Закат Пятого Солнца (СИ) - Штаб Юрий

— Нельзя, господин. Тебе нельзя идти. Стой здесь.

Себастьян и сам удивился, когда его подтолкнули куда-то в сторону от пирамиды. Он ожидал, что его прямо сейчас поведут к жертвенному камню. Запястья ему стянули веревкой сзади. Риос твердо шагал, угрюмо глядя на пятно синей краски на кирасе. Видимо, кто-то из воинов запачкался об одного из приговоренных пленников, а потом случайно вымазал и испанца, когда помогал вязать ему руки. Очень символично! Краска как будто предрекала конкистадору его будущее. Себастьяну представлялось, как это пятно ширится по его телу, подобно смертельной эпидемии чумы, что расползается по городу. Синий цвет постепенно поглощает его, уничтожая одежду и доспехи, и глянцевито блестит на голой коже, отражая яркие лучи солнца в тот момент, когда Риоса доставят на вершину пирамиды.

Да уж, не о такой судьбе он мечтал! Себастьян шел, ощущая какой-то металлический привкус во рту. Самому себе он мог признать, что ему страшно. Он много раз рисковал жизнью, но всегда казалось, что шанс на спасение есть. Теперь же он никакой надежды не видел. Умереть вот так! На алтаре во славу чудовищным истуканам! А тело его затем даже не предадут земле. Без славы и гордости, в нищете и безвестности погибнуть под ножом жреца!

Себастьян оглянулся на пирамиду. На ее вершине уже начался виденный им прежде ритуал. Одного из раскрашенных синей краской пленников распластали на каменной плите, растянув в разные стороны руки и ноги. Богато одетый индеец застыл над ним, громогласно произнося речь. Отсюда обсидиановый нож было не рассмотреть, но испанец догадывался, что оружие уже готово. Рядом стоял еще один жрец, сжимая в руках топор с кремневым лезвием, готовый отрубить голову жертве после того, как ей вырежут сердце.

«Нужно будет, когда меня поведут вверх по лестнице, вырваться из рук палачей и прыгнуть вниз! — решил про себя Себастьян. — Все же лучше самому себе выбрать момент для гибели, чем покорно, как баран, идти на убой! Впрочем, дикарей и такой исход вполне обрадует. Вон как они ликовали, когда в прошлом городе какой-то индеец прыгнул со ступеней и разбился. Им бы только побольше крови!»

Потом в голову пришла мысль о том, что христианину не пристало совершать самоубийство. Но как понять, что является большим грехом? Оборвать нить своей жизни или допустить участие в богопротивном обряде, да еще и в роли жертвы!

«Господи, хоть бы этот мой поступок спас Фернана! Если бы нам разрешили еще поговорить напоследок. Он ведь еще совсем мальчишка! Сумеет ли вырваться из этого города, пройти сквозь леса и преодолеть море? Пускай хотя бы он доберется до Кубы!»

Мысли прыгали с каждым шагом, не складываясь ни в нормальную молитву, ни в попытку составить план собственного спасения. Себастьян окончательно сник, полагая, что дикари специально решили отложить его смерть, чтобы помучить напоследок неизвестностью.

Правитель тем временем оставил Фернана в покое, поскольку видел, что испанец из-за ранения и вправду не может участвовать в ритуале. Он посмотрел на пленного вождя и увидел, что лицо у того омрачилось. Прославленный воин и полководец, что с раннего детства усердно служил богам, молясь, принося им жертвы, участвуя в религиозных церемониях. Он правил своим народом, командовал армией, захватывал вражеских солдат на поле битвы. Иными словами, он прожил жизнь, достойную настоящего повелителя. И вот теперь, когда, наконец, пришел и его срок предстать перед властелинами мира, непочтительный чужеземец пренебрег своим правом лично рассечь пленнику грудную клетку. Захваченный в бою вождь не заслужил такого глупого оскорбления.

— Не стоит огорчаться в этот великий день, когда тебе предстоит встреча с богами, — обратился правитель города к захваченному вождю. — Я сам проведу ритуал, друг мой. Пойдем.

С этими словам он радушно указал рукой на каменную лестницу, что взмывала к верхней площадке пирамиды. Пленник, услыхав это предложение, мгновенно просветлел и, благодарно поклонившись, решительно стал взбираться по ступеням. Через пару минут он застыл перед алтарем, скрывая досаду и нетерпение. Придется подождать, пока жрецы произнесут молитву.

Он стоял, пронзительным взглядом осматривая раскинувшийся внизу город. На центральной площади собрался народ, что в немом благоговении ждал начала жертвоприношения. Лишь слаженный перестук барабанов через равные промежутки времени нарушал тишину. Вокруг вился пьянящий аромат благовоний. От каменной плиты, на которую ему совсем скоро предстояло лечь, исходило тепло. Солнце, довольное предстоящим подношением, гостеприимно прогрело его последнее земное ложе. Через минуту жрецы почтительно подхватили его под руки и помогли лечь на горячий камень. Пленный вождь очистил голову он мелких суетливых мыслей и начал шептать особую молитву, прекрасно понимая, что ее окончание он произнесет уже стоя прямо перед богами. Над ним навис правитель города, сжимая в руках ритуальный обсидиановый нож, украшенный на рукояти перламутром и бирюзой…

Оцепеневший Гонсалес смотрел на пленников, которых одного за другим режут на алтаре. Вниз скатывались головы, пятная красным специальный широкий желоб, тянущийся посреди каменной лестницы. Вслед за головами тем же путем отправлялись и тела убитых. На земле их подхватывали жрецы в черных одеждах, все в запекшейся крови, и волокли прочь.

Растерянный и шокированный, Фернан не представлял, что же дальше делать. Ему было жалко Себастьяна, он не представлял, чем помочь другу. К тому же подтачивала тревога за свое будущее. Он резко повернулся к стоящему сзади Луису. Слуга испуганно попятился, не зная чего ждать от господина. Что вообще происходит у любого чужеземца в голове? Как можно отказываться от той чести, что была предложена вождем?

Гонсалес левой рукой схватил индейца за узел плаща на груди и подтащил поближе.

— Что будет с Себастьяном?

— Я не знаю. Он поступил глупо, — затараторил Луис. Лицо его исказил страх. — Он обидел вождя, показал неуважение к богам.

Мысли Фернана лихорадочно запрыгали в голове. Что делать? Куда бежать? Идти на поиски друга? Или же пытаться найти общий язык с вождем? Но для этого придется подняться на вершину пирамиды. Гонсалеса, как истово верующего христианина, приводила в ужас сама мысль оказаться рядом со жрецами, проводящими свои богопротивные обряды.

— Моего друга убьют? Зарежут на алтаре?

— Сегодня нет, — пролепетал Луис. Голубые глаза испанца прожигали его насквозь и слуга совсем оробел. — Людей для нынешнего праздника отобрали заранее. Над ними проводили ритуалы, окуривали благовониями. Они отобраны в нужном для церемонии количестве. Твой друг не готов предстать перед богами.

У Фернана отлегло от сердца. Нервное напряжение, что подстегивало его немедленно действовать, спало и испанец почувствовал усталость. Удача просто посмеялась над двумя оторванными от друзей путниками. Столько опасностей они избежали! Столько трудностей преодолели! И теперь, когда казалось, что все невзгоды позади и можно готовиться к путешествию на Кубу, судьба отвернулась от них. Пальцы разжались, отпуская одежду слуги.

А еще Фернана жег стыд. Из-за того, что не вмешался, когда Себастьяна схватили, что оробел, как мальчишка, под строгим взглядом Риоса, который приказал стоять и ничего не делать.

«Да уж, это же так удобно, утешать себя тем, что ты бессилен что-то сделать и никак не можешь помочь товарищу! — подумал он. — Себастьян вон даже на пороге смерти подумал обо мне и сумел отвести от меня угрозу, указав на раненую руку. Добраться до Кубы? Да, но только вместе!»

— Мы должны поговорить с вождем, — решительно сказал он.

— Придется ждать окончания церемонии, — ответил Луис, не отваживаясь перечить.

И они принялись ждать. Время тянулось медленно. На вершине пирамиды продолжались какие-то церемонии, жрецы танцевали, раз за разом подбрасывали в курильницы кусочки ароматной смолы. Молитвы сменялись жертвоприношениями. Похоже, что весь праздник был расписан буквально по шагам и следовал заранее отработанному сценарию. Фернан застыл, пристально глядя на вершину пирамиды и перебирая варианты. Он думал о том, что же сказать вождю. Как убедить его отпустить Себастьяна?