Мандаринка на Новый Год (СИ) - Волкова Дарья
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Коля! Я не маленькая. К восьми буду дома.
— Я тебя встречу.
Когда он говорит таким тоном, спорить с ним бесполезно. Он на каждый ее аргумент будет повторять одно: «Я тебя встречу». Упрямый и чертовски ревнивый.
— Хорошо, — со вздохом соглашается она.
— В полвосьмого возле мастерской.
— Ну, все, Егорик, я побежала.
— Куда так торопишься? Давай, чаем на дорогу угощу?
— Не могу. Меня ждут.
— Кто ждет? Твой Отелло?
— Он самый.
— Да познакомь меня уже с ним. Я твоего Николая понимаю, конечно, сам бы на его месте был бы начеку…
— Егор!
— Ну, надо же ему объяснить, что уж с моей-то стороны он может подвоха не ждать. Чтобы зря нервы не трепал.
— Тут я согласна. Пойдем, выйдешь меня проводить, заодно и с Ником познакомлю.
— Знакомьтесь, Николай, Егор.
— Рад знакомству. Давно хотел… — Егор протянул руку и осекся на половине фразы.
— И тут Штирлиц понял, что явка провалена, — после паузы хмыкнул Ник.
— И тут Беркович понял, что полгода назад был в шаге от крупных неприятностей для своего здоровья, — в тон ему ответил Егор.
— Ребята… — Люба растеряна. — А что происходит?…
— Все в порядке, солнышко! — Ник деланно бодр. — Егор, рад знакомству! — крепко жмет руку Берковичу. — Извини, торопимся страшно, в другой раз пообщаемся.
— Коля?!
— Пойдем, пойдем. Все по дороге объясню!
Егор с улыбкой смотрит вслед удаляющейся и бурно жестикулирующей парочке. Метров через двадцать они останавливаются и начинают целоваться — точнее, Он целует Ее, сломив легкое сопротивление. Завидовать чужому счастью нехорошо, но сейчас Егор все-таки немного завидует.
Она ждет его возле работы — освободилась раньше и решила заехать. Конец марта — сырого и ветреного. Вспоминает, как вот так же приезжала тогда к нему — извиняться, примерно год назад. Сколько изменилось за этот год…
— А это у нас Люба, никак? — из состояния задумчивости ее выводит женский голос.
Оборачивается. Секундное замешательство, но имя вспоминает.
— Здравствуйте, Нина Гавриловна.
— Здравствуй, касатка. Николая ждешь?
— Его.
— То-то я смотрю, Николай Глебович как на иголках, а Владимир Алексеевич ему все какие-то поручения да наставления, и все никак остановиться не может.
— Ничего страшного, — улыбается Люба. — Я подожду.
Медсестра смотрит на нее внимательно. А потом вдруг произносит неожиданное:
— Ты береги его, голубка. Такой парень — один на тысячу, уж не знаю, понимаешь ли ты свое счастье. А как любит-то тебя. Дороже такого ничего не бывает — поверь мне.
Люба помедлила с ответом. Не сказала первое, что пришло в голову — ведь Нику с этой женщиной работать. И потом — права она, если рассуждать здраво, и Люба с ней согласна. Ну, просто есть такие люди: хлебом их не корми, дай в чужие дела повмешиваться.
— Буду беречь, — Любе даже удается мило улыбнуться.
— Ну, надо же, — качает головой Нина Гавриловна. — Все есть — и краса, и голова, и сердце. Нашел Николай невесту под стать себе.
А потом улыбается — искренне от души.
— Люб, давно ждешь? — Ник слегка запыхался. — Прости, шеф задержал. А… Нина Гавриловна, вы ж вроде бы домой пошли?…
— Да вышла, смотрю — красавица твоя стоит одна, тебя дожидается, скучает. Дай, думаю, подойду, разговором развлеку. Ну, теперь все, сам свою голубку развлекай. А я домой пойду. До завтра, Николай Глебович.
— До завтра. Люба, — как только они остались одни. — Не слушай ты ее! Она женщина хорошая, но много лишнего говорит и лезет, куда не просят.
— Не слушать?
— Не слушай!
— Жаль. А мне Нина Гавриловна про тебя такие замечательные вещи говорила.
— Да?!
— Угу, — серьезно кивает Люба.
— Знаешь, а я думал… Ну, я боялся… как бы она тебя не обидела…
— Солнышко мое, — Люба берет жениха под руку, — меня не так-то просто обидеть. Пойдем?
— Ник, как ты думаешь?…
— Ммм?…
— Боль может быть возбуждающей?
— Внезапный вопрос. Откуда такой интерес?
— Мы просто на работе одну книгу обсуждали. О субкультуре БДСМ.
— Слушай, ты, вроде бы, в приличном месте работаешь? А говорите там о всякой ереси.
— Это бестселлер, между прочим!
— Да мало ли… Говорят, бумага все стерпит. Мне сегодня мама моего пациента рассказывала, что собственными глазами видела в павильоне детской литературы книжку под название «Приключения какашки».
— Ты шутишь!
— За что купил, за то и продаю. Гришина мама клялась и божилась, что видела.
— Нет, ну правда. Шут с ним, с приключениями какашки. Но вот сам факт того, что боль может возбуждать… Ты думаешь, это правда?
— Боль — это боль, как ее ты не назови. Боль — это страх, там, где страх, места нет любви, — безбожно фальшивя, пропел Ник.
— Перестань паясничать! Я серьезно!
— Да ерунда это все, Люб. Помнишь наш первый раз? И второй? Насколько я помню, тебе было больно. Очень больно. Ну и как? Это тебя возбуждало? Заводило? Мне вот показалось, что не особо.
— Ну… да. Но если не по-настоящему. Так, чуть-чуть. Знаешь, отшлепать там. Или еще что-то…
— Хочешь попробовать?
— Нууу…
Тяжелая мужская ладонь без предупреждения звонко и хлестко опускается на идеально-круглую женскую ягодицу.
— Ай! С ума сошел?! Больно же!
— Так и должно быть больно. Ну как? Ты возбуждаешься? Или еще добавить?
— Идиот! Мне больно!
— Правда?
— Правда! — отворачивает обиженно.
— Ну-ка, дай посмотрю, — переворачивает брыкающееся женское тело на живот. — Ого… Что-то я погорячился…