Доспехи бога - Лев Вершинин

– Смешно, — равнодушно отзывается каффар. — Если бы вы не были в этом уверены, я не имел бы удовольствия беседовать с вами.

Он допил вино и, вертя в руках пустой бокал, тихо сообщил:

– Мой народ очень стар. Мои предки заботились о зерне, из которого проклюнулся росток мироздания… Их знания были неисчерпаемы, а сила потрясала сферы. Но это было встарь, а нам достались лишь малые крупицы.

Нуффо посмотрел на меня, словно ожидая возражений. Я молчал.

– Мы давно уже такие, как все. Живем, как сотворенные наскоро, и умираем, как они. Торгуем, работаем, оказываем услуги. На свою беду, даже это мы делаем лучше всех. Поэтому нас не любят. Но нам не нужна ничья любовь. Мы просто должны выжить. В «Увэхоль Цааль» сказано: когда покачнутся устои, именно нас призовет Эру свидетельствовать за всех, и горе миру, если никто не отзовется на зов.

Стакан выскользнул из пальцев каффара, но не упал, а не спеша опустился на стол.

– Мы изгои. Мы парии. Это правда. Как и то, что «Увэхоль Цааль» не лжет. Ваше дело, верить или нет… Нас убивали многие, но извести не сумел никто. А вот Багряный вполне способен, — голос его дрогнул. — Я почти уверен, что вы посланы Предвечным. Если же это не так, мы опять попробуем справиться сами.

В горле запершило; я глотнул вина и заверил:

– Не справитесь.

Ну и глаза у него! Наверно, он способен расплющить собеседника одним взглядом.

И что ему объяснишь? Что в Департаменте ворюга на ворюге, а ни сидеть на нарах, ни лететь в отставку без пенсиона никому неохота, он, предположим, поймет. Но вот как растолковать, что такое Департамент?

А объяснять надо.

– Не справитесь, — стараюсь звучать неотразимо убедительно. — Его мало убить. Его нужно уничтожить. До последней пылинки. И только мне это по силам. Ваше дело — верить или нет… — повторяю я его же слова.

– Наше, — кивает каффар.

Затем вытягивает губы трубочкой, негромко свистит.

В углу — шорох, постукивание. Длинная вислоухая псина, вылитая такса, неуклюже выкарабкавшись из-под дивана, вперевалочку семенит ко мне.

Нуффо отклеивает от меня взгляд и следит за зверюгой. А та, добравшись до моего кресла, очень деловито ставит лапы на подлокотник и, смешно суча задними конечностями, вскарабкивается на колени.

– Асфалот! — укоризненно говорит хозяин.

Ноль внимания. Животина топчется по мне, часто стуча жестким хвостом. На вид она очень дряхлая. Сиво-седая, беззубая, с проплешинами и лиловатым бельмом на левом глазу. Тоже, наверное, Изначальное Зерно поливала, непочтительно думаю я.

– Норо лим! Норо лим, Асфалот! — строго окликает Нуффир.

Живая руина со звучным именем шумно спрыгивает, вернее, сваливается с меня и, приволакивая задние лапы, грузно утопывает обратно, под диван.

– Асфалот — потомок псов Предвечного, поливавших Изначальное Зерно, — голос Нуффо торжественен. — Асфалот не ошибается. Я верю вам, посланец Эру.

Наси ха-каффри начинает сдирать кожу с правой руки, от локтя и вниз.

Лицо его при этом спокойно и невозмутимо. И никакой крови..

Арбих меня предупредил. Это хорошо, это высшая гарантия, но смотреть все-таки неприятно, не сказать — жутко…

Перчатка ничем не отличается от кожи. Даже легкий загар, даже едва различимые золотистые волоски. Почему это так действует на нервы? Ведь ничего ж страшного; ну, нельзя им прикасаться к мерзости окружающего мира. Бывает. И не прикасаться тоже нельзя: изгою не к лицу надменность. Так что никак каффарам не обойтись без «второй кожи». Хотя, конечно, для особо важных случаев предусмотрены и исключения. А мой случай, безусловно, особо важный.

Интересно, лица у них тоже синтетические? Сие даже Арбиху неведомо.

Каффар встает, протягивает мне руку, ладонью вверх. Поднявшись, повторяю его жест — ладонью вниз.

Краткий миг соприкосновения ошеломляет. На меня обрушивается шквал образов, феерически ярких и, несомненно, исполненных тайного смысла, мне, к сожалению, недоступного. На какое-то мгновение я выпадаю из реальности, а затем буря сменяется штилем. Остается лишь ощущение абсолютной, полной, безоговорочной надежности. Верительная грамота по-каффарски. Быстро, просто, изящно, и никакого тебе унизительного зондажа мозгов…

– Прекрасно. — Нуффо ловко натянул перчатку. — Вас известят о месте и времени окончательного расчета. Теперь попрошу адрес.

– Западный тракт. Восьмая миля. Имение «Тополиный пух».

Мой собеседник приятно удивлен.

– Арбих?! Арбих дан-Лалла?! Это очень хорошо, друг мой. Вы даже представить себе не можете, как все удачно складывается… Оговорен ли какой-либо пароль?

– Картагинем делендам эссе.

Нуффо приподнимает бровь. Ему явно неведомо, что такое Карфаген и почему его следует разрушить.

– Это что, старомаарваарский? Впрочем, неважно.

Прикрыв глаза, он повторяет фразу несколько раз, затем удовлетворенно кивает.

– Опознавательный знак?

Отстегиваю служившую мне верой и правдой ящерку.

– Извольте.

– Знаменитая вещица… — улыбается Нуффо. — Сохраним и вернем, не сомневайтесь.

– Благодарю, не стоит. Оставьте ее маанак мехесу.

– Что ж… Угодно еще вина?

Не смею долее задерживать, явственно звучит в его вопросе. Сидит как на иголках, вот-вот начнет рыть копытом землю от нетерпения. Сделка заключена, пора действовать, а знать секреты каффарской паутины чужаку ни к чему…

– Не стесняйтесь!

Прижимаю руку к сердцу.

– Сердечно благодарю, почтенный у-Яфнаф, и прошу простить. Дела!

– Как жаль! — неискренне огорчается каффар. — Может быть, в другой раз?

– В другой раз с удовольствием, — неискренне обещаю я.

Хозяин, отставая на полшага, сопровождает меня до самого выхода.

– Светлой вам дороги, — говорит он, распахивая дверь. — Всегда готов к услугам.

– Взаимно, — говорю в ответ. — Прощайте.

И я выхожу. Хотя вполне мог бы и не выйти. Нуффир, что ни говори, реалист. Но это и хорошо. На идеалистов невозможно положиться…

Экка десятая,

действие которой происходит в виду Старой Столицы, на равнине Гуш-Сайбо, весьма удобной для кавалерийских атак

Жизнь — цепь мелочей, исполненных смысла.

Ты поскользнулся на кем-то пролитом масле, упал — и запомнилось, хотя боль вскоре ушла; тебя вскользь обидела любимая, и хотя сразу же извинилась, а на сердце все равно — липкая муть, о которой ты, возможно, и забыл, но сама-то она никуда не делась; вчера еще были нежные, полупрозрачные колокольчики под окном, а сегодня их нет — кто-то сорвал мимоходом, и это тоже отметилось в душе как важное.