Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну - Наталия Нарочницкая

9 октября 1938 г. НКИД СССР запросил чехословацкое правительство, «насколько оно считает желательным для себя включение СССР в число гарантов новых границ Чехословакии». 14 октября чехословацкий полпред в Москве 3. Фирлингер сообщил в НКИД, что Хвалковский воздержался от ответа на этот вопрос, полагая, что он относится к компетенции Великих держав, подписавших Мюнхенское соглашение. При этом министр иностранных дел утаил от правительства факт получения запроса, объяснив позже свою позицию тем, что не придал вопросу значения, который так и остался без ответа[415]. В условиях, когда Англия и Франция продолжали свою политику умиротворения агрессора, когда было очевидным, что Германия не удовлетворится достигнутым, а будет стремиться к окончательной ликвидации Чехо-Словакии, когда ее правительство, по сути, проигнорировало вопрос Москвы о желательности с ее стороны стать одним из гарантов новых чехословацких границ, когда правящие круги Ч-СР взяли открыто прогерманский и антисоветский курс, Советскому Союзу ничего не оставалось делать, как занять пока выжидательную позицию в чехо-словацком вопросе[416].

Взяв пока курс на сохранение Словакии и Подкарпатской Руси в составе Ч-СР, Берлин, тем не менее, активизировал усилия, направленные на ее подрыв и разложение изнутри. При этом он действовал как через лидера «словацких немцев» Ф. Кармазина, так и через германофилов в руководящих кругах Словакии и Карпатской Украины. Осуществляя старый принцип агрессивной немецкой политики «разделяй и властвуй», Гитлер предъявлял все новые и новые требования Ч-С. Например такие: ослабление таможенных барьеров как первый шаг к таможенной унии; сокращение армии и отказ от каких-либо военных укреплений; свободный пропуск немецкого транспорта через чехословацкую территорию, использование чехословацкой военной промышленности в интересах Германии и т. д. Все это свидетельствовало, что готовится инкорпорация Ч-СР или ее части в состав рейха. Советник германского посольства в Польше Р. Шелия сообщал в конце декабря 1938 г. разведке одной из западных держав, что в Министерстве иностранных дел в Берлине «разрабатывается германо-чехословацкий договор о протекторате», что «богемский котел продолжает оставаться очагом сопротивления» и что его «настоящий разгром еще предстоит». «Нельзя поэтому, — делал вывод Шелия, — считать события на чехословацком участке законченными. Скорее всего, они находятся еще в начальной стадии. Согласно преобладающей в официальных кругах Берлина точке зрения, первая волна германской экспансии в 1939 г. будет иметь целью полное овладение Богемией»[417].

В отличие от времени мюнхенского кризиса, когда цели и намерения спорящих сторон были предметом широкого международного обсуждения на дипломатическом и общественном уровнях, теперь Германия предпочитала действовать скрытно, до поры до времени не сообщая о своих планах даже ближайшим союзникам — Италии, Венгрии, Польше. Но по мере того, как дело близилось к развязке, их участие и помощь в свершении задуманного становились необходимы. Да и вряд ли уже можно было утаить готовившуюся акцию. Особо доверенным союзником рейха тут оказалась Венгрия, выражавшая неприкрытое желание к сближению с «осью» Берлин-Рим и совместной борьбе против большевизма[418].

Встреча Гитлера с И. Чаки 16 января 1939 г. показала, что фюрер заинтересован в участии Венгрии в разделе Ч-С, хотя при этом он конкретно ничего не обещал и территориальные вопросы оставил открытыми[419]. Поначалу, что явствует из беседы Гитлера с Ю. Беком 5 января 1939 г., к дележу остатков Чехословакии фюрер намеревался допустить и Польшу: ему импонировали открыто антисоветские настроения польских верхов. Польша же видела в самом факте существования пусть и урезанной Чехо-Словакии препятствие к реализации своих грандиозных планов в Восточной Европе. Варшава приветствовала идею создания самостоятельной Словакии, однако не под патронатом Берлина, а своим собственным. За участие в дележе (получение части Словакии) и сохранение германо-польской границы Гитлер назначил Варшаве цену: согласие на присоединение Данцига (Гданьска) к рейху и на проведение экстерриториальных автострады и железной дороги через польский коридор в Восточную Пруссию. Польша отказалась выполнить эти требования, что предопределило быстрый спад в германо-польских отношениях: весной 1939 г. в Берлине был разработан план военного разгрома Польши не позднее сентября того же года, так называемый план «Вайс»[420]. Она фактически перестала рассматриваться Гитлером как потенциальный союзник в дележе Ч-СР.

Между тем в начале 1939 г. во многие европейские столицы стали поступать секретные донесения о готовности Германии к новому агрессивному акту против Чехо-Словакии. Пражское правительство, получавшее их в массовом порядке по линии разведки, МИД, MHO, МВД, было весьма обеспокоено этим и попыталось прояснить ситуацию в Берлине. 21 января 1939 г. Хвалковский отправился с визитом в столицу рейха. Но здесь его встретили весьма сдержанно, если не сказать больше. Временный поверенный в делах СССР в Германии Г. Астахов сообщал в НКИД в связи с этим визитом: «Пребывание Хвалковского в Берлине продолжалось всего один день, прием ему был оказан весьма холодный. Его угостили завтраком в Кайзерхофе, на котором присутствовало весьма ограниченное число лиц. Весь вечер, включая обед, он провел в миссии в обществе одного Мастного. Беседа с фюрером носила весьма тяжелый характер. Фюрер заявил Хвалковскому, что позиция чистого нейтралитета Чехословакии Германию не устраивает. Германии нужно, чтобы Чехословакия стала надежным партнером германской внешней политики, а не лавировала между двумя лагерями. Хвалковский на это определенного ответа дать не мог»[421]. Очевидно это было действительно так, что следует из беседы Хвалковского с побывавшим в Праге 3. Фирлингером, содержание которой тот изложил заместителю наркома иностранных дел СССР В. П. Потемкину 3 февраля 1939 г. Требования Гитлера, по словам Хвалковского, в основном сводились к следующему (Потемкин квалифицировал их как «самый категорический «диктат»»):

1) немедленное прекращение антигерманских выступлений чехословацкой печати;

2) сокращение чехословацкой армии примерно наполовину;

3) передача части золотого запаса Чехословакии Германии на том формальном основании, что к ней отошла часть чехословацкой территории;

4) соблюдение нейтралитета во внешней политике страны;

5) немедленное изгнание евреев не только из государственных и общественных учреждений, но также из хозяйственной жизни и т. д.

Чехословацкое правительство обязано помнить, заявил Гитлер, что «Чехословакия находится в полной зависимости от Германии. Если будет нужно, Германия не остановится перед занятием новых чехословацких областей». «По словам Фирлингера, — записал в дневнике Потемкин, — Хвалковский вернулся из Берлина не только ошеломленный оказанным ему приемом, но и проникнутый убеждением, что Чехословакии не остается ничего другого, кроме повиновения диктату Гитлера»[422].

Сообщая в беседе с Александровским 17 февраля 1939 г. о ситуации в пражских правящих кругах, Фирлингер отмечал наличие в них разногласий, в частности, между Бераном и Хвалковским, по вопросу о сотрудничестве с Германией, указывал, что «начинается всеобщий отпор гитлеровским притязаниям». Это, конечно, было преувеличением, хотя и свидетельствовало о тенденции усиления недовольства Праги политикой Берлина. Фирлингер считал позицию Хвалковского ошибочной, поскольку последний «принимает нынешнее положение в Европе за твердо данное на ближайшие 50 лет, тогда как для остальных (включая Берана) является несомненной временность, переходность нынешнего состояния и неизбежность решительного столкновения демократии с гитлеровским фашизмом в ближайшие сроки». Вместе с тем посланник пессимистически признавал, что у Чехо-Словакии пока «нет средств и сил к активному сопротивлению домогательствам Германии, и с этим нужно считаться»[423].

Если среди части правительственных кругов в Праге обнаружились признаки пассивного недовольства политикой Берлина, то в Братиславе и Хусте, наоборот, набирало силу стремление к активному взаимодействию с ним. Всячески раздувались, в том числе и при поддержке извне, античешские настроения; каждая попытка пражского правительства вмешаться в дела Словакии или Карпатской Украины расценивалась их руководителями как намерение сохранить и упрочить власть центра. В Братиславу зачастили эмиссары из Берлина и Вены, стремившиеся вступить в прямые контакты с представителями радикального крыла единственной правящей здесь Глинковской[424] словацкой народной партии (ГСНП), поддерживавшими идею создания самостоятельной Словакии. А те, в свою очередь, осознав, что ни Будапешт, ни Варшава ничего не смогут предпринять без согласия Берлина, все чаще наведывались в столицу рейха. Так, например, один из словацких лидеров, бывший мадьярон, а затем ярый германофил В. Тука во время встречи с Гитлером 12 февраля 1939 г. заявил: «Мой фюрер, я вручаю судьбу моего народа в ваши руки! Мой народ ожидает от вас полного освобождения». Однако Гитлер пока не ответил ему решительным «да», считая, что акция еще недостаточно подготовлена[425]. Следовало, по его мнению, дождаться подходящего момента, форсируя развитие внутриполитического кризиса в Чехо-Словакии. Берлину было нужно, чтобы ее ликвидация внешне выглядела, как естественный результат ее внутреннего распада. По указанию наместника Гитлера в Австрии А. Зайсс-Инкварта из Вены шло постоянное радиовещание на Словакию на словацком языке, проводились престижные общественные мероприятия, на которые приглашались «перспективные» с точки зрения Берлина словацкие политики. В общем, велась обработка нужных рейху лиц и общественного мнения с целью изоляции Словакии и ее отторжения от чешских земель.