Лебединая песнь. Последняя война - Роберт Маккаммон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Свон не знала как тасовать карты и покачала отрицательно головой.
— Хорошо, тогда просто раскидай их на столе. Раскидывай их хорошо, по кругу, по кругу, и пока ты будешь делать это, думай серьезно о том, где ты была, и кто ты, и куда ты хотела бы пойти.
Свон сделала так, как ее попросили, стала раскидывать карты по кругу, прижимая их картинками к столу, только сверкали их золотые спинки. Леона сказала ей думать настолько серьезно, как только сможешь, но шум ветра пытался отвлечь ее, и наконец Леона сказала:
— Хорошо, детка. Теперь собери их вместе на столе, лицом вниз, в любом порядке, каком захочешь. Затем раздели их на три стопки и положи их слева.
Когда это было сделано, Леона подняла свои изящные руки в приглушенном оранжевом свете и собрала все стопки, чтобы освободить столик.
— Теперь мы начнем историю, — сказала она.
Она открыла первую карту сразу после Пажа Посохов. — Эта лежит над тобой, — сказала она. На карте было большое золотое колесо с фигурами мужчин и женщин, располагавшимися в нем как спицы, некоторые с веселым выражением на верху колеса, а другие, внизу колеса, с отчаянием на лице. — Колесо Фортуны — если оно поворачивается, то происходят изменения и дальше разворачивается Судьба. Эта та атмосфера, в которой ты находишься, вещи вокруг тебя, о которых ты и сама пока не знаешь.
Следующая карта легла поперек Колеса Фортуны. — Эта лежит тебе поперек, — сказала Леона. — Это сила, которая против тебя. — Ее глаза сузились. — О, Господи. — Карта, украшенная черными и серебряными цветами, изображала фигуру, завернутую почти целиком в черный плащ и капюшон за исключением белого, маскоподобного ухмыляющегося лица; его глаза были серебряными — но был у него и третий глаз, алый, на его лбу. На верху карты было витиеватое, замысловато написанное слово.
— Дьявол, — сказала Леона. — Затеявший разрушения. Бесчеловечный. Тебе надо быть настороже и следить за собой, детка.
Прежде чем Свон смогла спросить о карте, которая заставила ее дрожать, Леона вытащила следующую. — Это твое предназначение, и, по правде говоря, ты заслужила его. Туз Кубков — мир, красота, стремление к пониманию.
— Эй, но это не я! — сказала Свон удивленная.
— Может быть, еще нет. Возможно, когда-нибудь будешь. — Следующая карта была положена сверху ненавистного Дьявола. — Это лежит ниже тебя и говорит о том, через что ты прошла, чтобы попасть туда, где ты сейчас. — Карта показывала ослепительно желтое солнце, но оно было перевернуто кверху ногами. — Солнце в таком положении говорит об одиночестве, неуверенности…
Потере кого-то. Возможно, о потере части тебя самой. Смерть невинных. — Леона быстро взглянула вверх и вернулась к картам. Следующая карта, пятая, вытащенная из наваленной кучи, разместилась слева от Дьявола. — Это — сразу за тобой, то, что ушло прочь. — Это был старик, несший звезду в фонаре, но он тоже был перевернут ногами вверх. — Отшельник. Перевернутый вверх ногами, что означает удаление, прятание, отрицание своей ответственности. Все это — то, что ушло. Ты выходишь в мир — лучший или худший.
Шестая карта легла справа от Дьявола.
— Это лежит пред тобой и говорит о том, что будет.
Леона изучала карту с интересом. На ней был молодой парень в малиновом одеянии, держащий поднятую вверх стрелу. — Паж Мечей, — объяснила Леона. — Молодая девушка или парень, жаждущие власти. Живет для этого, нуждается в этом как в пище и воде. Дьявол смотрит в этом направлении. Возможно, между ними есть какая-то связь. Все равно, это кто-то, кто будет препятствовать тебе — кто-то действительно коварный и, возможно, к тому же опасный.
Когда она собралась перевернуть следующую карту, в комнату донесся голос: — Леона! Леона! — Дэви начал кашлять сильно, почти задыхаясь, и она моментально отложила карты в сторону и выскочила из комнаты.
Свон встала. Ей показалось, что карта с Дьяволом, человеком с алым глазом, уставилась на нее, и она почувствовала мурашки на своих руках. Колода, которую Леона положила в сторону, мы всего в нескольких дюймах. Верхняя карта манила Свон взглянуть на нее украдкой.
Ее рука потянулась к ней. Остановилась.
Только взглянуть. Чуть-чуть, самую малость. Она изображала красивую женщину в фиолетовых одеждах, солнце светило над ней, и вокруг нее колосья пшеницы, ячменя и цветы. У ее ног лежали лев и ягненок. Но волосы были в огне, и ее глаза тоже горели, направленные и противостоящие какому-то далекому препятствию. Она держала серебряный щит с нарисованным в центре огнем, на ее голове была корона, светящаяся будто бы пойманными звездочками. Витиеватые буквицы над короной гласили: «Императрица».
Свон разрешила себе смотреть на нее до тех пор, пока все детали не запечатлелись в ее уме. Она положила ее на место, но теперь следующая карта притягивала ее. Нет! — предупредила она себя. Ты уже далеко зашла! Она почти ощущала взгляд алого глаза Дьявола, подстрекающего ее поднять еще одну карту.
Она приподняла следующую карту. Перевернула ее. И похолодела.
Вооруженный скелет, сидящий верхом на лошадиных костях, в его руках была испачканная кровью коса. Он косил пшеничное поле, но колосья пшеницы были в форме человеческих тел, собранных вместе, голых и корчившихся в агонии, когда их скашивала коса. Небо было цвета крови, и в нем кружились черные вороны над полем человеческого горя. Это была самая ужасная картинка, которую когда либо видела Свон, ее ей не нужно было смотреть на подпись сверху карты, чтобы догадаться, что это было.
— Что ты тут делаешь?
Голос заставил ее подпрыгнуть чуть ли не на три фута. Она повернулась кругом и в дверном проеме увидела Джоша. Его лицо, покрытое серыми и белыми пигментными пятнами и коричневыми затвердевшими ожогами, было гротескным, и Свон поняла в этот момент, что ей нравится его лицо и она любит его. Он оглядел по кругу комнату, нахмурился.
— Что все это?
— Это…
Комната Леоны для видений. Она читала мою судьбу по картам.
Джош вошел и взглянул на карты, разложенные на столе. — Эти вот действительно милые, — сказал он. — За исключением этой. — Он указал на Дьявола. — Это напоминает мне ночной кошмар, когда я съел бутерброд с салями и целую коробку шоколадных пончиков.
Все еще нервничая, Свон показала ему последнюю карту, которую она вытащила.
Он взял ее двумя пальцами и поднес ближе к свету. Он и раньше видел карты Таро во Французском квартале в Новом Орлеане. Буквы образовывали слово «Смерть».
Смерть косит человеческую расу, подумал он. Это была одна из наиболее страшных картинок, которые он когда-либо видел, и в слабом свете казалось, что серебряная коса двигается туда и сюда через человеческие снопы, лошадь-скелет, оседланная наездником, продвигалась вперед под кроваво-красным небом. Он бросил ее обратно на стол и скользнул взглядом по карте с демоническим красным глазом. — Всего лишь карты, — сказал он. — Бумага и краски. Они ничего не значат.
— Леона сказала, что они раскрывают историю.
Джош собрал все карты в колоду, убрал Дьявола и Смерть из поля зрения Свон. — Бумага и краски, — повторил он. — Вот и все.
Они не могли не слышать удушливый кашель Дэви Скелтона, мучительный кашель. Разглядывание этих карт, особенно той, со «жнецом», бросило Джоша в дрожь. Дэви почти задыхался, и они слышали, как Леона напевала ему вполголоса, пыталась успокоить его. Смерть близка, неожиданно понял Джош. Она очень, очень близка. Он вышел из этой комнаты и пошел вдоль по коридору. Дверь в комнату Дэви была приоткрыта. Джош посчитал, что он мог бы чем-нибудь помочь, и заглянул в комнату больного.
Первое, что он увидел были простыни, покрытые пятнами крови. Лицо агонизирующего человека было освещено желтой лампой, глаза расширились от боли и ужаса, и из рта, когда он кашлял, вылетали сгустки запекшейся крови.
Джош остановился в дверях.
Леона склонилась над мужем, фарфоровая миска стояла на ее коленях и она держала в руках окровавленную тряпку. Она ощутила присутствие Джоша, повернула голову и сказала со всем достоинством, на которое была способна: — Пожалуйста. Выйдите и закройте дверь.
Джош помедлил, больной и ошеломленный.
— Пожалуйста, — умоляла Леона, в то время как ее муж выкашливал свою жизнь ей на колени.
Он вышел из комнаты и закрыл дверь.
Каким-то образом он обнаружил, что снова сидит возле камина. Он понюхал себя. Он вонял, и ему нужно было принести несколько ведер воды из колодца, нагреть ее на огне и погрузиться в эту ванну, чего он страстно желал. Но желтое, испуганное лицо мужчины, умиравшего в соседней комнате, запечатлелось в его сознании и не давало ему двигаться; он вспомнил Дарлин, умирающую в грязи. Вспомнил труп, лежащий неподалеку в темноте, на ступеньках крыльца соседнего дома. Образ того наездника — скелета разгуливающего по полю с пшеницей-людьми, всплыл в его сознании.