Тайна исхода - Уилл Адамс

— Даю тебе пять секунд, — сказал он. — Четыре. Три. Д…

На золотой поверхности саркофага отразилось какое-то движение — из-за груды украшений выскочил человек и с размаху нанес удар булавой. Халед отпрянул, но недостаточно быстро — булава попала ему в плечо, и левая рука безжизненно повисла, со стуком уронив фонарь. Он отмахнулся автоматом и угодил нападавшему в скулу. Тот выронил булаву и тут же повернулся, чтобы поднять, но Халед успел нанести прикладом еще один удар — на этот раз по затылку. Мужчина обмяк и упал.

В коридоре послышался шум. Кто-то бежал, расплескивая воду, и громко кричал. Халед узнал голос. Тот самый проклятый полицейский Нагиб! Он будет здесь через минуту, и наверняка не один. Халед почувствовал, как на него накатывается волна неконтролируемой злобы и ненависти. Он хотел всего лишь обеспечить себе достойную жизнь. Что он сделал всем этим людям, почему они ему мешают?

Мужчина застонал и повернулся на бок. Левая рука Халеда все еще не действовала, но, чтобы стрелять из автомата, она не требовалась. Он прицелился и уже собирался выстрелить, но решил поступить иначе. Он направил автомат на Гейл — пусть этот иностранец увидит, как эти женщины умрут, потому что он не смог их защитить. Торжествуя, он положил палец на курок. Громкий звук выстрела застал его врасплох. Оранжевая вспышка отразилась на золотых поверхностях, а все помещение наполнилось эхом. Халед выронил автомат, и он со стуком упал на пол. Он с удивлением понял, что падает сам и теперь лежит на земле, чувствуя, как изо рта течет соленая на вкус слюна. Второй выстрел попал ему в грудь и опрокинул на спину. Подняв глаза, он увидел стоявшего над ним Фейсала. Меньше всего он ожидал такой решимости от этого слабака, в руках которого был его любимый «вальтер», а на лице — выражение удивительного покоя.

Он попытался задать вопрос, но губы почему-то больше не слушались. Но Фейсал прочитал вопрос в глазах.

— Она угостила меня шоколадом, — сказал он. — А от тебя я хоть что-нибудь получил? — Он поднес дуло пистолета к лицу Фейсала и выстрелил в третий, последний раз.

ЭПИЛОГ

Хуже всего Нокс себя чувствовал, когда входил в больницу, так и не зная, как прошла эта ночь для Гейл. Он толкнул двойные двери в приемный покой, чувствуя, как его сердце вот-вот разорвется от тревоги, а во рту все пересохло. Но сестра, сидевшая за конторкой, увидев его, радушно кивнула.

— Она проснулась, — сказала она.

— Проснулась?

— Сразу, как вы ушли вчера ночью.

— Как? — возмутился он. — И мне никто не позвонил?

В ответ сестра равнодушно пожала плечами. Ноксу едва удалось взять себя в руки. Иногда Египет просто сводил его с ума. Но потом наступило облегчение, и радость пересилила все другие чувства. Он помчался по лестнице на второй этаж, перепрыгивая через несколько ступенек сразу, и натолкнулся на доктора, выходившего из палаты.

— Как она?

— С ней все в порядке, — улыбнулся тот. — Скоро поправится. Она о вас спрашивала.

Он вошел, наполовину ожидая застать ее сидящей на кровати, улыбающейся, с зажившими ранами и без бинтов. Конечно, он ошибался. Она скосила взгляд, посмотреть, кто пришел, и постаралась улыбнуться. Вокруг глаз темнели черные круги. Он показал ей принесенные цветы и фрукты и освободил место для них на подоконнике. Затем наклонился, поцеловал в лоб и сел.

— Ты отлично выглядишь, — сказал он.

— Мне рассказали, что ты сделал, — произнесла она не очень внятно. — Я не могу в это поверить.

— И правильно делаешь, — согласился он. — Я заплатил им целое состояние за этот рассказ.

Короткий смешок и гримаса боли.

— Спасибо, — сказала она.

— Ерунда, — отмахнулся он, накрывая ее руку своей. — А теперь закрой глаза и постарайся отдохнуть.

— Сначала расскажи мне.

— Рассказать что?

— Все.

Он кивнул, выпрямился на стуле и собрался с мыслями. Событий произошло так много, что было трудно выбрать, с чего начать.

— Лили передает привет, — сказал он. Она вылетела домой с телом Стаффорда, но рассказывать об этом сейчас было не время. — Нас много показывают по телевизору. — За это заявление он наверняка бы взял приз на соревнованиях по скромности. С прошлой ночи все превратилось в настоящую преисподнюю — все жаждали славы первооткрывателей могилы Эхнатона и в то же время дистанцировались от связанного с этим кошмара. Нокс с удовольствием позволил им грызться между собой. Единственное, что его волновало, так это благополучно доставить Гейл в ближайшую приличную больницу. Его никак не отпускал страх, что он подоспел слишком поздно. Этот страх оказался настолько всеобъемлющим, что он был вынужден признаться самому себе — его чувства к ней выходили далеко за рамки обычной дружбы.

Но когда он доставил Гейл и Лили в больницу, где они оказались в руках опытных врачей, стремившихся сделать все возможное для спасения девушек, он постарался ответить на бесчисленные вопросы полицейских и чиновников ВСДД.

Он рассказал им о терапевтах и карпократах, их поселении в Борг-эль-Араб, фигуре на мозаике и греческих буквах, которыми было написано имя Эхнатона. Он рассказал о своей теории исхода и, уже смертельно уставший, имел глупость поделиться своими соображениями насчет Амарны и рая земного.

Когда он проснулся на следующее утро, средства массовой информации уже били во все колокола. Открытие гробницы Эхнатона и Нефертити само по себе стало событием, которое не могло не привлечь внимание всех мировых медийных компаний, но кто-то озвучил его теории, что сразу придало этой новости совершенно другой статус. Уважаемые журналисты наперебой рассказывали, что Эхнатон и Нефертити были Адамом и Евой, иначе никак не объяснить, что место их последнего упокоения так точно описано в «Пещере сокровищ». И они утверждали, что наконец-то тайна исхода окончательно разгадана — евреи были амарнскими монотеистами, которых вынудили бежать из Амарны реакционные преемники Эхнатона.

Но тут же появились опровержения со стороны маститых ученых, отвергавших мнимую связь между Амарной и Эдемом и указывавших на то, что «Пещера сокровищ» была написана через две тысячи лет после Эхнатона, поэтому все совпадения носят исключительно случайный характер. Их поддержали богословы, поднявшие на смех само предположение, что Адам, Авраам, Иосиф и другие патриархи церкви были Эхнатоном, подчеркивая, что Бытие не является гармошкой, на которой каждый может играть, как ему нравится.

Но главная критика последовала от Генерального секретаря Высшего совета по делам древностей Юсуфа Аббаса. Прежде всего, он отмел обвинения в адрес Нокса, что тот не является серьезным археологом, а ищет славы, гоняясь за сомнительными сенсациями. Потом заметил, что амарнские гробницы заселяли проповедующие христианские монахи в первые века нашей эры, и они являлись гораздо более очевидными проводниками знаний об Эхнатоне, которыми располагали гностики Борг-эль-Араб. И если не принимать во внимание греческие буквы, то все остальное являлось чисто умозрительным построением. Даже Нокс был вынужден признать состоятельность этих доводов. И как обычно, то, что казалось окончательно выясненным, вдруг снова стало сомнительным, предоставляя ученым обильное поле деятельности на следующие сто лет.

Что касается преподобного Эрнста Петерсона, то, по словам Нагиба, он не столько признал свои преступления, сколько гордился содеянным, хвастаясь, как выполнял священную миссию по поиску лика Христа и приведения мира к свету. Он признал вину за смерть Омара и рассказал, как много раз пытался убить Нокса. И что был бы рад довести начатое до конца. Он называл себя солдатом Господа. И этот солдат Господа проведет остаток жизни в египетской тюрьме. Нокс никогда не отличался мстительностью, но в данном случае он не смог удержаться от улыбки.

Огюстэн заходил накануне днем. Он пробыл недолго, поскольку должен был везти Клэр в Александрию. Ноксу она понравилась с первого взгляда. Высокая, кроткая и застенчивая, она обладала потрясающей внутренней силой и наголову превосходила всех гламурных красавиц, покорением которых обычно занимался Огюстэн. Но за все годы, которые Нокс знал француза, он никогда не видел его таким влюбленным и испытывающим такую гордость за свою подругу.

Глаза Гейл закрылись. Он наблюдал за ней, думая, что она заснула. Но она вдруг снова открыла глаза и протянула к нему руку.

— Не уходи, — попросила она.

— Я не уйду, — ответил он.

Она снова закрыла глаза, и на лице появилось умиротворение. Она выглядела прекрасной. Он посмотрел на часы.

Впереди ждал напряженный день, У полиции снова появились вопросы. Юсуф Аббас вызвал его в каирскую штаб-квартиру ВСДД для объяснений. А соперничающие издания со всего мира постоянно названивали, предлагая бешеные гонорары за эксклюзивное интервью. Они все подождут.