РЕВОЛЮЦИОННЫЙ НЕВРОЗ - Огюстен Кабанес

Знаменитая церковь Кордельеров-францисканцев, в которой покоились останки красавицы Лауры рядом с прахом храброго Крильона, снесена, и на развалинах ее тоже высится ныне красильня! Ничто даже не напоминает о ее существовании, кроме нескольких кусков фундамента, да уродливой колоны, с почти юмористической надписью, поставленной очевидно на смех каким-то англичанином.

Карл V разрушил в Камбрэ великолепную церковь, чтобы выстроить из ее материала цитадель, которая дала ему затем возможность лишить город его старинных прав и привилегий. В Генте огромная старинная церковь Сен-Павон (S-t Pavon) с монастырем были снесены тем же благочестивым императором, и на их месте тоже устроены укрепления. Людовик XIV проявил такое же неуважение к религии и искусству, когда, отняв у испанской короны Франшконтэ, разрушил в Безансоне величайшую местную святыню, — собор св. Стефана и обратил весь камень на расширение крепости.

В Ажане собор, тоже посвященный св. Стефану, был разрушен во времена империи по той лишь причине, что для его ремонта потребовалась слишком значительная сумма. Только готические колонны алтаря остались нетронутыми, точно немые свидетели вандализма властей. В ограде бывшей церкви устроен ныне рыбный и скотский рынок, а из остатков камня построен театральный зал. В Сен-Марцелино в Дофинэ, распорядились еще проще. Муниципальный совет завладел одной из двух единственных городских церквей и постановил прямо обратить ее под театр, что и было немедленно исполнено.

Благодаря разоблачением Вите (Vitet) всем более или менее известно о разрушении С. Бертепского аббатства в Сен-Омере, но немногие, вероятно, знают, что едва ли не единственной истинной причиной этой вандальской меры то было обстоятельство, что величественное здание бросало слишком густую тень на произраставшие в соседнем саду у одного из видных городских деятелей тюльпаны!

В Моассаке было знаменитое аббатство, славившееся как красотой стиля, так и тем, что оно связано с историей феодальных времен, — посещением одного из французских королей — Филиппа Смелого. Городская дума не постеснялась завладеть монастырем с целью воспользоваться его замечательными готическими колоннами для постройки рынка. Церковь тоже не избежала вандальской руки администрации. Ее фасад, один из любопытнейших памятников средневекового искусства, ни с того ни с сего весь заштукатурили и вдобавок закрасили затем в синюю краску! Внутренние стены были раскрашены в разноцветные колеры еще раньше.

В Перигоре, в Марейле, возвышается замок, принадлежащий старинному дворянскому роду, носящему имя этой же местности. Он представляет собой редкий по своей характерности, памятник феодальных резиденций в XIII и XIV веках. Теперь он совершенно заброшен, приходит с каждым днем в большую ветхость и никому и в голову не приходит позаботиться о его поддержании. Великолепнейшая скульптура на стенах разбивается местными жителями для добывания из нее извести.

Крыши башен провалились, стены рушатся; намеревались даже просто продать на слом и снос все, что еще стояло, но этому воспротивился сам город, заявивший, что уничтожение подобных «украшений местности» нежелательно. Редкая аномалия с повсеместной практикой городов, делающая честь местному муниципальному совету.

По соседству, в Бурдейле, имеется замок с высокой башней, видной на две мили кругом и воспетой некогда Брантомом. Владелец, господин Жюмильяк продал его за каких-то шесть тысяч франков! Невдалеке на живописных берегах Дордони возвышаются на скалах величественные руины замка Кастельно, принадлежавшего целые века фамилии Комон Ля Форс. Нынешний герцог пытался сбыть их за шестьсот франков на снос, но, к крайнему его сожалению и к чести уважающих эту развалину местных жителей, покупателя на них не нашлось.

В Анжу — замок Посе, известный в истории этой провинции по странным привилегиям, которыми якобы пользовались в средние века его владельцы, теперь необитаем и представляет хозяйственные службы при соседней ферме.

На берегах Лоары, между Сомюром и Кондомом доныне возвышается знаменитый в средние века замок Монсоро, где, между прочим, был в 1579 году убит бывшим владельцем Бюсси д'Амбуаз.[424] Чистейший экземпляр архитектуры эпохи Возрождения (ренессанс), он избежал даже ужасов вандализма времен революции, но не мог спастись от вандализма своего собственного владельца, который продал его местным крестьянам, не замедлившим довести его до полного разрушения.

Каплица, в которой Дюгесклен был посвящен в рыцари, обращена теперь в прачечную. Возле Ажана владелец замка, служившего некогда резиденцией королевы Анны Австрийской, обратил его, попросту, в загородный кабачок.

В Анжу, в местечке Кюно, есть церковь, сооружение которой приписывается преданием еще королю Дагобэру. Старинные своды достались в руки какому-то Дюпюи из Сомюра, который и превратил их в сарай для хвороста, уничтожив последние редчайшие расписные стекла в окнах.

В Перигоре есть старинный монастырь — Кадуэн, основанный, как говорят, еще св. Бернардом, — чудо архитектуры, скульптуры и живописи. От него остались доныне церковь и еще одно здание, которые превращены в обыкновенный свиной хлев.

В Тулузе не только не пощадили ничего, а даже как будто нарочно выбирали наиболее интересные памятники прошлого, чтобы или их уничтожать, или дать им самое низменное назначение. Церковь францисканцев, возведенная в XIV веке и известная своими фресками и барельефами, изделия ученика Микельанджело, Башелье, одного из лучших скульпторов эпохи Возрождения, с картинами Антония Ривальца и гробницей президента парламента Дюранти, а главное — со своим склепом, имевшим удивительное свойство сохранять тела покойников нетленными, — эта церковь разграблена дочиста и обращена в сарай для фуража. Окна теперь все замурованы, а подземелье, в котором много лет показывалось тело красавицы Паулы, славившейся при Франциске I, просто засыпано. Доминиканская или Яковитская церковь, высокие своды которой воспеваются во всех старинных описаниях Тулузы, нынче совершенно недоступна. Она передана в артиллерийское ведомство, которое устроило внизу — конюшни, а вверху — склады сена и казармы для солдат. Одна лишь церковь Августинцев, третий стариннейший памятник Тулузы, имела лучшую участь — ее обратили в музей.

Духовенство, как это ни странно, обыкновенно вполне равнодушно к памятникам Возрождения и вообще к христианскому элементу в искусстве. Это, конечно, прямое доказательство его полного невежества в этом важном вопросе.

Долгий ряд преследований и испытаний, перенесенных во Францию католицизмом, естественно не мог не отвлечь внимание прежних служителей церкви от этой задачи. Со времени же умиротворения церкви число священников всюду слишком недостаточно, чтобы последние могли, не забывая о свой пастве, посвящать достаточно времени на изучение памятников старины. Они являются, впрочем, лишь наследниками трехвековых заблуждений, в которых виновны скорее их предшественники. Последние же, действительно, с каким-то особым удивительным усердием уничтожали все, что только являлось памятником славного культа, служителями которого они были.

Не сохранилось бы наверное ни одного из наших готических соборов, если бы только эти гиганты поддавались легче разрушению; о целях духовенства можно судить по разным фасадам и деталям, которые им все же удалось преобразить по своему вкусу. От их руки, например, пали дивные массивные ограды, отделяющие алтари от прихожан, замененные ныне какими-то решетками из дутого железа. Не удовлетворяясь захватом и переименованием, а часто даже и переделкой античных статуй, они в течение всего XVIII века ухитрялись в древней литургии заменять величественную и вместе с тем простую речь первоначальной Церкви — новой латынью, в которой так и слышатся отголоски языка Горация и Катулла, явно нарушающие величественную простоту христианских традиций первых веков.

Остатки старины уничтожались вообще беспощадно и особенно пострадали в этом отношении готические окна с цветными стеклами. Накладывались руки даже на высоко уходящие в небо готические стрелы, аллегорически возносившие к престолу Всевышнего звуки упраздненных церковных напевов. После таких подвигов не оставалось ничего другого, как терпеливо ожидать момента, когда революция хлынет могучей волной воскресшего язычества и, отправив духовных на эшафоты, не обратит их церкви и соборы в храмы богини Разума.[425]

Эпоха реставрации, на которую само ее наименование, казалось, налагало специальную миссию возобновить и сохранить памятники прошлого, была, как раз наоборот, временем самого жестокого их разрушения.[426]

Систематическая беспечность в этом отношении, царившая в 1816 г. до тридцатых годов XIX столетия, выражается лучше всего в указе, по которому богатейшее хранилище исторических памятников, каким являлся Мало-Августинский музей, было расформировано и попросту разграблено, под предлогом возврата его сокровищ, по принадлежности, их бывшим владельцам, большинства которых не было уже в живых, а остальные сами не знали, что им делать с возвращаемым им историческим наследием.