Люди из ниоткуда. Книга 1. Возлюбить себя - Сергей Демченко

Скорее всего, болт был старательно вымазан какой-то гадостью. От сулемы до трупного яда. Или человеческого кала… Иначе с чего же меня так колбасит?!

В голову неожиданно вползает и удобно в ней устраивается весьма «утешающая» мысль: старею я, стареюу-у-уу…

Похоже, с дуру я ещё и зачистил ребятам тылы, размазав по стенкам этих двоих… Или троих? Мне в какой-то момент показалось было, что тупых ударов пуль было три… Но это неважно, — обидно сознавать, что своим я сейчас не подмога. Скорее, обуза. Так что тем, кто бьётся сейчас там, в том числе и за мою жизнь….- дай Бог им выжить, выжить…

Сквозь временами ускользающее сознание пытаюсь оценивать обстановку.

…Перестрелка и отборный мат позади меня не прекращаются. Они лишь стали гораздо реже. Обе стороны явно начали экономить боеприпасы, когда поняли, что молниеносного убийства и взаимного скальпирования противника не получится. Сквозь шум довольно редкой стрельбы я различаю, как Хохол что-то орёт Лондону, оружие того на некоторое время смолкает…

И в этот самый момент сверху, шипя и потрескивая, к нам в гости летит что-то увесистое. Остаётся надеяться, что мужики ещё не забыли этого коварного звука…

Поперхнулся и затих в изумлении вражеский пулемёт. Скорее всего, там попытались прикинуть степень опасности, которую может таить в себе нежданный «подарок небес»…

Несколько томительных секунд, показавшихся мне просто вечностью, ничего не происходило…, а потом дважды, с задержкой где-то в секунду, оглушительно бабахнуло, помещение осветила невыносимая для глаз и тела высокотемпературная вспышка немалого заряда смеси магния, «сухого» напалма и сурика. Я начинаю истерически смеяться, меня просто захлёстывает волна счастливого, безудержного веселья, приподнимающего меня над всепоглощающей болью…

Вот Упырь, вот же сукин ты сын! Так точно ты отмерил длину шнуров, рассчитанную на первоначальный испуг противника, а затем — на его собственное гибельное любопытство! И они ведь купились, паршивцы!!! Когда им уже показалось, что заряд «просрал», сдулся… и они, торжествующе ухмыляясь, высунули грязные носы… — вот тут оно им прямо в морды всё и разрядилось!

Лондон теперь орал ликующе, ему в унисон испуганно кто-то вторил с куда более ощутимыми интонациями причинённой муки… Ну, что ж… Это и кожный ожог, и ожог роговицы бедных глазок…

За моей спиною полыхает зарево небольшого рукотворного пожара, отбрасывающего ломанные, изогнутые тени на стены…

Теперь напрашивалось, ну просто должно было последовать продолжение, и оно пришло…

Визги и истошные вопли неизвестных уродов, поражённых разлётом брызг горящего порошка из серы и пластика, обрывают два хлёстких, оглушительны хлопка и яростный вой раздирающей в щепки эти жалкие «баррикады» крупной шрапнели. Что-то шумно будоражит воздух возле моего лица, обо что-то шлёпается, мою физиономию обдают мелкие-мелкие, тошнотворно пахнущие сладким, брызги… Вслед за чем в помещении вновь воцаряется окончательно провонявшая вывороченными внутренностями и гарью тишина. Лишь слышно, как потрескивают и, шурша, осыпаются с развороченной груды бывших «ящиков» мелкие щепки и всякая прочая мёртвая труха…

Щедрый на проделки Хохол «врубил» сразу две трубки, начинённые до отказа смертоносным металлом и «чёрным» порохом. Он попросту снёс, к чертям собачьим, всё угловое нагромождение, за которым и укрывался пулемётчик со товарищи, но как ему самому при этом не оторвало башку, ума не приложу…

То ли от прихода новой боли, то ли по положенному сроку, прошедшему с момента наступления первой, но я начинаю слабо различать контуры предметов. И едва прозрев, цепенею…

…Невероятным образом зацепившись содранным с плеча и части груди широченным лоскутом бледно-жёлтой кожи с кусками бело-розовых крупинок мышц за острые завитки оборванного взрывом кабеля, прямо передо мною раскачивается кверху ртом и ещё капает кровью на пол лысая, ушастая голова…

Подёрнутые одутловатостью смерти веки, блеклые зрачки, пробитые насквозь и вырванные с другой стороны щёки и жирная, блестящая копоть на обожжённом до перламутровой кости темени…

А ещё мне сразу не понравился цвет его кожи… Кожа существа, практически отвыкшего от дневного света. И эти глаза… В них не было тех цветов, тех красок, присущих радужной оболочке и зрачку здорового, цветущего человека. А ведь ему не более сорока… От существа несло болезненностью и нездоровьем. И от него воняло…формалином, что ли?! Словно от заспиртованного в пробирке экземпляра генетических отклонений… Наверное, я преувеличил со страху, и все эти факторы — плод моего разыгравшегося воображения. Но даже первый взгляд, брошенный на НЕГО, заставил моё тело содрогнуться от омерзения…

Вот уж действительно, — ур-род…

…Когда почти рассеялась поднятая выстрелами «туманность», меня привели в чувство силами спустившихся таки Вурдалака и Шура, в чьих ранцах оказались насильно навязанные женою бесчисленные препараты. По крайней мере, накачанный до бровей обезболивающими и противошоковыми, я смог даже подняться и, опираясь на притащенную кем-то доску, проковылять вместе со всеми в тот самый дальний конец помещения…

Там, в углу, после ведущего вниз ряда невысоких истёртых ступеней, в неровном свете подсаженных фонарей, бурела облупившейся краской громада мощной металлической двери…

Едва взглянув на неё, я дал команду отходить… Немедленно…

Если нас встретили в предбаннике таким отпором, то неизвестно, что будет ждать нас за этими огромными клинкетами. А в том, что за герметично закрытыми дверьми притаились в ожидании нашего вторжения живые существа, я ни на миг не усомнился…

Петли, штурвал-засов…, и даже уплотнительная резина вокруг обвода двери, — все они были тщательнейшим образом густо смазаны абсолютно свежим, не изъеденным солёною водою тавотом…

Перед нами оживала и вставала в полный рост самая большая тайна, почти легенда бухты и города, — элитное убежище, построенное для высшего командного состава флота и армии в шестидесятых. О нём ходила масса разночтимых сплетен и слухов, — от самых наивных до самых правдоподобных, но никто из простых людей, как выяснялось, так и не увидел его при жизни в глаза…

…Раздухарившегося было на проникновение Шура я осадил резким окриком и тут же, на месте, доходчиво втолковал всем, что если даже нам удастся удачно заложить заряды и взорвать толстенный металл, внутри мы точно ляжем все…

Даже если мы явимся сюда всем своим наличным и заёмным составом, притянув всех, даже «горцев», то в тесноте коридоров, которые явно охраняются не дураками и тяжёлым оружием, у нас не будет ни малейшего шанса.

Подобные убежища строились с таким расчётом, что простой лобовою атакой их не взять. Чрезвычайная узость тамбуров, переходов и коридоров, многочисленные «схроны» и ниши, в которых надёжно укрываются бойцы; запутанная система поворотов, спусков и подъёмов; нескончаемые отсеки, перекрывающиеся обильными дверями… И полное, абсолютно полное отсутствие естественных укрытий для наступающего противника. Голый, до идеальности пустой и простреливаемый бронебойными и крупнокалиберными пулями длинный коридор…

Всё это как не позволяло затащить туда более-менее тяжёлое штурмовое вооружение, так и действовать развёрнутым строем. А завалить проходы собственными телами… Нет, как-то не улыбается…

Именно поэтому сунуться туда было равносильно тому, чтобы лечь спать, положив голову в пасть крокодилу.

Раз уж неизвестные господа, обитающие за этими могучими стенами, пережили ТАКУЮ катастрофу и удосужились даже выставить постоянный блокпост, которым столь легко пожертвовали, то легко себе представить, какими возможностями в СВОЁМ доме они располагают…

И соваться к ним, — к тем, кто до сих пор сам не изъявил желания высунуться, — было б верхом безумия.

Возможно, они и покидали убежище временами, иначе как объяснить наличие форпоста и столь видимого порядка на «прилегающей территории»? Однако нежелание якшаться с нами, и уж тем более отсутствие особого стремления дать нам, хамам, по шее, сильно настораживало…

Сам факт того, что за пятидесятисемимиллиметровой сталью и претолстенным, гидронепроницаемым бетоном, построенном для куда более страшных разрушений, чем банальный и не вечный потоп, спокойно и незыблемо находятся НЕКТО, словно засевший в берлоге дракон, нас пугал. Чего уж тут скрывать?!

Так что мои, вняв разуму, отходили от двери, не спуская с неё перепуганных глаз и не опуская оружия…

…Как только её зловещие, хищные контуры входа скрылись в тут же сгустившемся за нами мраке, мы заметно ускорились. И уже не пятились раком, а почти бежали назад, к висевшим наготове верёвкам.