув головой, выпустила струйку дыма.

— У-у-ф. Мое мнение, она нифига не знала.

— Так не бывает, — не поднимая головы, обронил Фаддей.

Остальные согласно кивнули.

— За свои слова я отвечаю.  Зрачки ни разу не среагировали, какой вопрос ей не задай. Либо полная амнезия, либо она, действительно, его ни разу в жизни не видела. Однако она его видела и не раз. Такого не заметить невозможно.

— Сама, что ли, на Димкину попку облизывалась? — подколол Степан.

— Ой, только не надо! — Наташа презрительно скривыла губки. — Это вы ему в рот заглядывали. А я сразу тухляк почуяла. Говорила? — обратилась она к Владиславу.

— Было дело. Но без доказательств, кто же верит.

— Надо было ко мне хоть раз на укольчик привести, были бы тебе доказательства.

— Такие как Диман не колятся, а сразу ломаются, — возразил Фаддей. — Был бы труп, а не доказательства. Лучше бы ты ему дала разок, вот, глядишь, и имели бы информашку для размышления.

Наташа пыфкнула сигаретой.

— Яйца у тебя, Фаддей Игнатович, уже седые, а в бабах так ничего и не понял. Чем дольше баба не дает, тем дольше тебя на крючке держит. Чем дольше мужик на крючке болтается, тем больше из него вытянуть можно. Ясно?

— Личный опыт не может служить доказательством, — отбрил Фаддей.

Владислав шлепнул ладонь по столу.

— Все, тема закрыта! В “медпункте” убралась?

Наташа кивнула.

— Я “похоронной команде” и Вовчика до кучи отдала. Правильно сделала?

— Не возражаю.

Наташа затянулась сигаретой, через плечо Степана заглянула в распечатку.

— Зря мозги коптите, мужики.

Все дружно посмотрели на нее.

Наташа несколько секунд наслажадалась всеобщим вниманием.

— Пока я с девочкой работала, мне мысль в голову пришла. Рожухин же хитрый мальчик, так? Не мог он “аппендикс” наростить там, куда вы в первую очередь нос сунете. Так что, не смотрите на схему. “Аппендикса” там нет. Потому что не может быть.

Владислав указал ей на пустующий стул. Но она осталась стоять. Знала, что фигура у нее безупречная, глаз не оторвать, тело гибкое, как у пантеры, и неожиданно по-мужски сильное.

— Что мы знаем наверняка, мужики? Что Дмитрий таскал с нашего сервера данные, достаточные для организации “центрального террора”. А потом успешно с ним боролся. Насколько успешно, пусть судит его братва с Лубянки. Для меня главное, что он имел все необходимое для самостоятельной игры: нашу информацию, их оперативные возможности и силовой потенциал банд.

— Почему — самостоятельной? — спросил Фаддей.

Наташа отмахнулась.

— Потому! Итак, недостает одного элемента — “мозгового центра”. Кто-то должен был сводить все в единое целое. 

— “Бетховен” — это миф, ты же знаешь. Мы сами его и придумали.

Под ее саркастическим взглядом Владиславу стало неловко.

 — Ладно, твоя взяла. Придумали с подачи Рожухина.

— О! — Наташа вскинула пальчик с острым алым ноготком. — А теперь с трех раз угадайте, кто мог играть роль “Бетховена”. Не липу впаривать, а реально выполнять функцию координатора. Ну? Мужики, да вы что, совсем себе мозги прокурили?!  Он сам и крутил, это же очевидно!

— Но не убедительно, — осадил Фаддей.

— Если такой умный, скажи, где сейчас искать Рожухина!

— А мы, между прочим, о том и мозгуем.

Наташа наклонилась над схемой, сигаретой указала на прямоугольник, расположенный особняком от других, скомпанованных в плотную группу. К прямоугольнику с надписью “Бетховен” шла единственная пунктирная линия.

— Почему? — спросил Фаддей, откидывась на спинку стула. — Докажи!

Владислав хлопнул ладонью по столу.

— Она права! Это единственный его адрес, о котором не знает “контора”. Пока не знает. Если он раньше нас возьмет под контроль “Бетховена”, мы горим синим пламенем. Все стрелки на нас переведет, сука! — Он достал из ящика стола пистолет, сунул в кобуру. — Спорить некогда. Мужики, по коням!

Странник

Свеча бросала в лицо дрожащий янтарный свет. Из зеркала смотрело совершенно чужое, словно не из этого мира лицо. Он чуть повернул голову, и в прорезях маски по ту сторону стекла вспыхнули зрачки.

Впившись в них взглядом, он ждал, пока из зрачков не уйдет тепло. Когда они окончательно заледенели, он подмигнул своему отражению.

«Вот так и надо. Таким ты мне нравишься».

Максимов смыл с щек остатки мыльной пены. Кожу немного щипало от порезов.

— Что ты там делаешь? — донеслось из кухни.

— Возращаюсь  старому правилу: или отпускай бороду, или брейся каждый день, — ответил Максимов.

Марина сидела на табурете, забравшись на него с ногами. На остро выступающих из-под юбки коленях пристроила кружку с дымящимся чаем.