Наука быть живым: Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии - Джеймс Бьюдженталь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
7 февраля
— Сегодня утром я проснулась с таким приятным чувством. — Кейт улыбнулась, слегка сморщив губы. Она казалась ребячливой в своей радости. — Я долгие годы не просыпалась с радостью. Я не знаю, как это случилось, но я просто почувствовала, что готова начать этот день. Я не просматривала свою почту несколько месяцев, а теперь мне стало любопытно ее прочитать. Я собрала целую коробку писем, и чувствовала себя так, как будто собиралась найти в этих конвертах нечто интересное, услышать людей, о которых не вспоминала все эти месяцы.
— Угу. — Я пытался лучше понять ее внутренние чувства. В каком-то смысле Кейт скользила по поверхности, и я чувствовал беспокойство, слушая ее. Временами кажется, что скрытая задача терапевта состоит в том, чтобы все извращать. Если пациент несчастлив, терапевт предполагает, что существует другая возможность; когда пациент говорит, что счастлив, терапевт начинает шарить повсюду в поисках скрытого несчастья; когда пациент говорит о других людях, терапевт настаивает, чтобы он сосредоточился на себе, а если пациент вспоминает прошлое, ненасытный терапевт требует обратить внимание на настоящее.
— У меня столько планов, я столько хочу сделать. Неожиданно я обнаружила, что моя работа снова меня интересует. Я получила новое задание, связанное с аминокислотами, и действительно думаю, что мне понравится над ним работать. Представляете? Я собираюсь получать удовольствие от работы! — Она улыбнулась, радуясь своим собственным чувствам.
— Кейт. — Мой голос был очень мягким, потому что мне совершенно не хотелось, чтобы ее воздушный шарик, наполненный радостными чувствами, лопнул. — Кейт, это звучит так, как будто вы справились со всеми плохими чувствами.
Она молчала, но улыбка быстро сошла с ее лица. Я ждал. Кейт казалась довольно спокойной. У меня возникло впечатление, что она избегает любых мыслей, чувств и даже движений.
— Что происходит, Кейт?
— Ничего, совсем ничего. — Она попыталась улыбнуться, но улыбка была другой. — Я просто думала о том, что вы сказали.
— О-ох. И что же вы думаете?
— О, вероятно, у меня будут моменты, когда я не буду чувствовать себя так же хорошо, как сейчас, но...
— Но? — Она знала, но не хотела знать.
— Ну, я действительно не знаю, зачем это нужно. И, кроме того, не хочу думать об этом теперь. Наконец-то я чувствую себя лучше и хочу оставаться с этим чувством. По крайней мере, пока это возможно. Так почему вы пытаетесь меня расстроить? — Ее тон не был столь уверенным, как слова. Она явно пыталась убедить не только меня, но и себя.
— Кажется, вам трудно представить себя изменчивой.
— Мы справились с некоторыми проблемами, — возразила она, — и теперь они решены, так зачем возвращаться к неприятным чувствам? Разве вы не думаете, что мы избавились от некоторых проблем, когда я рассказала вам о том периоде, когда моя мать пила?
— Нет.
— Нет? Так какая же тогда польза от того, что мы делаем, если вы говорите "нет"? — Она была раздражена и собиралась превратить этот спор в перебранку.
— Вас злит, когда я перестаю рассматривать вас как некую машину, из которой мы можем вынуть сломанные детали и вставить новые, чтобы она работала лучше.
— Не понимаю, что вы имеете в виду. Вы просто пытаетесь запутать меня.
— Кейт, вы по-прежнему считаете себя машиной и думаете, что то, что вы чувствуете, является продуктом ее работы. Вы ожидаете: то, как вы чувствуете себя сейчас, будет отныне продолжаться вечно.
— А почему бы и нет? Разве не в этом состоит задача психотерапии? Разве я пришла сюда не для того, чтобы выяснить, что меня расстраивает, исправить это и потом чувствовать себя лучше?
— Конечно, если так формулировать, придется ответить "да". Но это заблуждение.
Подумайте по-другому, Кейт. Вы можете представить себя не машиной, а рекой?
— Рекой?
Я не очень верю в лекции, но иногда они помогают пациенту понять, что мы делаем и на какой стадии процесса находимся. Кроме того, сам характер Кейт заставлял меня постоянно пускаться в объяснения. Возможно, это вполне нормально, но я испытывал тайное чувство вины. Я полагал, что действительно хорошему терапевту не следует так много говорить. И все-таки момент выглядел подходящим для того, чтобы попытаться дать Кейт другое представление о том, что ее ожидает, и, возможно, для создания основы, к которой можно будет апеллировать, когда в будущем у нее возникнут неизбежные эмоциональные кризисы.
— Да, рекой. Река никогда не бывает одинаковой. Она все время течет, движется. Вода в реке в любой данной точке сегодня не такая, как завтра. Кроме того, река течет иногда на солнце, иногда в тени; иногда в городе, иногда в лесу. Сама суть реки в изменении, течении.
— Я уверена, что это очень поэтично, но не понимаю, какое это имеет отношение к моему хорошему самочувствию. — Она была не готова понимать меня на более эмоциональном, скрытом уровне.
— Вы как река, Кейт, и сейчас вы счастливо течете по солнечной местности. Наступит день, когда вы окажетесь в тени и под дождем. Но будут и другие солнечные дни после этого. Никогда не может быть совершенно одинаково.
— Мне это не нравится. Совсем не нравится. Почему я не могу сделать все, что необходимо, чтобы преодолеть несчастье и добиться хоть немногого счастья, на какое я еще могу рассчитывать?
— Нам всем хотелось бы этого, Кейт. Мне бы, во всяком случае, точно хотелось. Но, насколько мне известно, так не бывает.
* * *
Мы снова работали вместе, но каждый по-своему. Кейт продолжала бояться эмоциональной вовлеченности, которая оказалась бы решающей для успеха нашего предприятия. Она боялась отказаться от придающего ей кажущуюся безопасность убеждения, что каждое новое ее состояние — то, что она будет отныне испытывать постоянно. Кейт, как альпинист, который карабкается по крутому склону, надеясь, что каждый выступ скалы может стать местом, где он, наконец, разобьет лагерь и отдохнет, но всякий раз обнаруживает, что места слишком мало, а опасность слишком велика, и приходится двигаться дальше, была испугана, близка к панике, готова бросить все это ужасное занятие. Но она была настойчива, пыталась сделать то, что ее пугало, справиться со своими страхами. И постепенно достигла площадки, где было больше пространства и меньше ощущалась угроза. А потом с той стороны, откуда Кейт привыкла получать лишь поддержку, она получила неожиданный удар: как раз тогда, когда она начала находить новый интерес к жизни, я чуть не свел на нет все ее усилия, вызвав неприятные чувства.
21 октября
В ясный осенний день, наводящий на воспоминания о летней жаре, Кейт пришла в более ярком платье, чем обычно. Она к тому же сделала прическу и явила собой полную противоположность той серой, чопорной женщине, которая впервые появилась в моем кабинете более полутора лет назад. Ее приподнятый подбородок и темп речи говорили о растущем удовлетворении и возрождении надежд. Ее лицо в эти дни намного меньше напоминало застывшую гранитную маску, а походка уже не казалась механическим передвижением с места на место.
Однако я наблюдал, как Кейт входит и ложится на кушетку, с дурным предчувствием. Я боялся этого дня шесть недель или даже больше, и теперь он наступил. Я получил приглашение участвовать в качестве консультанта в исследовательской программе в другом городе и должен был уехать как минимум на год. Хотя до моего отъезда оставалось шесть месяцев, этого было слишком мало для завершения работы с Кейт. Я уговорил уважаемого мной коллегу начать встречаться с ней уже сейчас, чтобы облегчить ее переход к нему, но это было плохой реакцией на то доверие, которое Кейт начала проявлять ко мне. Я мучился и чувствовал себя виноватым, и даже подумал о том, что не должен был принимать предложение; но потом решил, что должен думать не только о нуждах своих пациентов, но и о своих.
Я пытался приготовиться к сегодняшнему дню, предложив Кейт вступить в терапевтическую группу, чтобы расширить круг своих отношений, и настаивал на том, чтобы она посещала профессиональный семинар, который отвлекал бы ее от регулярных встреч со мной. Эти и другие шаги, которые я предпринял, должны были помочь, но они казались мне слабыми сейчас, когда я смотрел на ее по-новому открытое лицо. Трагедия, как дублер, всегда готова подменить радость; она прячется за кулисами, надеясь, что какой-нибудь несчастный случай призовет ее на сцену. Кейт, о которой я начал так искренне заботиться, казалась такой беззащитной, доверчивой и открытой перед страданием. Моя решимость прошла. Я не мог сказать ей. Я не мог это сделать. Я должен буду отказаться от предложения. Может быть, в следующем году. Но я знал, что в следующем году, возможно, Эллен или Бен как раз только-только начнут доверять мне. Никогда не наступит такой период, когда я буду свободен от Кейт, Эллен или Бена, до тех пор, пока эти близкие отношения являются основой для нашей работы. На минуту я с негодованием почувствовал себя пойманным в западню. Но я благодарен за это. Каждый день я чувствую себя обогащенным, и это не высокопарные слова, а истинная правда.