Телохранитель - Сюзанна Брокман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я надеюсь, ты скоро вернешься повидать своих ребятишек.
«И меня», — подумала она, но не смогла произнести этих слов вслух.
Гарри улыбнулся:
— Это то, что больше всего мне в тебе нравится: даже когда ситуация становится совсем безнадежной, ты находишь в ней крошечный лучик надежды.
— Гарри, твоя ситуация не…
— Нам пора прощаться, — перебил он. — Думаю, так будет лучше.
Пока Джордж спал, Ким металась по гостиной.
Он ушел подремать в спальню более трех часов назад и все еще не выходил.
Она собиралась разбудить его. У нее оставалось всего несколько часов до работы, и ей необходимо было поговорить с ним. Она должна рассказать ему о Майкле Тротта, о том, как Тротта подстроил их знакомство в клубе «Фэнтэ-зи». Вначале для нее в этом не было ничего особенного, но теперь все изменилось и она полюбила его.
Джордж поймет — Ким знала, что поймет и нежно поцелует, как только он один умеет, улыбнется ей, и первый раз в ее жизни все будет хорошо. Джордж найдет способ избавить ее от Майкла.
Она снова сделала круг по комнате, медленно приближаясь к книжной полке. У Джорджа были тонны книг, вероятно, раз в двадцать больше, чем она прочла за всю свою жизнь. У него были книги на все темы: о медицине, об оружии, о войне, все аккуратно подобраны по тематике. Ким улыбнулась. У Джорджа оказалась целая полка книг о «Стар трэк». Следующая полка посвящалась семейным реликвиям — на ней стояли фотоальбомы. Дальше шли книги, касавшиеся здорового образа жизни, физических упражнений и правильного питания. Одно из заглавий привлекло внимание Ким: «Лучший зад за тридцать дней». Действительно ли Джордж купил эту книгу, чтобы любоваться женским телом, или он собрался заниматься самоусовершенствованием?
Ким сняла книгу с полки и открыла ее.
Книга, несомненно, была написана для женщин, а фотографии не представляли ничего примечательного — каталог викторианских времен, таящий затхлые секреты женского очарования.
Неожиданно ее внимание привлекла надпись на обложке.
Она поднесла книгу к свету.
«Ник, обладательнице лучшего зада в нашем Бюро, по случаю счастливой годовщины. Твой муж. Дж.».
Ким уставилась на книгу, отчаянно желая, чтобы эта надпись исчезла. Или она не правильно поняла ее смысл?
Ник — Николь. Дж. — Джордж. Годовщина. Муж. О нет! Наверное, это ошибка. Конечно, ошибка.
И вдруг что-то словно щелкнуло в ее мозгу и все встало на место. Николь, появляющаяся в любое время дня и ночи. Колкости, которыми они постоянно обменивались. Напряжение, то и дело возникавшее между ними.
И последняя ночь…
Последняя ночь, когда Николь явилась в надежде на то, что Ким не будет дома, потому что Джордж обещал ей это.
Джордж обманывал Ким со своей бывшей женой, с женщиной, в чувстве к которой он никогда не признался бы, но которую до сих пор любил.
И все-таки — вдруг она действительно ошиблась…
Ким протянула руку к фотоальбомам в надежде узнать правду. В первом были снимки, сделанные во время отпуска. Природа, горы и долины. Зачем вообще делать такие снимки? Она постаралась задушить готовые пролиться слезы и положила альбом на место, потом вытащила другой, в белой обложке.
Здесь фотографии оказались отделенными друг от друга папиросной бумагой. Ким перевернула страницу… Вот они — Джордж и Николь, смотрят в глаза друг другу. Джордж, сногсшибательно красив в черном смокинге, Николь в белом платье и вуали.
Итак, Джордж все еще влюблен в Николь. Их отношения были исковерканными, противоестественными, и ему пришлось использовать Ким, чтобы вызвать ревность, заставить бывшую жену захотеть вернуть его. Ким он никогда не любил и никогда не полюбит.
Она принялась дальше рассматривать фотографии, и ее надежды на то, что на этот раз все закончится хорошо, таяли как дым.
Шон нашел Минди на баскетбольном поле возле школы — она бросала мяч одна-одинешенька и, к его удивлению, по большей части попадала в корзину. Без сомнения, она его заметила, потому что начала мазать. С тех пор как он наговорил ей гадостей, прошла неделя, а она так ни разу и не показалась у них в доме. Теперь в школе Минди старалась избегать его и скрывалась, как только он оказывался в поле ее зрения.
Шон знал, что погубил их дружбу. Он перешел черту. Нельзя было делать того, что он сделал, и теперь уже не исправить положение.
И все же он должен извиниться. Шону была невыносима мысль о том, что через всю оставшуюся жизнь Минди пронесет впечатление о нем как о черством грубияне.
Она продолжала бросать мячи и промахиваться, пока он ставил свой велосипед и приближался к ней.
— Посмотри по сторонам, — не оглядываясь, посоветовала ему Минди. — А то кто-нибудь может увидеть, что ты разговариваешь со мной.
— Наплевать.
— Да, но, возможно, мне не наплевать, если увидят, что я разговариваю с таким никчемным парнем, как ты. Ну что ответить на это?
— Я…
— Чего тебе надо? — Минди замахнулась мячом, будто собиралась метнуть его в голову Шона. Впрочем, едва ли это было так. — Если хочешь сказать, что жалеешь, то говори, а потом отправляйся ко всем чертям и не мешай мне.
— Я принес несколько фотографий своего отца и хочу тебе показать.
На мгновение Минди потеряла дар речи и только моргала — она ожидала от него совсем не этого.
Шон протянул ей фотоальбом, чтобы доказать готовность к примирению, и она сделала шаг навстречу. Тогда он открыл альбом. Минди зашла ему за спину, чтобы взглянуть через его плечо.
— Вот эти снимки были сделаны в день рождения Эм, когда ей исполнилось два года, — сообщил Шон. — Гарри и мама к тому времени уже развелись. Они оба присутствовали на празднике, но я знал — нет никакой надежды на то, что они снова станут жить вместе. К тому времени мама уже вовсю встречалась с другим мужчиной, с Тимом, и он часто оставался у нас ночевать.
Минди дотронулась до прозрачного пластика в том месте, где Гарри держал Эмили одной рукой, а другой обнимал за шею Кевина. Двенадцатилетний Шон стоял рядом.
— Это твой папа? — спросила она. Шон кивнул. На фотографии Гарри смеялся. Они все смеялись. Все, кроме Шона.
— А вот моя мама.
В его руках появилась другая фотография — Соня с Шоном на руках. Шон никогда не вырывался из ее объятий, он очень любил мать.
Минди перевернула страницу, продолжая рассматривать снимки, сделанные по разным торжественным поводам.
— Кто это? — спросила она, указывая на Кевина. — Кузен?
— Это Кевин. Он был моим братом.
Шон не смотрел на Минди, но почувствовал в ней какое-то изменение — она вдруг притихла, казалось, даже перестала дышать. Был братом. Прошедшее время. Этим сказано все — других, ужасных, слов не требовалось, например таких, как слово «умер». Шон знал, что Минди не станет расспрашивать его о подробностях. Никто никогда не расспрашивал. Казалось, что теперь, когда Кевин умер, никто даже не хотел произносить его имя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});