И пришел многоликий... - Роман Злотников

Однако, как только Черный Ярл объявлял набор для очередного предприятия, многие бросали свои занятия и наклевывающиеся выгодные контракты и ломились в дверь конторы по найму, которой он поручил это дело. Потому что, во-первых, капитаны и "адмиралы донов понимали, что, если бы не Черный Ярл, отношение к благородным донам со стороны многих государств было бы гораздо более жестким. А во-вторых (впрочем, для большинства, наверное, во-первых), простое упоминание в беседе с нанимателем о том, что этот дон или экипаж имели честь драться рядом с Черным Ярлом, тут же заставляло их доставать свои кошельки и раскрывать на всю требуемую глубину. А некоторые вообще отказывались иметь дело с теми, кто ни разу не заинтересовал Черного Ярла.

В то же время никто и никогда не слышал о том, чтобы Черный Ярл сильно пролетел. После того боя в системе Нового Симарона Черный Ярл получил значительное возмещение ущерба от большого пула страховых компаний, в которых были застрахованы резервы Центрального банка Нового Симарона и несколько десятков тысяч граждан, из тех полутора миллионов, которые вырвались с планеты с последним конвоем. Впрочем, если бы речь шла не о Черном Ярле, вполне возможно, страховые компании даже и не подумали бы платить…

Сегодня дон Нойсе появился в ходовой рубке необычно рано. Всего два с половиной часа прошло с того момента, как он, передав вахту второму помощнику, покинул ходовую рубку. Когда дверь за спиной старшего навигатора смены с тихим шелестом поползла в стену, он лениво обернулся, намереваясь рявкнуть на тех, кто шляется по ночам, справедливо полагая, что лицезреть капитана экипажу не грозит еще как минимум часа четыре-пять. Но, когда навигатор увидел, КТО шагнул в рубку, все грубые слова тут же застряли в глотке, и он, торопливо скинув ноги с пульта и ревностно вытаращив глаза, выпалил:

— На вахте без происшествий, капитан, корабль в дежурном режиме, генераторы на сорока, готовность к разгону — десять минут.

Мосластый привычным движением опустился в командное кресло:

— Где помощник?

— В двигательном. Дуда греет сердечники на втором ходовом.

— А что, проблемы?

Старший навигатор усмехнулся:

— Да нет, просто Дуда, как обычно, насел — мол, сердечники новые, необгорелые, как себя поведут «на пике» — неизвестно, надо погреть, погонять да поглядеть, что к чему.

Капитан задумался. Пару минут в ходовой рубке стояла полная тишина, затем дон Нойсе вдруг повернулся к навигатору и тихо приказал:

— Поднимай команду. К пяти тридцати чтоб все были на своих местах. Сегодня будет тяжелый день.

Навигатор едва успел кивнуть, как вдруг на пульте связи командного уровня замерцал огонек вызова, особенно яркий в сумраке дежурного освещения рубки. У навигатора екнуло сердце. Это ж надо как Мосластый угадал… Если уж кто-то решился нарушить режим полного молчания, значит, сообщение того стоило. А в их положении могло быть только одно стоящее сообщение… или два. Он покосился на клавишу баззеров боевой тревоги, но Мосластый оставался спокойным, он протянул руку к клавише включения связи, и тут же его фигура подернулась легкой дымкой системы подавления звука. Поэтому навигатор просто включил ревун и, подождав пять секунд, в течение которых ревун мог бы разбудить мертвого, проорал по громкой связи:

— Экипаж, подъем, полная готовность к старту через сорок минут…

Когда на экране командного пульта связи появилось знакомое мясистое лицо с отвисшими щеками и роскошными седовато-пегими усами, дон Нойсе усмехнулся и откинулся в кресле:

— Ну что, толстяк, нервничаешь?

Толстый Ансельм сурово поджал губы, как видно собираясь оборвать столь развязного собеседника, но сразу же опомнился и, стерев с лица высокомерную мину, шумно вздохнул:

— А ты как думаешь? Мосластый пожал плечами:

— Не вижу причин.

— А по-моему, причин предостаточно. — Толстый Ансельм бросил на дона Нойсе испытующий взгляд и после короткой паузы осторожно продолжил: — Я, конечно, еще ни разу не дрался рядом с Черным Ярлом, но боевой опыт у меня достаточный. Ты сам знаешь. Я командовал флотами и побольше этого. Но мне еще ни разу не ставили задачу типа «пойди туда — не знаю куда, и сделай то — не знаю что». — И выжидающе посмотрел на Мосластого. Тот молчал. Толстый Ансельм заерзал: — Черт возьми, Мосластый, я хочу знать — что все это значит? Ты стыковался с Черным Ярлом больше чем все остальные, вместе взятые…

— Это не так, Две Пинты и Бешеного Баска он нанимал даже чаще меня.

— Их здесь нет! — рявкнул Толстый Ансельм, но тут же взял себя в руки: — Прости… Ты должен меня понять. Я болтаюсь неизвестно где, не зная ни где противник, ни когда он появится и какими силами, а корабли эскадры в режиме минимального энергоизлучения, так что я не могу развернуть даже минимальную сеть дальнего радарного обнаружения. И если через пять минут Краснозадые появятся в радиусе половины светового года, до какового расстояния и добивают наши сенсоры в дежурном режиме, я не успею отыграть боевую тревогу, как половина эскадры будет разнесена в пыль. Я еще никогда не был в таком положении! — Он замолчал, буравя дона Нойсе возмущенным взглядом, как будто именно капитан «Изумленного мальчика» был виноват в том, что самый знаменитый адмирал благородных донов, если, конечно, не считать Черного Ярла, оказался в подобном положении.

Мосластый понял, что Толстый Ансельм действительно на грани. Адмирал происходил из семьи потомственных военных с Томгарада, горячей планеты горячих людей. Впервые он надел погоны в десять лет, когда отец, по давней традиции семьи, после окончания сыном начальной школы отдал его в кадетский корпус. Прилежный воспитанник, которого в те далекие времена никому бы и в голову не пришло обозвать «толстым», постигал азы будущей профессии со всем жаром своей юношеской души. Он был одним из трех десятков выпускников, за двести лет существования кадетского корпуса удостоенных личного благодарственного письма кардинала. Дальнейший путь также не вызывал особых вопросов — офицерское училище флота, затем контракт с военным министерством какого-нибудь развитого государства (офицеры с Томгарада ценились везде), затем гражданство, пенсия и спокойная старость в уютном собственном домике на каком-нибудь курортном мире. Впрочем, столь далеко мечты счастливого выпускника кадетского корпуса не заходили. Но все рухнуло…

Возвращаясь гражданским лайнером со своей первой стажировки (отец, гордясь успехами сына, выслал ему в конечный пункт стажировочного полета билет на роскошный круизный рейс), молодой курсант увидел в темном переходе прелестное существо с ярко-голубыми глазами, длинными белокурыми волосами и… золотым ошейником на стройной шейке. Пылкое сердце истинного мужчины воспылало любовью и, на его беду, семнадцатилетняя рабыня жирного бея, одного из высокопоставленных чиновников дипломатического корпуса султаната Регул, тоже раскрыла ему свое сердце. А может, все было не совсем так. Может, дочь бывшего крупного землевладельца с Зовроса, выросшая в неге и роскоши, а затем лишившаяся всего и проданная дошедшим до ручки отцом за кругленькую сумму, внезапно разглядела в этом высоком и юном кавалере шанс вырваться из унизительного ошейника. Как было на самом деле, никто не знает, но факт остается фактом — курсант со своей возлюбленной сбежал с корабля на первой же большой стоянке, тем самым дезертировав из офицерского училища. Как он провел следующие два года и куда в конце концов девалась прекрасная рабыня — никто не знал. Ходили слухи, что, когда о Толстом Ансельме заговорили в очень дорогом борделе для VIP-посетителей на орбите Санта-Макарены, одна из шлюх начала приставать к посетителям с просьбой о том, чтобы они передали адмиралу донов, что его первая любовь сильно раскаивается и по-прежнему его любит. Спустя же еще два года Толстый Ансельм, у которого тогда была совершенно другая кличка, появился на Тер-Авиньоне. Он появился один и быстро прослыл сумрачным женоненавистником, сторонящимся даже портовых шлюх.