Древо Жизни - Гай Гэвриел Кей

— Да, Тейрнон, ты можешь пока что заняться этим и побеседовать с Бренделем, — сказал вдруг Айлиль дан Арт, вставая и возвышаясь надо всеми, как башня, — а затем сообщить его мнение мне. Ибо я решил отложить заседание Совета на завтра. Соберемся здесь в тот же час. А сейчас я попрошу всех разойтись.

— Но, отец… — начал было Дьярмуд.

— Ни слова более! — резко приказал Айлиль, и глаза его на исхудалом лице гневно сверкнули. — Я по-прежнему Верховный правитель Бреннина, и пусть все помнят об этом!

— Мы ПОМНИМ, о мой король! — раздался от порога чей-то знакомый голос. — Все мы хорошо помним об этом, — продолжал Лорин Серебряный Плащ, стоя в дверях, — вот только Галадан стал слишком силен, чтобы можно было медлить без особых на то причин.

Покрытый дорожной пылью, изможденный, с ввалившимися глазами, маг, не обращая ни малейшего внимания на вызванное его появлением замешательство, смотрел только на Айлиля. И Кевин услышал, как по залу прошелестел вздох облегчения. У него, надо сказать, тоже сразу стало легче на душе, когда он увидел Лорина. Он чувствовал, как много значит его возвращение при сложившейся ситуации.

Мэтт Сорин уже успел встать рядом со своим другом, мрачновато и встревоженно на него поглядывая. Чудовищная усталость, казалось, окутывает Лорина физически ощутимым облаком, но маг, собрав последние силы, повернулся и поверх голов окруживших его людей пристально посмотрел на Кевина.

— Прости меня, — просто и искренне сказал он. — Мне очень и очень жаль!

— Я знаю, — прошептал Кевин, кивая, точно китайский болванчик. Больше они не сказали друг другу ни слова, и оба дружно повернулись к королю, который снова заговорил, хотя предыдущая попытка овладеть ситуацией в зале, казалось, полностью лишила его сил…

— С каких это пор Верховный правитель должен объяснять подданным свои поступки? — Айлиль сказал это скорее сварливым, а не грозным тоном.

— Никто этого и не требует, господин мой. — Лорин сделал в его сторону несколько шагов. — Но когда правитель все же делает это, его подданные, и в особенности его советники, могут порой оказать ему немалую помощь.

— Да, порой такое случается, — признал король. — Но происходят и такие вещи, о которых никто, даже королевские советники, знать не должны! — Кевин заметил, как нервно Горлас ерзает на своем кресле, и решил воспользоваться этим замешательством:

— Но ваш канцлер уже знает о том, что случилось, господин мой! Так разве остальные участники Совета об этом знать не должны? Простите мне мою дерзость, но ведь речь идет о женщине, которую я люблю!

Айлиль некоторое время молча смотрел на него, потом едва заметно кивнул в знак согласия.

— Хорошо сказано, — молвил он. — На самом деле ты единственный человек здесь, который имеет полное право знать все. Я поступлю так, как ты просишь.

— Ваше величество… — начал было Горлас встревоженно.

Однако Айлиль поднял руку, призывая его к молчанию.

И в наступившей тишине они услышали отдаленный раскат грома.

— Разве вы не слышите? — Голос короля зазвенел. — Слушайте же! Морнир уже близок, он идет к нам, и, если жертва выдержит испытание, сегодня он будет здесь. Ибо сегодня наступит третья ночь! Как же можем мы что-то предпринимать, не зная, чем эта ночь закончится?

Через секунду все были уже на ногах.

— Кто-то принес себя в жертву на Древе Жизни, — пояснил бесцветным голосом Лорин.

Король молча кивнул.

— Мой брат? — спросил Дьярмуд, и лицо его стало пепельно-бледным.

— Нет, — сказал Айлиль и повернулся к Кевину. И сразу все стало ясно.

— Господи! — воскликнул Кевин. — Это же Пол! — И он в отчаянии закрыл руками лицо.

Кимберли проснулась, уже все зная.

«Тот, кто убивает без любви, безусловно, должен был бы умереть сам. — Так Сейтр, король гномов, сказал некогда Колану Возлюбленному. И, понизив голос, чтобы его мог слышать только сын Конари, прибавил: — Тот же, кто умирает с любовью в сердце, может отдать свою душу в подарок человеку, отмеченному тайным знаком, который начертан на рукояти этого кинжала».

«Дорогой подарок», — прошептал Колан.

«Дороже, чем ты думаешь. Отдав душу, лишаешься ее навсегда. Она потеряна для Времени. И для нее не будет выхода из чертогов Ночи, и она никогда не сможет попасть в светлые покои великого Ткача».

И тогда сын Конари поклонился ему до самой земли и сказал: «Благодарю тебя, Сейтр. За этот обоюдоострый кинжал и этот обоюдоострый дар. И пусть Морнир дарует нам способность разглядеть тот миг, когда можно воспользоваться им правильно».

В то первое утро Кимберли, не успев еще посмотреть в зеркало, поняла, что волосы у нее совершенно седые, и тихонько заплакала, лежа в постели. Но плакала она недолго. Слишком многое нужно было успеть сделать. И хотя браслет с волшебным веллином по-прежнему был у нее на руке, лихорадка наступающего дня уже охватила ее. Нельзя допустить, чтобы события этого утра вывели ее из строя! Иначе она будет просто недостойна великого дара Исанны.

И она встала с постели, новая ясновидящая Бреннина, новая толковательница сновидений, чтобы ступить на тот трудный путь, который Исанна открыла перед ней своей смертью.

Больше, чем смертью.

Некоторые поступки — независимо от того, во имя добра или зла они совершаются, — находятся так далеко за пределами нормального человеческого поведения, что заставляют нас, когда мы о них узнаем, перестраивать все свое восприятие действительности, чтобы подыскать им в этом восприятии соответствующее место.

Именно так поступила и Исанна. Актом великой любви — и любви не только к ней, Ким! — великой настолько, что разум не вмещал ее сразу, Исанна лишила свою душу всех тех зацепок, что удерживают память человека во Времени и Пространстве. И ушла — совсем, навсегда. И не только из жизни, нет, куда дальше. Теперь Ким это понимала — Исанна ушла и от смерти, и от всего того, что выткал великий Ткач для своих Детей.

И благодаря этому сумела передать Ким все, что имела, все, что могла передать. И теперь Ким не смела даже сказать, что она не из Фьонавара, ибо в душе ее билось глубинное — на уровне интуиции — понимание этого мира, более глубокое даже, чем понимание того Мира, откуда она сюда явилась. И теперь, глядя на цветок баннион, она отлично понимала его суть, как понимала теперь и суть веллина, и даже кое-что важное знала о той роли, которую играет в ее судьбе камень бальрат, воплотивший в себе силы дикой магии; и когда-нибудь она непременно поймет, узнает, кто должен был носить Венец Лизен и пройти по самой темной из всех возможных троп на свете, как называл эту тропу Радерт. Радерт, которого Исанна потеряла вновь и теперь уже навсегда, чтобы дать ей, Ким, это бесценное, это тяжкое знание.