Языки современной поэзии - Людмила Зубова

…он [язык. — Л.З.] обладает большей потенцией синтеза, в нем можно строить не только лингвистические подобия — рефлексы нашего мира, но и фантомы, означающие то, чего нет, не бывает и даже, может быть, и быть не может в наших местах. И в этом смысле язык — вселенная безграничных возможностей, мир, в котором действительно возможен Всемогущий Творец.

Следующее стихотворение — один из многочисленных примеров пародийной реакции Левина на те новые слова, которые появляются в языке, и на новые ситуации, отраженные этими словами:

В ЗЕРКАЛЕ ПРЕССЫ*

В огромном супермаркере Борису Нелокаичупоказывали вайзоры, кондомеры, гарпункели,потрясные блин-глюкены, отличные фуфлоеры,а также джинсы с тоником, хай-фай и почечуй.

Показывали блееры, вылазеры и плюеры,сосисэджи, сарделинги, потаты и моркоуфели,пластмассерные блюдинги, рисованные гномиксы,хухоумы, мумаузы, пятьсот сортов яиц.

Борису Нелокаичу показывали мойкеры,ухватистые шайкеры, захватистые дюдеры,компотеры, плей-бодеры, люлякеры-кебаберы,горячие собакеры, холодный банкен-бир.

Показывали разные девайсы и бутлегеры,кинсайзы, голопоптеры, невспейпоры и прочее.И Boris Нелокаеvitch поклялся, что на родинетакой же цукермаркерет народу возведёт!

В примечании пародируется название итальянской газеты «Corriere della sera»[499].

Искажения лексики, имитирующие ее простонародный облик (слова блееры и вылазеры, очень похожие своей псевдоэтимологией на слова типа спинжак или мелкоскоп), псевдоанглицизмы (голопоптеры, фуфлоеры), абсурдные сочетания (джинсы с тоником), пародийные кальки (горячие собакеры), фонетическое насилие над русскими словами (моркоуфели) и прочие словесные забавы с варваризмами[500] могут восприниматься в таком смысле: всё, что перечисляется, это чужое, диковинное, предмет зависти и объект насмешки по психологическому механизму «виноград зелен». Простонароден и воспринимающий субъект, хотя и занимает высокое положение во власти. Стихотворение было написано в 1989 году, задолго до вступления Ельцина в должность президента (1991).

По мере того, как наблюдающий персонаж — Б. Н. Ельцин — вбирает в себя эти ошеломляющие впечатления, меняется его имя. Имя сначала дается с фонетической метатезой Борису Нелокаичу, — во-первых, намекающей на его русское пристрастие к спиртному, от которого приходится воздерживаться при исполнении служебных обязанностей; во-вторых, на то, что даже и ему эти гастрономические роскошества и разнообразные предметы неведомы. Затем, в написании Boris Нелокаеvitch, транслитерация варварски смешивается с русской графикой: имя, таким образом, приобретает недовоплощенную «американскость» и становится в один ряд с варваризованными названиями продуктов и предметов. А реальный супермаркет (у Левина — супермаркер: то ли персонаж не может выговорить иностранное слово, то ли это нечто ‘в высшей степени маркированное’) превращается в конце текста в цукермаркерет — обозначение сладкой мечты.

В своих виртуозных лингво-поэтических экспериментах Левин часто проникает в глубокие пласты языка архаического Например, во фрагменте из стихотворения «Катание на лыжах» глагол бодает приобретает забытое значение ‘прокалывает, пронзает, которое задержалось только в медицинском термине прободение:

Бодает накренённый снегупорный лыжный человек,влезает на тугой бугор,вдыхает через нос простори выдыхает через носсвистящий дым, как тепловоз:ему тепло, ему везёт:он скоро на бугор вползёт.

Этот лыжник назван упорным не только потому, что он старательный: он упирается палками в снег, и мы видим, что упирается он как бык (потому что бодает). Так древние значения слова вместе с современными создают образ убедительно объемный и многомерный.

Вольное обращение с грамматикой у Левина основано на замечательной лингвистической интуиции. Игровая стилистика создает формы, вполне возможные и когда-то бывшие в языковой системе:

В завершающем тазуу!утопили мы козуу!Но сидели на теле-гехитромудрые страте-гии один из них достал (а хрен ли толку!)и один из них достал (ну ты уж скажешь!)и один из них досталкогда четвёртый перестал

С той поры пошла водаа?лягушки стали господаа!вышел кукиш из карма-навынул ножик из тита-наобвалился потолок (скажи на милость!)обвалился потолок (подумать только!)обвалился потолокно никто не уволок

Тут приехали в теле-гехитромудрые страте-геи один из них досталто чем пятый пересталИ восстала из таза (ей-богу правда!)и восстала из таза (ну это ж надо!)и восстала из тазаобновлённая коза

И восстала из таза (ну, это слишком!)и восстала из таза (да ладно, чёрт с ней!)и восстала из таза (в натуре!)обновлённая коза[501].

Интересно, что при первом упоминании стратегов на телеге автор следует современной грамматике, а при втором упоминании, как будто разрезвившись и полностью подчинившись рифменной стихии, он ставит существительное в ту форму, которая была в древнерусском языке: окончание в слове стратеге аналогично окончаниям в словах граждане, крестьяне, бояре, унаследованным современным русским языком от склонения на согласный звук. Эффект узнавания родной грамматики оказывается еще выразительнее оттого, что слово стратеги — относительно новое, заимствованное и стилистически маркированное как научное или официально-деловое.

Большинство проанализированных текстов показывает, что Левин очень любит включать в свои стихи и песни и даже в книги имена собственные. Рассмотрим текст без языковых деформаций, в котором ряды имен движут лирический сюжет.

ПИВНАЯ ПЕСНЯ

Выпьем пива,выпьем и споём,как мы красивос Машкой пиво пьём.В потной банкесветлое пивко,здесь на полянкенам славно и легко.

Здесь так клёво,пиво и тепло,будто сегодня намкрупно повезло.Здравствуй, Вова!Подходи, садись.Как хорошо, что мыпивом запаслись!

Выпьем пива,выпьем и споём,как мы красиво здесьэто пиво пьём.Птички свищут,ангелы поют.Ох, и отличноездесь пиво подают!

Здравствуй, Ваня!Подходи, Борис!Здесь на полянесущий парадиз!

Выпьем пива,выпьем и споём,как мы красиво здесьэто пиво пьём.Здравствуйте, Лёша, Оля, Гена,Лена[502], Саня, Валентин!Мы вас хорошимсветлым пивом угостим.

Пиво в банкесладкое, как мёд.Тихий ангел намбасом подпоёт, когда мывыпьем пива,выпьем и споём,как мы красиво здесьэто пиво пьём…[503]

Обратим внимание на то, с каким удовольствием в этой жизнерадостной песне, приветствующей и объединяющей друзей, перечисляются имена. В начале текста слова с Машкой создают очень выразительный мелодический рисунок гласных на фоне отсутствующего ударного звука [а] в предшествующем фрагменте: [а] — самый открытый гласный звук, самый гласный из всех гласных. Конечно, выразительна здесь и «домашняя» уменьшительная форма имени.

Не исключено, что начало «Пивной песни» соотносится с началом знаменитой песни «У самовара я и моя Маша», тогда возможно такое прочтение: с Машей пьют чай, а с Машкой пиво, и этому радуются.

Похоже, что на дальнейшее развертывание текста влияет поэтическая этимология: человек, приглашая друзей, как будто машет им рукой. Этот жест не назван словесно, но он изображается всей образной системой и структурой текста.