Чистовик - Сергей Лукьяненко

— Ну, мало ли… они не тяжелые. И вот еще.

Я хотел снова засмеяться. Но посмотрел на Дитриша — и не стал.

— Хороший зонтик, — сказал я.

— Глупо в горы идти с зонтиком, — смущенно сказал Дитриш. — Я понимаю. Но вначале будет довольно ровная дорога. Чего зря мокнуть? А потом выбросишь его, чтобы не мешал.

Нас никто не провожал, когда мы вышли из усадьбы. Наверное, Дитриш так велел. Дождь немного перестал, капало что-то с неба, но мелкой редкой моросью.

— Здесь старая дорога, — говорил Дитриш, пока мы шли мимо апельсиновых садов. — Тут еще собирают урожай. А вот за тот поворот уже никто не ходит. Деревья стоят одичалые, плодов мало… да и не собирают их.

— Почему? Если башню никто и не видит?

— Истории про железного человека. Да и земли здесь так… тяжелые земли. Каменистые.

Мы дошли до обросшего травой и кустами валуна, скатившегося когда-то с гор. Едва заметный проселок огибал валун и дальше действительно становился совсем нехоженным.

— Тут я тебя оставлю, — сказал Дитриш.

Мы остановились.

— Спасибо тебе, — сказал я искренне. — Спасибо. Мне очень повезло, что я решил к тебе зайти.

— Тебе удачи, Кирилл. Жаль, что ты из другого мира.

Вот так бывает — чуть-чуть познакомишься с человеком и вдруг понимаешь, что мог бы с ним подружиться. Что он стал бы тебе другом, может быть, самым лучшим. Но жизнь разводит в разные стороны, и только в детских книжках друзья наперекор всему остаются друзьями.

— Хочется верить, что я и впрямь мог быть твоим предком, — сказал я. — Не зря же мы немного похожи.

— Я не против. Героев в нашем роду не было, все больше упертые труженики. — Дитриш неловко улыбнулся.

— А это куда важнее.

— Береги себя. — Дитриш крепко пожал мне руку, повернулся и пошел назад.

Он все-таки был прирожденный лидер. Потому что лидер — это не тот, кто «впереди на лихом коне». Это тот, кто направит каждого в нужную сторону. И сумеет вовремя остановиться сам.

Я постоял немного, нелепо сжимая над собой большой пестрый зонтик. Но Дитриш шел не оглядываясь, с каждым шагом все быстрее и быстрее.

И я тоже пошел вперед.

Каждый должен делать то, что он должен. Каждый должен возделывать свой сад. И не моя вина, что в моем саду гудят свинцовые шмели.

Зонтик на самом деле помогал мне довольно долго. Один раз дождь зарядил сильнее, и я встал под дерево, прикрывшись еще и зонтом. Когда ливень ослабел, опять превратился в морось, двинулся дальше. Потом склон стал круче, цепкий кустарник цеплялся за ноги, и я понял, что зонт окончательно превратился в обузу.

Я остановился. Как раз подул ветер, вырывая зонт из рук. Я подбросил его вверх, в растертую в воздухе водяную пыль. Зонтик закрутило и понесло, будто огромную черно-белую бабочку.

Лети. Пролети над усадьбой Аля Дитриша, спланируй с горы на тихий город, найди девочку из библиотеки, выскочившую на улицу без зонта, и опустись ей в руки. Пусть она по какой-нибудь метке узнает, чей это зонт, и выберет день заехать в усадьбу на горе, отдать его хозяину.

Я улыбнулся. Надо же… какая романтика в голове.

Похоже, мне сегодня придется жарко.

Дальше я шел не оглядываясь и не забивая ничем голову. Карабкался, шел по каким-то тропкам, проложенным то ли зверями, то ли стекавшей с горы водой. К моей радости, дождь окончательно перестал. Может быть, потому, что я уже шел среди севших на склон облаков, в густом сером тумане. Было тихо, звуки глохли вокруг, даже скатившийся из-под ноги камень умчался вниз почти бесшумно. Ничего, не страшный подъем, склон большей частью лежит террасами. Поднимусь.

И тут я услышал приближающийся звук.

Тяжелая металлическая поступь. Звенящие по камню шаги.

Я оцепенел. Не врал Андре!

Все было как в кошмарном сне, будто я уже попадал в эту ситуацию, будто помнил об этом, только забыл, не удержал в памяти. Сквозь туман на меня надвигался шагающий металлический кошмар.

Повернувшись, я бросился бежать. И, конечно же, тут же поскользнулся на камне. Ноги разъехались, я упал, ударился правым коленом — ногу пронзила боль. Заскользил по склону, сдирая подбородок о камни, вцепляясь пальцами в землю — и не находя опоры. И с содроганием почувствовал, как ноги ушли в пустоту, как подо мной раскрывается бездна.

В последний миг я все-таки удержался. Срывая в кровь пальцы, впился в каменистую землю. Да я и зубами готов был уцепиться, было бы за что кусать!

Сколько там подо мной?

Полметра?

Или полкилометра?

Собственно говоря, начиная метров с пяти, разница состоит лишь в том, как долго будет звучать мой последний крик.

А шаги все приближались! Я, выше пояса свесившись над пропастью, тщетно пытался выползти назад. Но уцепиться было не за что.

Шаги смолкли. Я рискнул медленно поднять голову.

Надо мной стоял робот.

Самый настоящий, такой, как рисуют в детских мультиках.

В полтора человеческих роста, не меньше. Металлическое бочкообразное туловище, гладкое, серое и невыразительное. Ноги — толстые и тоже металлические, но при этом будто гофрированные, свободно гнущиеся, никаких признаков суставов. Ступни широкие, карикатурно-человеческие, будто даже пальцы намечены. Руки… что руки. Точно как ноги, только тоньше, и пальцы более явственные, собранные конусом. И опять же похожая на человеческую голова: вместо рта темная матовая пластина, вместо носа — небольшой выступ с двумя отверстиями, глаза огромные и фасеточные, слабо светящиеся.

Я почувствовал, что руки слабеют. Может, разжать пальцы? Вдруг подо мной метр-два? Или пологий склон, по которому можно скатиться?

Робот стоял неподвижно и смотрел на меня.

— Эй, привет! — сказал я. — Привет-привет! Три, эти, как их, закона робототехники! Азимов их придумал, знаешь? Наш, смоленский мужик Азимов! Робот не должен причинять вреда человеку и допускать, чтобы человеку был причинен вред… и еще подчиняться… и еще оберегать себя…

— Очень своеобразная логика, — произнес робот негромко. Голос был вполне человеческий, живой. Рот, конечно, не шевелился.

Мне еще сильнее захотелось разжать руки.

— Ты анекдоты любишь? — уже не понимая, что несу, спросил я. — Просыпаются как-то альпинисты, потому что их товарищ мечется в палатке и кричит: «Согни палец! Палец согни!» Будят его… спрашивают, что случилось. А он говорит: «Приснилось, что мне снежный человек палец в жопу засунул и над пропастью держит… а я ему кричу: „Согни палец!“

— Ты предлагаешь мне поступить как снежному человеку из этой истории? — спросил робот. Или мне почудилось, или в голосе железного болвана действительно была ирония?