Научное наследие Женевской лингвистической школы - Валерий Кузнецов

Катене является семантической значимостью структурной схемы, реализуемой соответствующей синтагмой. В отличие от деза, имеющего категориальную природу, катене имеет чисто реляционную природу. Катене в принципе соответствует тому, что обычно называют синтаксическим отношением, и не совпадает с означаемым синтагмы. Разница между ними была показана Р. Уэлсом: «Назовем план подобных синтагм моделью... модели имеют значения, а значение синтагмы является функцией значений морфем, из которых она состоит, и модели, по которой она образована... Франц. deux cents означает “две сотни”, значение модели – “умноженное на”, а cent deux означает “сто и два”, значение модели – сложение» [Wells 1947: 9].

Фрей полемизирует с Н. Хомским, считавшим, что понятие «грамматическое» не совпадает с понятиями «значимый», «семантический». Анализируя часто приводимые Хомским примеры Coloress ideas sleep furiously и Furiously sleep ideas green coloress , Фрей указывает, что первая фраза, хотя и не имеет означаемого синтагмы, располагает, по крайней мере, катене – моделью – значением, тем самым любой носитель английского языка воспринимает ее как фразу. С другой стороны, второй пример трудно назвать, как это делает Хомский, фразой, поскольку в нем нет ни означаемого синтагмы, ни катене. «Исключить семантику из грамматики – это лишить себя возможности понимать разницу между тем, что является синтагмой (пример 1), и тем, что является произвольной последовательностью (пример 2)» [Frei 1962: 135].

Катене не существует без соответствующего ему катенана. При этом Фрей ссылается на Л. Теньера: «Любое слово, входящее во фразу, тем самым перестает быть изолированным, как это имеет место в словаре. Между ним и окружающими его словами разум устанавливает связи, совокупность которых составляет структуру фразы» [Tesnière 1959: 11].

Катенан и катене являются двумя сторонами знака. Многочисленные случаи реализации катенана в означающем синтагмы могут быть сведены к четырем типам: 1) порядок следования сегментов il est / estil ?; 2) дополнительная дистрибуция и комбинаторная вариативность сегментных единиц ( second incapable в случае liaison «связывания» означает «второе лицо неспособно», а при отсутствии связывания – «помощник капитана неспособен»); 3) различительная роль интонации или ударения ( il est parti и il est parti? «Ун уехал» и «Он уéхал», англ. black-bird «темнокожий невольник» и black bird «черная птица»); 4) свойства классов единиц, входящих в синтагматическую конструкцию, представляют собой категориальную данность ( this means «это средство» – указат. местоимение и имя; «это означает» – местоимение и глагол).

Представляет интерес отношение Фрея к трансформационному синтаксису Хомского. Предметом его критики является постулат о существовании различных глубинных структур в случае двусмысленных фраз типа Jhon found the boy studying in the library. Для этой фразы Хомский выделял две глубинные структуры: а) the boy was found in the library (by Jhon) и б) the boy studying in the library was found by Jhon . Фрей показывает, что тот же результат может быть получен с помощью метода общих субституций, которые позволяют выделить основные типы с таким же успехом, как трансформационный метод. По средствам схематического представления он иллюстрирует, что the boy studying in the library может быть либо сложной именной группой, либо предикативной конструкцией.

По мнению Фрея, в интересах развития синтаксической теории оба метода – трансформационный и субституций – могли бы взаимодействовать. Результатом такого взаимодействия должно стать «более глубокое понимание отношений, которые объединяют в систему различные типы синтагм, выделяемых обоими методами» [Frei 1968: 58]. Тем самым речь идет о разработке ассоциативной, или парадигматической, грамматики, идеи которой высказывал Соссюр. Если синтаксис естественного языка может быть описан в терминах катенов (или дезов), в таком случае катены (или дезы) составляют одну, а скорее несколько подсистем в составе ассоциативной грамматики этого языка [Frei 1954: 44]. Однако на практике в центре синтаксических исследований Фрея была синтагматика.

Фрей считал, что цель общей лингвистики – установить универсальные черты, присущие языку в широком смысле. Он допускал гипотетически, что сфера тактических отношений представляет собой также константные черты, которые он сводил к отношению зависимости. Такой подход можно рассматривать как развитие соссюровской семасиологической метатеории с целью ее приложения для лингвистических систем. Он ставил перед собой задачу разработать методы синтагматического анализа, основываясь на произвольном и линейном свойствах языкового знака как двусторонней единицы. Представляют интерес и актуальность идеи Фрея об использовании типов рекуррентности синтагматических структур, установленных статистическим методом на обширном корпусе, в качестве основы сопоставительных типологических исследований. Таким образом, учение Фрея о синтагматическом синтаксисе может служить стимулом для дальнейших исследований как в области теории, так и практики синтагматики.

§ 4. Теория транспозиции Женевской школы

Синтаксическая часть соссюровской модели грамматического описания предполагает, что синтагматические типы имеют семантический аспект, предполагающий существование синтаксических значимостей. Эти значимости находятся между собой в ассоциативных отношениях, что позволяет установить отношения транспозиции или трансформации между синтагматическими типами.

Впервые теория транспозиции была разработана в рамках Женевской школы. Ее основателем по праву считается Ш. Балли, заложивший принципы этой теории в статье «Мышление и язык» [Bally 1922] и развивший в своей основной работе «Общая лингвистика и вопросы французского языка» [Балли 1955]. Он определяет функциональную транспозицию как способность языкового знака изменять свое грамматическое значение при сохранении семантического значения путем принятия на себя функции какой-либо лексической категории (существительного, глагола, прилагательного, наречия), к которой он не принадлежит [Там же: 130]. Например, существительные planète «планета» и campagne «деревня» становятся функционально прилагательными в système planétaire «планетная система», и maison de campagne «деревенский дом». Балли приводит строгое различие между функциональной транспозицией, относящейся к грамматике, и семантической, которая сопровождается изменением значения. Например, в vaisseau sanguin «кровеносный сосуд» имеет место функциональная транспозиция sang «кровь», а в combat sanglant «кровавый бой» – семантическая транспозиция sang .

В акте транспозиции Балли различает три элемента: транспонируемое (знак, который должен подвергнуться транспозиции), транспонирующее (категориальный знак, осуществляющий транспозицию) и транспонированное (результат транспозиции). В приводимом выше примере planète – транспонируемое, - aire – транспонирующее, planétaire – транспонированный знак. Всякий транспонированный знак является синтагмой, определяемым которой служит транспонирующее, а определяющим – транспонируемое [Там же: 136]. Эта формулировка связана с изложенной выше концепцией синтагмы как бинарного образования. Так, labour-eur имеет в качестве определяемого категорийный знак - eur , означающий одушевленный предмет вообще. Закономерен также вывод Балли, что всякий транспонированный знак является мотивированным.

К средствам транспозиции (транспонирующим знакам) Балли относил морфологические формы и суффиксацию ( manger → en mangeant ; condamner → condamnation ), несобственную деривацию ( couper → la coupe ), служебные слова (предлоги: maison de campagne ; относительные местоимения: un homme que je ne connais pas , и др.), супплетивизм ( cheval → équestre ). Он установил возможность множественной, «цепной» транспозиции: riche (N) → enrichir (V) → enrichissement (N), а также возможность производить от одной формы несколько параллельных транспозиций: от lent (A) можно образовать lenteur (N), ralentir (V), lentement (Adv.). В то же время он относил к транспозициям трансформацию активной формы в пассивную ( nous mangeons → être mangé ), преобразование предложения в предложение-член ( je suis innocent → j’affirme que je suis innocent ), употребление существительного в функции объекта ( prendre un livre ). Особо Балли выделял существительное, поскольку оно призвано выполнять функцию субъекта и представляет собой единственный определяемый знак, который сам не является определяющим: «...процесс (явление, действие, состояние, качество) не мыслится нами без субстанции, которая служит его местопребыванием» [Балли 1955: 138]. (Как будет показано ниже, такую же роль существительному в транспозиции отводил А. Сеше.)