Две недели на Синае. Жиль Блас в Калифорнии - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тогда г-н Тейлор, к великому удивлению губернатора, принялся защищать конвой; он пояснил паше, что эти бедолаги, умиравшие с голоду, вполне заслуживают прощения, хотя и поживились чуточку нашей провизией. К тому же единственным последствием этого небольшого вероломства было то, что оно заставило нас сутки поголодать, а вот если бы они его не совершили, то сами определенно умерли бы с голоду; что же касается проказы Отца Победы, то она вполне естественна для арабских нравов, и мы сами виноваты в том, что поддались на обман. И кроме того, вследствие нее наш конвой стал многочисленнее и тем самым надежнее. Так что, заключил г-н Тейлор, он убедительно просит пашу не настаивать на этой форме наказания.
Губернатор ответил, что все сказанное г-ном Тейлором об арабских нравах является совершенной правдой и доказывает, что он изучил эти края как внимательный наблюдатель; по словам паши, он вынужден признаться, что подобные истории случались уже неоднократно, но происходили они с заурядными путешественниками — с бедными художниками или нищими учеными, не заслуживающими того, чтобы разбираться, как с ними обошлись. Но с нами все обстоит иначе: мы посланники французского правительства, аккредитованные при вице- короле Египта и особо рекомендованные всем губернаторам Ибрагим-пашой. Так что все, кто причиняет нам обиду, подлежат суровому и безоговорочному суду, и потому он снова приглашает нас присоединиться к нему и посмотреть, как будут рубить головы преступникам. Сказав это, он сделал шаг к окну.
Мы поняли, что паша и в самом деле склонен проявить таким образом свое уважение к нам, и начали сильно опасаться за судьбу наших несчастных товарищей по путешествию. В итоге мы в свой черед встали и присоединились к настояниям г-на Тейлора. Тогда губернатор явно сделал над собой усилие и, подав нам знак, чтобы мы успокоились, велел привести виновных, а нас пригласил сесть рядом с ним. Через несколько минут показались наши славные друзья: впереди шли Талеб и Абу-Мансур, за ними Бешара, Арабалла и все остальные страдальцы; их сопровождали три десятка солдат с саблями наголо.
Войдя, Талеб и Бешара взглянули на нас с невыразимым укором, задевшим нас до глубины души. Мы знаком дали им понять, чтобы они успокоились; это было как нельзя кстати, потому что они дрожали всем телом и побледнели настолько, насколько это позволяла им сделать их смуглая кожа. Дело в том, что еще три часа назад их арестовали, не сообщив нам об этом, и от своих стражников они узнали, какая участь им уготована; таким образом, сознавая в глубине души свою вину и прекрасно зная, как скоро и безжалостно вершится турецкое правосудие, они уже считали себя погибшими, и с тем большим основанием, что обвинение, как им представлялось, исходило от нас, а потому никакой надежды на наше заступничество у них быть не могло; так что наши дружеские взгляды, какими бы обнадеживающими они ни были, показались им вначале совершенно непонятными.
Виновных поставили полукругом рядом с нами, и минуту губернатор молча смотрел на них таким свирепым взглядом, что у бедняг тотчас же исчезла та слабая надежда, какую мы успели вселить в них; наконец, увидев, что они достаточно подавлены и раскаиваются в содеянном, он произнес:
— Жалкие сыны Пророка, не исполнившие свой долг по отношению к тем, кто доверился вам! Первым нашим побуждением было отрубить вам головы, чтобы наказать за ваше преступление, но, тронутые настоятельными просьбами, с которыми обратились к нам посланник французского султана и сопровождающие его достопочтенные европейцы, мы даруем вам помилование. Так что вы отделаетесь тем, что каждый из вас получит по пятьдесят палочных ударов по пяткам. Ступайте.
Однако это было не вполне то, что устроило бы наших арабов; разумеется, для них предпочтительнее было получить палочные удары, а не лишиться головы, но не вызывало сомнения, что они сочли бы за лучшее освободиться и от палочных ударов; к счастью для них, мы придерживались точно такого же мнения. Господин Тейлор подал им знак немного подождать и, повернувшись к губернатору, удивленному нашей настойчивостью, выразил от имени всех нас благодарность за радушный прием, который он нам оказал. Наша признательность так велика, продолжал г-н Тейлор, что мы никоим образом не нуждаемся в новой любезности, какую ему угодно нам оказать в ущерб пяткам наших арабов. И потому он призвал пашу проявить великодушие и освободить их от всякого наказания, ибо если эти люди, терзаемые голодом, и отступили от своего прямого долга, то во многих других случаях они проявляли предупредительность и самоотверженность, выходившие за пределы взятых ими на себя обязательств; к тому же, после всех тех услуг, какие они нам оказали, мы смотрим на них не как на проводников, получающих за свой труд плату, а как на друзей, имеющих право на свою долю. Зная наши чувства, они и действовали соответствующим образом; единственная их вина состоит в том, что они чересчур небрежно поделили продукты, вследствие чего на нашу долю ничего не осталось, но это недосмотр, а не кража. А поскольку все люди, совершившие ошибку и искренне признавшиеся в ней, достойны прощения, он просит, чтобы дарованное помилование было полным и теперь, когда спасены головы, пощаду получили бы и пятки; к тому же, добавил г-н Тейлор, такое желание есть не только у него самого, но и у двух сопровождающих его европейцев, в чем губернатор может удостовериться, если он соизволит выслушать их. Губернатор повернулся к нам с недоверчивым видом, но по нашим молящим взглядам он и без наших слов понял, что г-н Тейлор говорит правду, и на минуту замолк в нерешительности и в раздумьях, словно искал выход из безвыходного положения. Тем временем арабы слушали перевод речи, которую произносил наш друг, с выражением горячей признательности, подкрепляя каждую его просьбу о милосердии красноречивыми жестами; так что стоило им увидеть, что мы присоединились к их защитнику, они поняли, что настал подходящий момент, бросились