Путешествие по Святой Земле в 1835 году - Авраам Норов

Однако продолжим прерванную цитату из авторского предисловия к «Путешествию по Святой земле в 1835 году»: «Мысль о путешествии в Святую Землю давно таилась во мне; я не чужд был любопытства видеть блестящий Восток; но Иерусалим утвердил мою решимость: утешение лобызать следы Спасителя мира на самых тех местах, где Он совершил тайну искупления человечества, заставило меня превозмочь многие препятствия».

8 августа 1834 г. действительный статский советник (с 1832 г.) А. С. Норов увольняется в отпуск «для поклонения Гробу Господню». В тексте официального документа следует и дополнительное указание: «При проезде через Александрию войти в непосредственное сношение с генеральным консулом полковником Дюгамелем о способах к выгоднейшему приобретению и доставлению из тех мест в Россию некоторых аптечных материалов и сделать по этому предмету подробный доклад» (с выдачей на расходы 3 тыс. рублей). Это весьма любопытная деталь, свидетельствующая о существовании, по крайней мере, двухвековой репутации Египта как страны, изобилующей лекарственными травами и растениями. Дело в том, что паломник XVII в. Арсений Суханов также сообщал в своем «Проскинитарии» о покупке в Египте в «государеву аптеку» 130 золотников т. е. больше полукилограмма таинственного «андрагрыза» («мужского корня»?).

Но характерно и другое. Почти каждому русскому паломнику, занимающему определенное социальное положение, вне зависимости от личных побудительных причин его паломничества, давалось, в том или ином виде, и некое официальное (государственное, церковно-государственное и т. д.), более или менее значительное задание. И даже если таковых поручений у него не имелось – все равно на Ближнем Востоке к нему относились, прежде всего, как к представителю русского государства.

А. С. Норов. 1830-е гг.

Так было и с предшественниками Авраама Норова, начиная, пожалуй, с самого первого русского литературного паломника – игумена Даниила, совершившего путешествие на Святую Землю в 1107 г. Ведь ничем другим нельзя объяснить тот прием, как сейчас бы сказали, на высшем государственном уровне, который оказал ему король Иерусалимский Болдуин I. Можно спорить о том, какого рода миссия была возложена на русского игумена (шла ли речь о возможном союзе с крестоносцами или именно здесь у Гроба Господня предполагалось разрешить внутриполитические проблемы Руси, внести высший порядок в междукняжеские отношения и т. д.), но суть дела от этого не меняется. Точно так же знаменитый русский паломник XVI в. Трифон Коробейников входил в состав специального посольства, направленного царем Иоанном Васильевичем в 1583–1584 гг. в Иерусалим, Египет и на Афон для раздачи милостыни на помин души убиенного царевича Ивана. В 1593 г. Трифон Коробейников возглавил делегацию, отправленную теперь уже царем Феодором Иоанновичем в Царьград, Иерусалим и Антиохию с прямо противоположной целью: раздачей милостыни во здравие только родившейся царевны Феодосии. Арсений Суханов направлялся в 1649 г. по указу царя Алексея Михайловича и благословению патриарха Иосифа в Иерусалим «для описания святых мест и греческих церковных чинов». Во время паломничества он «выспрашивал» патриарха Александрийского и других греческих иерархов о «некоих недоуметельных вещах», касающихся богослужебной практики, составил «чиновник или тактикон» «Како греки церковный чин и пение содержат», трактат «Прение с греками о вере» (изложение церковной дискуссии с Иерусалимским патриархом Паисием, в частности, о перстосложении). Такое задание объяснялось готовящейся церковной реформой в России. В «Проскинитарии» Арсения Суханова просматривается и не столь очевидное: основная часть маршрута его путешествия пролегала по турецким владениям, и паломник подробнейшим образом описал многочисленные турецкие крепости и укрепления с точки зрения их фортификационных преимуществ и недостатков, словом, исполнил роль военного разведчика.

С похожей миссией в 1820 г. отправляется в Палестину и Грецию 2-й советник при русском посольстве в Константинополе Дмитрий Васильевич Дашков. Накануне греческого восстания 1821 г. ему было поручено собрать «обстоятельные сведения» о политической, военной, церковной ситуации в этих странах и в первую очередь в Иерусалиме, где предполагалось открыть русское консульство, а также как можно более подробно описать Храм Гроба Господня. Для более наглядного выполнения последнего задания дипломату был придан в сопровождение художник, академик живописи М. Н. Воробьев, в обязанность которого «вменялось» «снять под величайшим секретом план храма Воскресения». Литературным итогом поездки стали очерки «Афонская гора. Отрывок из путешествия по Греции в 1820 году» и «Русские поклонники в Иерусалиме. Отрывок из путешествия по Греции и Палестине в 1820 г.», напечатанные в популярном альманахе «Северные цветы» (соответственно, на 1825 и 1826 гг.).

Между Д. В. Дашковым – первым русским литературным «поклонником» XIX в. и А. С. Норовым немало общего, хотя, конечно, Дашков был почти на семь лет старше. Как и Норов, он учился в Благородном пансионе при Императорском Московском университете, правда, курс закончил десятью годами ранее, к тому же с отличием. Оба счастливо соединяли успешную служебную деятельность (Дашков отличался преимущественно на юридическом и дипломатическом поприщах, став в 1832 г. министром юстиции) с литературными занятиями. Хотя, конечно, Дашков, особенно в литературе 1810–1820 гг., был гораздо более заметной фигурой, чем Норов. Дашков – один из основателей знаменитого общества «Арзамас», куда входили В. А. Жуковский, А. С. Пушкин, К. Н. Батюшков, П. А. Вяземский и др. сторонники литературных и языковых карамзинских реформ. Он – известный критик, переводчик (его переводы из Палатинской антологии, свода древнегреческих и византийских эпиграмм, по сию пору многие считают непревзойденными), блестящий полемист, прославившийся памфлетами, направленными против консервативных литераторов, объединившихся в «Беседе любителей русского слова» (А. С. Шишков, Г. Р. Державин, А. А. Шаховской и др.). К тому же он, как и Норов, принадлежал к числу ценителей античных и христианских древностей. И хотя поиски рукописей, осуществлявшиеся как в Константинополе, так на Афоне и в Палестине, не всегда были результативными, очерки им посвященные (например, «Известия о греческих и латинских рукописях в Серальской библиотеке» и «Еще несколько с лов о Серальской библиотеке») и напечатанные в тех же «Северных цветах», неизменно привлекали внимание просвещенных читателей.

«Русские поклонники в Иерусалиме» – превосходный образец путевого очерка, написанного европейски образованным путешественником или, как сейчас бы сказали, интеллектуалом-энциклопедистом, свободно и к месту цитирующим по ходу дела на языке оригинала или в собственном переводе Вергилия и Мильтона, Петрарку и Шатобриана, Иосифа Флавия и Гиббона. При необходимости Дашков обращался к древнегреческому языку или латыни, к древнейшим итинерариям (например, к «Бордосскому путнику» 333 г.) и проскинитариям (например, к греческому Проскинитарию VI в., напечатанному в Вене в 1787 г.) или к новейшей географической литературе (от Ж. Б. Данвиля и К. Риттера до Г. Маундреля и доктора Аврамиотти). При этом он не забывал и об отечественной истории: цитировал ответ царя Иоанна Васильевича иезуиту Поссевино, ссылался на русских паломников-богомольцев нового времени, выделяя среди них В. Г. Григоровича-Барского. Небольшой очерк Дашкова насыщен разнообразной (исторической, географической и т. д.) информацией, его текст испещрен многочисленными разноязычными ссылками на первоисточники и специальные исследования. Просвещенный поклонник свободно ориентировался в политической обстановке на Ближнем Востоке, во многосложных взаимоотношениях представителей различных христианских исповеданий в Иерусалиме, трезво оценивал «мнимую терпимость» турецких властей, столкновения с которыми он не избежал и сам во время кровавой расправы турок над греками в 1821 г. в Константинополе (в числе прочих казнили патриарха Григория) – только вмешательство русского дипломата спасло тогда от гибели десятки греческих семейств.

Вот характерный пассаж из путевого очерка Д. В. Дашкова, вполне демонстрирующий и литературный стиль, и авторское отношение к «loca sancta»: «Около полудня, утомленные зноем, мы поднялись на высоту и увидели перед собою ряд зубчатых стен и башен, не окруженных ни предместиями, ни разбросанными хижинами и как бы подвигнутых среди пустыни. При первом взгляде на сии древние стены – город Давида, Ирода и Готфреда – тысячи воспоминаний, одно другого живее, одно другого священнее, теснятся в душу. Пусть холодные умы смеются над восторгами поклонников! Здесь, у подошвы Сиона, всяк христианин, всяк верующий, кто только сохранил жар в сердце и любовь к великому!».